Отца у Вадима никогда не было. Вернее, в детстве мама говорила, что папа летчик и находится в очень длительной командировке. Когда Вадику было лет шесть, мальчишки во дворе разъяснили ему всю глубину его заблуждения. По итогам разъяснительной работы Вадик с главным заводилой с неделю ходили с одинаковыми фингалами. С тех самых пор слово «летчик» вызывало у мальчика лютую злобу и глубоко скрытую печаль.
Наталье, матери Вадима, в свое время повезло родиться в семье состоятельных москвичей. Семья проживала в просторной пятикомнатной квартире. Правда, квадратные метры располагались не на пафосных Патриарших, а в более скромном Царицыно. Однако, столичные метры в любом месте позволяли решить множество проблем.
Девочка росла славненькой и ладненькой. С годами Наташа превратилась в красивую девушку. Она была тоненькой, легкой, летящей. Светло-серые глаза в сочетании с каштановыми от природы волосами, превращали девушку в красавицу. За своей пышной гривой Наталья ухаживала с особой тщательностью. Даже в жару ходила с распущенными волосами, чтобы не скрывать от окружающих такую красоту.
Что и говорить, Наташа не была лишена чувства тщеславия. Впрочем, у 17-летней красотки самолюбование не переходило в снобизм. С людьми Наташа сходилась легко. За что в итоге и поплатилась…
По мнению Наташи, удаленность ее дома от центра Москвы компенсировалось близостью знаменитого Царицыного парка. Девушка могла часами гулять по живописным дорожкам и мосткам паркового комплекса. Любимым местом была пешеходная дорожка у самой церкви. Себя Наташа почему-то ассоциировала с колокольней. Глядя на это открытое всем ветрам строение, девушка фантазировала, что и она сама вот так же открыта для всего нового. А еще в глубине души Наташе казалось (хотя она сама себе до конца в этом не признавалась), что белокаменная колокольня, возвышающаяся над приземистым куполом самой церкви, отражает духовную высоту девушки.
У церкви девушка и встретила «летчика». Будущего папу мальчика Вадима звали Виктор. Он называл себя свободным художником и тоже любил колокольню царицынского Храма иконы Божией Матери.
Виктор носил длинные волосы невнятного мышиного оттенка. Слегка сальные пряди он перехватывал бордовой резинкой, которой обычно скрепляют пачки денег. «Вьюноша со взором горящим» был худощав, имел острый подбородок и россыпь тщательно игнорируемых прыщей по всему телу. В последнем Наташа смогла убедиться, поддавшись красивым заверениям в вечной любви, на тахте в полуподвальной каптерке, гордо именуемой Виктором «студией».
Неопытная девица сначала рассталась с девственностью, а через несколько месяцев – и с романтичным взглядом на жизнь. Когда в нужный срок к ней не пришли женские недомогания, пунцовая от стыда и смущения, Наташа отправилась в самую дальнюю от дома аптеку за тестом на беременность. Надо ли говорить, что тест показал две полоски, а свободный художник тут же открестился от будущего отцовства?
Скандал в «студии» вышел знатный. По общепринятым канонам, раздосадованный молодой человек обвинил во всем рыдающую девушку, потом выразил глубокие сомнения в том, что ребенок от него. И выпроводил уже бывшую подружку за пределы богемного пространства, крикнув напоследок, чтобы забыла в его студию дорогу и обозвав женщиной с низкой социальной ответственностью…
Наташе в свое время повезло – она родилась не просто у любящей семейной пары, но еще и у хороших людей. Доверяя родителям, девушка пошла со своей бедой к ним, а не топиться к ближайшему пруду, в соответствии с сюжетами романтичных рассказов XIX века.
Мама с папой ворчать не стали. На удивление Наташи, они постарались сохранить спокойствие, приняв беременность дочери, как факт свершившийся. Конечно, оставшись одни, они могли дать волю эмоциям: Ирина Николаевна плакала, Илья Федорович глубоко вздыхал. Не таким они представляли будущее своей дочки. Хотелось для нее любящего мужа и семейного счастья. Но самой Наташе говорить о своих мыслях не стали. Понимая, что беременной девочке нужны положительные эмоции, мастерски разыграли роли.
- Вот и хорошо, вот и славно, - потирая довольно руки, сказал папа. – Не хотели с матерью на тебя давить, потому и не заводили этот разговор. Но ты же знаешь, что мы родили тебя в зрелом возрасте. И боялись не успеть понянчить внуков.
- Да, доченька, оставляй ребенка, - вытирая непрошенные слезы, проговорила мама, Ирина Николаевна. – Никакой вшивый художник нам не нужен. Сами воспитаем и поднимем на ноги.
И женщины обнялись, теперь уже вдвоем обильно орошая влагой из глаз свою одежду. Илья Федорович, нахмурившись, отошел к окну, чтобы цунами слез не захватил и его. Была в этом известии один положительный момент: Ирина Николаевна и Илья Федорович станут бабушкой и дедушкой, о чем они давно мечтали.