Анну поселили в доме для прислуги. Это была глухая каменная коробка, впрочем, довольно комфортабельная внутри. Четыре комнаты, кухня, ванная. Окна есть, но они маленькие и под потолком. В каждой комнате жили две женщины. Все – на редкость молчаливые и необщительные. Похоже, их ни капли не тронуло отчаяние Анны, которая ощущала себя в тюрьме, и плакала в первые дни не переставая.
Комнату свою Анна делила с девушкой, которая была моложе других. Наверное, лет двадцать ей исполнилось, не больше. Звали ее Фаиной, и она помогала поварихе, выполняла черную работу на кухне.
— Тебя тоже отсюда не выпускают? — спросила Анна.
Фаина пожала плечами:
— У меня два раза в год отпуск. А в остальное время – куда мне идти?
Фаина приехала из глухой провинции, и работа тут ее вполне устраивала. Платят хорошо, не надо тратиться на еду и съем жилья. От добра добра не ищут.
— А если ты захочешь отсюда уйти?
— Могу. Только предупредить заранее надо, чтобы мне нашли замену. Но лучше, чем тут, я точно ничего не найду.
Анна смотрела на нее с изумлением. Какой же жизнью нужно было жить прежде, как настрадаться, чтобы считать удачей заключение в этот каменный мешок?
Здесь был четкий распорядок дня, как в бол—ьнице или тю—рьме. Вставали женщины рано, пили кофе, завтракали наскоро, и спешили в «большой дом», чтобы приступить к своим обязанностям. Возвращались вечером, а порой и совсем поздно, если у хозяина были гости.
Анна пока из домика прислуги не выходила. Ей было страшно. Не хотелось лишний раз попадаться на глаза ни Павлу Ивановичу, ни охранникам, разгуливавшим по двору.
Но, наконец, настал тот вечер, когда за Анной прислали Фаину. Анна смотрела телевизор. Больше никаких развлечений тут не было.
— Иди, — запыхавшаяся Фаина встала на пороге, — ПалВаныч тебя зовет.
Испуганная Анна вскинула глаза, и Фаина сразу поняла, что значит этот взгляд.
— Не бойся. ПалВаныч этим не грешит. Уже давно. Может, поэтому от него и жена ушла.
Павел Иванович лежал у себя в кабинете, на неудобном кожаном диване, с мокрым полотенцем на лбу. Надо было бы перейти в спальню, устроиться на подушках, но он боялся пошевелиться – головная бол-ь только что начала отступать. Время от времени она мучила Вуколова так, что жи—ть не хотелось. Все обследования были пройдены, врачи ничего не находили, списывали это ад-ское состояние на простую мигр—ень. А ле—карств Павел Иванович не пил принципиально, ратовал за натуральные средства исцеле—ния. Хотя мокрая тряпка не очень успешно заменяла обезболы.
Вуколов не пошевелился, когда вошла Анна. Слабо махнул рукой:
— Садись… Нет, погоди…. Подойди к письменному столу, возьми фотографию…
Анна не знала, в чем дело, но понимала, что человеку плохо. Он старалась ступать неслышно. Взяла с письменного стола фото в рамке. На нее смотрел мужчина – еще молодой, взгляд жесткий и хищный, как у Вуколова.
— Теперь садись… Посмотри на снимок. Вам….кто ты там?...экстрасенс? медиум?.... Вам всегда фотографии подавай. Гляди… это мой брат Виктор. Ты мне правильно тогда сказала, что его уже на свете нет. А ты можешь сейчас увидеть, где он?
Анна смотрела на Павла Ивановича ошарашенно. Ей почему-то вспомнился фильм «Привидение». Этот человек желает услышать от нее что-то в этом роде? Кто пришел за его братом, после того, как он покинул этот мир – светлые или темные? Нет, не зря у Павла Ивановича полотенце на лбу, у него явно что-то с головой.
— Откуда я знаю…. Кем вы меня считаете?
— А ты подумай…, — Вуколов усмехнулся нехорошо. Но зря он это сделал. В висок вновь стрел—нула боль, и он с трудом удержался от стона.
Анна сжала в кулачке свой кулон. Но жук-скарабей сейчас ничего не мог ей помочь, висел на груди как простая деревяшка. Девушка молчала. Пауза длилась и длилась.
— Ладно, иди, — разрешил хозяина, — Думай до завтра. И не вздумай мне врать…Я все равно узнаю.
*
Игорь Сиваков, которого Ярик знал как частного детектива (познакомились когда-то в кампании и с тех пор периодически пересекались) спи--вался окончательно и бесповоротно.
Каждый день он просыпался разбитым, по дороге в ванную видел свое отражение в трюмо – впрочем, задерживаться и разглядывать отёкшую физиономию хотелось меньше всего, говорил себе, что сегодня точно не пойдет в «КаБэшку», но уже через несколько часов ему начинало казаться, что вечер без вина будет долгим и скучным.
Работы у Игоря в последнее время было мало, так как он перестал стесняться и уже среди дня становилось заметно, что он изрядно подшофе, что, естественно, не нравилось его нанимателям. Получался замкнутый круг. Заказы, которые перепадали Игорю – поиск пропавших собак, наблюдение за неверными мужьями и женами – сам детектив считал мелкими, недостойными его былого таланта. Чтобы стало легче на душе, он принимал на грудь. А дурная слава катится быстро, с нетре-звым детективом серьезные заказчики дела иметь не желали. Поэтому денег было мало, и о качественных напитках речь уже не шла. Бывали дни, когда Игорь не мог позволить себе ничего, кроме дешевого вина в коробках, Хотя и среди этого пойла порой попадалось такое, что надолго дарило блаженное чувство оп—ьянения.
Если кто-то из знакомых Игоря нуждался в его помощи – они обычно шли к нему домой, без предварительных звонков. Если детектив мог сесть на диване и связно разговаривать – считалось, что его уже можно посвящать в курс дела. Если же он лежал и мычал, незваным гостям не оставалось ничего другого, как ретироваться.
Ярику повезло. Он встретил Игоря возле подъезда, тот как раз возвращался из магазина с «уловом», тремя коробками «Изабеллы», которых ему должно было хватить на сегодня.
— Ты, скорее всего, не сможешь мне помочь, — сказал Ярик, не подозревая, что задевает этим самолюбие Игоря, — Но, может, тебе в голову придет хоть какая идея.
Они вместе поднялись в квартиру детектива. Чувствовалось, что у хозяина давно уже не доходили руки до наведения уюта, если такая мысль вообще приходила ему в голову. Но первый взгляд Ярик бросил на книжные полки. Когда-то библиотека у Игоря была – на зависть. Но теперь, если денег дома не оставалось совсем – он сгребал с полок пять-шесть книг, и шел к ближайшей остановке, чтобы продать их за бесценок. Сейчас, видно дошло дело до самого дорогого – до романов Стивена Кинга. Что-то не видно на полках этих книг, их ярких обложек, с характерной остроконечной формой шрифта.
Игорь включил электрический чайник, и стал готовить кофе. Себе в чашку он насыпал «Нескафе» не чайной, а столовой ложкой.
— Что у тебя? — спросил он хмуро, предвидя, что свидание с «Изабеллой» придется отложить.
Ярик рассказал. Игорь молчал. Ярик осторожно посматривал на него. Молчание Игоря было своего рода хорошим признаком. В противном случае он отмахнулся бы сразу. Что означало бы – не буду я этой чушью заниматься.
— И всё? — спросил Игорь, когда Ярик замолчал.
— Вроде всё.
— Так не бывает. Давай-ка все, что вспомнишь, начиная ну….примерно за неделю до того дня, когда ты узнал, что Аня пропала. Всё, понимаешь? В мельчайших подробностях.
Ярик недоумевал. С его точки зрения, в этот промежуток времени не происходило ничего необычного. Сам он работал, а как только освобождался – заходил за Аней, и они вместе куда-нибудь шли. Теперь ему приходилось вспоминать – на каких фильмах они побывали, в каких парках гуляли, в каких кафе сидели. Не было ли такого, чтобы на глаза им попадался один и тот же человек.
— Да не следил за нами никто, — в конце концов почти возмутился Ярик, — Кому мы нужны?
— Вот это слово «Скарабей», - Игорь постучал пальцем по злополучной записке,— Оно означает какого-то человека, которого Аня знает?
— Уверен, что нет. У нее вообще очень узкий круг общения. Она всё дома, с бабушкой…. Я же уже говорил, что об этом индийском кулончике речь….
— А почему же тогда слово написано с большой буквы, как имя?
Ярик смотрел беспомощно.
— Разве что потому, что Аня очень дорожила этой вещицей.
— Она была такой красивой? Ценной? Или просто жук стал ее талисманом?
Пока Ярик собирался с мыслями, Игорь сверялся с телефоном. Мобильник был единственной более-менее ценной вещью в доме, которую он еще не пропил.
— Что пишут… что пишут… Вот… «Скарабей символ возрождений и всепобеждающей жизненной силы. Это также символ воскрешения, олицетворяющий закон перевоплощения. Божество Хем после физической смерти, показан как творец и сеятель злаков, которые, прорастая каждый раз в новом колосе, имеют на стебле жука-скарабея»
— Знаешь, я никогда всей этой мистикой не занимался…, — начал было Ярик.
— А твоя Аня?
— Аня? Вроде бы что-то такое было…Она говорила… То ли сны вещие видела… то ли картинки какие-то мелькали у нее перед глазами...
Ярик чувствовал себя абсолютно беспомощным. И виноватым, что он не расспросил Анну.
— Я ее недавно познакомил со своей мамой, - добавил он.
— И как? Все прошло гладко?
— Ты хочешь сказать, что если бы маме не понравилась Анна, она могла бы… Да брось, это чушь, такого не может быть…Просто у нас такого, близкого разговора не получилось, потому что мы были не одни…
— А кто еще?
— Джуна…то есть, это я ее так называю, вечно забываю, как эту женщину зовут…Ты, конечно, слышал про нее… Она вроде такого…личного экстрасенсы для богатых. Мама просто ее лечила в свое время, с тех пор они приятельствуют.
— Так мама решила пригласить ее в этот день, или она сама пришла? Я понимаю, о ком ты говоришь, да…Тоже вечно забываю ее имя. То ли Томила, то ли как…Ладно, пусть будет Джуна. Так что, почему она у вас появилась в тот вечер?
— Да не знаю же я, — Ярик повысил голос, — Какое это имеет значение вообще – пришла и пришла.
— Я к тому, что ты многого еще об этой Джуне не знаешь, - Игорь поглядел на коробку с «Изабеллой» тоскливо, потом решительно встал, отрезал кончик и налил обоим по стакану красного, благоухающего дешевой парфюмерией вина.
— Не хочу, — отказался Ярик.
— Не отказывайся сразу. Ты сейчас много нового для себя узнаешь.
— Какое отношение это имеет к Ане?
— А такое, что эта Джуна тор-гует людьми.
Ярик оторопел.
— Как это может быть вообще? Ты ничего не попутал часом?
— Нет, - теперь в голосе Игоря чувствовалась усталость, — Я знаю, о чем говорю. Правда, мне известны, наверное, далеко не все случаи…Но есть те, за которые я отвечаю, что это правда… Она находит покупателей на детей из …как это сейчас говорят? – неблагополучных семей…Где семеро с ложкой, и где родители готовы передать одного из детей богатым приемным родителям. Она подыскивает молоденьких девушек – упаси Бог, не профи — а таких тепленьких, прямо из семьи… для обеспеченных мужчин.
— Ты хочешь сказать, что…, — ужаснулся Ярик.
— Не-а, - Игорь постучал пальцем по записке Ани, — Тут всё не просто так. Тут жучок вмешался. И чую я, что все будет сложнее. Хорошо, я за это дело берусь.
— А я, — сказал Ярик, — Поговорю с мамой. Мне тоже нужно задать ей кое-какие вопросы.
*
Галина Павловна чувствовала себя неважно. Всю свою жизнь она напоминала людям о профилактике, о том, что нельзя заниматься самол--ечением, но сама обращалась в больницу только тогда, когда по грубому народному выражению «припрет».
Вот и сейчас, когда у нее начались проблемы, она не собиралась никуда обращаться. В конце концов, она же сама врач. Но шло время, а неприятные симптомы все не проходили.
И, Галина Павловна, скрепя сердце отправилась в поликлинику. Ей не было нужды стоять в очереди за вожделенным талончиком, тут ее все знали. Поэтому она поднялась на третий этаж, и когда из кабинета у—зи выглянула медсестра, кивнул ей:
— Олечка, пусть меня нынче посмотрят…
Минут через двадцать, в обход очереди, ее позвали к врачу. Галина Павловна отлично знала эту докторшу. Лариса Матвеевна практически никогда не ошибалась, и всегда была не просто вежлива, а даже ласкова со своими пациентами. Особенно с теми, кому предстояло услышать нерадостные новости.
…Но сейчас она смотрела на экран, где чуть вздрагивало и покачивалось серо-белое изображение (будто дышало само по себе) и молчала.
— Что, Лариса? – не выдержала Галина Павловна, — Что не так?…
— Вам нужно связаться с очень хорошим хирургом, — сказала Лариса Матвеевна, - И чем скорее, тем лучше.
Продолжение следует
