Юля
— Боже, что на тебе надето?! — мама показательно морщится, я же только закатываю глаза. — Ты не могла что-то поприличнее найти… чем это?
— Ты говоришь так, будто я пришла голой.
— Моя дочь — дипломированный специалист. Никогда не понимала твоей тяги выглядеть, как проститутка! — На слишком громкий возглас к нам оборачиваются с соседних столиков.
Началось. Для моей матери мой гардероб — лишний повод меня задеть. Ведь у меня всё всегда слишком.
«Слишком коротко», «слишком откровенно», «слишком вызывающе», «слишком ярко», «это вообще не подходит к твоему оттенку кожи», «что за безвкусица?»
Эти придирки я слышу постоянно на протяжении тридцати лет.
Иногда мне кажется, что маме в детстве категорически запрещали играть в куклы, и свой гештальт она теперь закрывает через собственного ребенка. С дрожью вспоминаю платье-торт на выпускном. Мне тогда не хватало только диадемы, чтобы сходство с маминой принцессой было стопроцентным.
— А разве проститутка не может иметь диплом? Ты слишком категорична к ним, мам. Вдруг из-за твоих слов где-то сейчас плачет девица низкой социальной ответственности со степенью доктора экономических наук?
— Не говори чушь. — Мама показательно стучит ногтем по столешнице, будто вдалбливает каждое слово.
Меня всегда раздражал этот жест.
— Юлия, ты уже взрослая женщина, пора соответствовать!
Еще сильнее меня раздражало это официальное «Юлия». Когда моей матери было необходимо прочитать очередную порцию нравоучений, она всегда обращалась ко мне полным именем.
В современном языке есть отличный термин, подходящий к поведению моей обожаемой родительницы. Моя мама была удушающе токсична…
— Я уже сделала заказ. Сегодня у них отличный лосось.
— У меня аллергия на рыбу. Передай, пожалуйста, меню…
— Не выдумывай, у тебя нет никакой аллергии!
— Хорошо. Я ненавижу рыбу.
— Рыба очень полезна. Там колоссально, — она намеренно подчеркивает это «колоссально», постукивая ногтем, — колоссально большое количество омега три и аминокислот. Твоей коже не помешает…
И я еще думала, что хуже сегодняшний день быть не может?
— Мам, думаю, ты прекрасно пообедаешь в гордом одиночестве, потому что я как никогда близка к тому, чтобы исполнить твою мечту и все-таки стать проституткой, — с этими словами резко отодвигаю свой стул.
Похоже, я наелась.
— Юлия, что за взбрыки?! Сядь немедленно. На нас же люди смотрят! — мама вкладывает в свой взгляд все кары египетские, которые мне предстоят, если я не подчинюсь.
А еще моя мать безапелляционно деспотична. В нашей семье всё решает она, а не мой папа, застрявший между директорским креслом НИИ и каблуком.
Иногда я представляю, что моя мама — это огромный бронепоезд, который бесполезно останавливать. Нужно просто отойти в сторону, иначе тебя сметет на бешеной скорости. Но в такие моменты, как сегодня, я согласна на эту жертву, если мама больше не будет меня кормить нотациями и рыбой, от одного вида которой меня тошнит.
Когда мы с Соболевым развелись, моя мать объявила мне бойкот на три месяца. Она не разговаривала со мной, не отвечала на сообщения и передавала все требования через отца. Удивительно, что моя свекровь оказалась ко мне более отзывчивой, чем родная мать. Конечно, за холодной войной появилась долгожданная оттепель в наших отношениях, но всё равно они стали меньше походить на отношения мамы и дочки.
И все-таки, это моя мама.
Досчитав до десяти, смиренно возвращаюсь за стол переговоров.
— Давай просто поедим, мам?
У меня тяжелый день. Я не выдержу боевых действий на два фронта.
Пока я вяло ковыряю стейк из лосося, мысли снова возвращаются к бывшему мужу. Как же так вышло, что мы снова вместе? Пусть и не в общепринятом смысле.
Что за извраты судьбы?
После кофе, наконец-то попавшим в мой организм, решаем прогуляться до сквера с фонтаном. Здесь деревья дают спасительную тень, от воды веет прохладой, и жара уже не кажется такой удушающей.
В медитативной паузе наблюдаю за детьми, бегающими между струями воды. Они хохочут, брызгаются водой, гоняются друг за другом. Так выглядит абсолютное счастье. Вот бы мне к ним.
Тогда моя мать пилила бы меня неделями. Как же! Взрослая тетка полезла в жаркий полдень в фонтан! Криво улыбаюсь от этой мысли.
— Как дела на работе? Ничего нового?
— Всё нормально. Работаем в штатном режиме.
Ну не говорить же мне, что ее бывший зять прямо сейчас обживает свой новый кабинет. Вангую, заикнись я об этом, и наша холодная война выйдет на очередной виток.
— Как дела у Михаила? — вопрос ставит меня в тупик, но на него мне ответить проще.
— Мам, наши с ним дела закончились полгода назад.
Михаил был моей уступкой маминому желанию во что бы то ни стало построить мою развалившуюся личную жизнь. Сын маминой подруги в лучшем своем проявлении. Успешный сорокалетний бизнесмен. Неженатый, любящий свою маму, свою машину, свою фигуру и свое отражение в зеркале.
С ним я быстро поняла, что наши дороги, даже если пересекутся, навсегда будут идти параллельно друг другу вопреки всем законам геометрии.
— И что? Он даже не поздравил тебя с днем рождения? Ни букета, ни конфет?
Отрицательно качаю головой. Цветы-то мне как раз подарили, вот только даритель не тот.
— Я думаю, больше не стоит ждать от него цветов.
— Ну и ладно. — Мама подозрительно быстро соглашается, хотя я настроилась отбивать подачи. — В эти выходные мы с твоим отцом приглашены на юбилей. Ты же помнишь тетю Свету? Ей стукнет пятьдесят два.
Ну да, юбилей же на любую дату.
— Будут только самые близкие. Ее младший сын — Роман — возвращается из Штатов. Представляешь, он работает брокером! Думаю, вы найдете много общего…— Нет, нет, нет. Мам, мы это уже проходили! Моя личная жизнь — только моя. Я больше не хочу свиданий с перезрелыми сыновьями твоих многочисленных подруг и коллег!
— Разве я что-то говорила о свидании? Просто тихое семейное торжество по случаю юбилея. Роман наслышан о тебе…
О боже! Хочется завыть.
— Мама, прекрати, пожалуйста, эти своднические штучки. — Молитвенно складываю ладони, пытаясь достучаться до нее. — Мне это не нужно. И я не готова сейчас к отношениям…
— Ну и кого ты найдешь с твоим везением? Какого-нибудь чистильщика бассейнов в грязных портках? Тем более, я уже сказала, что ты придешь. Будет неприлично отказаться! Что тогда о нас скажут?
То, что я давно выросла из того возраста, когда меня нельзя оставить дома одну, и что в некруглую дату юбилей случается раз в «никогда» лет, мало волнует мою мать. Логика здесь сегодня не нужна. Не удивлюсь, случись похороны, она бы нашла повод и туда меня затащить ради того, чтобы ее дочь перестала быть «той самой разведёнкой».
— Им придется пережить мой отказ, а Роману подыскать другую соседку по несчастью… прости, за столом. Без меня, мам.
— Юля, тебе ведь уже не восемнадцать! Пора уже задуматься о семье, о детях! В конце концов, ты не молодеешь, девочка моя.
Вздрагиваю всем телом. А вот это был удар ниже пояса.
Выскребаю из себя остатки выдержки. После общения с родной матерью мне хочется в запой на неделю, но…
— Извини, мам, мне пора. — До конца обеда еще полчаса, но пытки не входили сегодня в меню. Целую ее в мягкую щеку, пахнущую бессменным ароматом духов, и спешу прочь.
Внутри все кипит, плавится от обиды. Ну почему просто нельзя оставить меня в покое?! Разве я плохо живу?
Взгляд падает на витрину книжного магазина. О, мне бы точно не помешал мануал по атравматичному общению с матерью.
Телефон вибрирует. Какой-то спам пробился через блок. Сбрасываю вызов. Незнакомые номера на личный номер не принимаю принципиально. Но абонент не сдается. Звонит снова и снова.
Досадливо поджимаю губы, но вместо того, чтобы скинуть номер в черный список, принимаю вызов. В эту секунду в голове глупая мысль, что Мирослав звонит с нового номера.
— Здравствуйте, могу я поговорить с Юлией Александровной Соболевой? — вежливо просят на том конце провода.
— Слушаю.
— Вам знакома Алла Владимировна Тоцкая?
— Допустим.
С Алкой мы учились в параллели. Яркая, взрывная заводила и душа компании. Ни одна тусовка не обходилась без нее. Избалованная дочка депутата Тоцкого никогда не знала нужды в деньгах и работать после выпуска, по ее словам, не собиралась. Правда, слышала, что папа ее попался на взятке. Но у таких людей всегда на черный день припрятан бизнес другой.
Как-то Алла писала мне в соцсетях. Спрашивала, как жизнь, как дела. Звала на какую-то неформальную встречу свободных художников. Взяла мой номер и пропала…
— Алла Владимировна оформила кредитный договор с банком на сумму в десять миллионов рублей.
— Рада за нее. При чем здесь я?
— А при том, Юлия Александровна, что платить по кредиту госпожа Тоцкая не хочет. На связь не выходит, номер сменила…
— Извините, мне не интересно. Всего доб…
— А вот перебивать не стоит меня, Юленька. Я ведь пока с тобой по-хорошему разговариваю. В этом договоре ты указана, как контактное лицо по всем вопросам. — Голос неведомого собеседника холодеет на пару сотен градусов, а у меня вдруг пробегает морозец по коже.
— Этого просто не может быть. Мы не общались очень давно…
Сюр какой-то. Я вспоминаю, как видела сториз, где Алла зажигает на островах. «Мечты должны сбываться», — так она, кажется, подписала кадр, где белозубо улыбается на фоне океана.
— Понимаю. Но платить всё равно придется. Давай встретимся. Нам есть о чем поговорить.
— Я не собираюсь ни с кем встречаться. И уж тем более оплачивать чужие долги! Всего доброго! — выпаливаю и обрубаю вызов.
Что еще за тупой развод на бабки? Какие кредиты и я в качестве контактного лица?
На телефон одно за другим прилетают сообщения.
Мой адрес. Адреса моих родителей и свёкров. Боже, да они даже приплели сюда моего бывшего мужа!
И пока я ошарашенно смотрю на экран, застыв посреди тротуара, падает еще одно:
«Достаточно информации? Соглашайся, и беседа будет для тебя приятной».
Твою мать!
Трясущимися руками лезу в инсту. В подписчиках нет никакой Аллы Тоцкой. Поиск выдает нулевой результат.
Раздраженно смахиваю приложение и захожу в другую соцсеть.
«Пользователь удалил свою страницу».
Вот же сука.
Уж лучше бы меня полчаса назад переехал бронепоезд.
продолжение следует....
Контент взят из интернета