То, что Петр Петрович умер, не стало для обитателей деревни Овражки новостью, потому что в последние годы все диву давались — как только Петрович со всеми своими недугами и возрастом, перевалившим уже за девятый десяток, продолжает по свету ходить? Но никто кончине Петровича не радовался и вообще равнодушных не было, потому что известен был Петрович как старик чудаковатый, но душевный, с юмором и большой жизненной мудростью. Он в Овражках появился еще в самом начале девяностых и прикупив стоящий на самом отшибе, по сути — даже на некотором отдалении от деревни пустующий дом, объявил всем, что будет фермерствовать. На него, впрочем, рукой махнули — какое тут фермерство, кому ты эту картошку и прочие дары огорода продавать собрался?
Но Петрович был мужик со смекалкой в придачу к чудинке своей и вскоре, смастерив теплицы-парники своими руками, он стал хозяйничать. И как—то дела у него в гору пошли… Оказалось, что несмотря на трудное, неоднозначное время, в городе, куда Петрович мотался с товаром, были свои охотники, то есть покупатели на то, что он мог предложить… Казалось бы, кого удивишь садовой земляникой? Но Петрович предлагал землянику белого цвета и желтую, да еще ягоды какие-то странные, явно заморского происхождения… И оказалось, что всякие недавно создавшиеся богатеи с большим удовольствием готовы такое вот скупать! Вообще, Петрович о своем бизнесе не шибко распространялся, но в деревне разве от общества что утаишь, да и на рынке в городе его видели…
Люди покачали головами — шустрый Петрович оказался, повезло! Да только зимой-то какая ягода?! Но оказалось, что к зиме Петрович успел соорудить пристройку к дому, вроде как дополнительную кухню сделал, да еще — своими руками собрал коптильню и стал там готовить рыбу. Скупал у местных мужиков улов и коптил ее по особым рецептам, чтоб получился деликатес, опять же — для продажи в городе.
А весной Петрович выкупил у бывшего совхоза земли и засеял все морковью, свеклой и некоторыми другими овощами. Нашел, кому продавать в городе. Ягоды, опять же, стал выращивать больше по науке и не только собственными силами — построил теплицы, нанял работников. Так и стал фермером… Вообще, местные сперва косо на него поглядывали — просто из-за социальной разницы, потому что, ишь, самый умный выискался! Но потом Петрович снискал всеобщее уважение. Во-первых, он выручал деревенских — у него запросто можно было до получки в трудные времена занять. Правда, еще у Петровича будто рентгеновское зрение было и он никому, кто на бутылку хотел деньгу получить, ее никогда не давал! Во-вторых, он помог местной школе с ремонтом, а еще расчистил местный пруд, который из лужи превратился в маленькое такое, симпатичное озерцо, на берегу которого теперь можно было и пикник устроить и позагорать…
Сколько имел со своего фермерства Петрович, никто точно не знал, но догадывались — что немало. Однако, никто не мог понять, а на что же он, собственно, тратит деньги?
Вообще, сперва он тратился прилично и было ясно на что — он восстановил дом, который имел два этажа и который, как говорили раньше, был построен еще в середине прошлого века, чтобы сюда для цивилизованного, так сказать, отдыха, могли приезжать большие люди из города. Но с середины восьмидесятых годов дом стоял заброшенный и понятное дело, что к девяностым — совсем в печальном состоянии оказался. Петрович позаботился о том, чтобы вернуть ему приличный вид. Но люди могли лишь видеть, как он снаружи все решил сделать, а что было внутри — мало кто знал, потому что Петрович гостей не любил принимать. Ездил Петрович, пока мог машину водить, на обыкновенной Волге. Одевался просто и даже так, что если бы не знали, кто таков, то можно было бы подумать — бедствует мужичок! Еще доподлинно всем было известно, что был Петрович одинок… И по этому поводу масса версий была! Одни говорили, что Петр — детдомовский, другие уверяли, что дело тут, конечно, в конфликте с семьей, быть может, в этом замешана даже какая-то любовь несчастная! Словом, все могли лишь предполагать, почему он такой одиночка… Так и жил Петрович потихоньку… Вел сам свои дела. А потом умер. Врачи сказали, что смерть эта была легкой — просто сердце во сне отказало.
— Ну и что теперь делать? — спросила Анастасия Карасева.
Она приходилась ближайшей соседкой Петровичу и знала его чуть лучше прочих, потому что в последние годы, будучи матерью-одиночкой с двумя девчонками возрастом шести и двенадцати лет, выживала тем, что подрабатывала на фермера-отшельника — заходила к нему два-три раза в неделю прибраться в доме и приготовить еды. И естественно, что всем было жуть как любопытно узнать о частной жизни нелюдима.
По этому поводу между Анастасией и одним деревенским парнем — Никитой, состоялся разговор. Состоялся он за пару месяцев до того, кстати, как Петрович ушел на тот свет.
— У него там как избушка у Бабы-Яги, — однажды сказала Алла — младшая дочка Анастасии, когда зашел разговор о соседе.
Мать отвесила ей в педагогических целях легкий, почти ласкающий подзатыльник и велела не болтать ерунды, а то запретит читать на ночь книжки сказок!
— Обычный у него дом. Представляешь, даже никакой техники нету дорогой, холодильник вообще — Бирюса! Печка, ну, плита обычная такая, в общем, все просто… Ну, а чего вы хотите? — она развела руками, — многие, кстати, миллионеры и даже миллиардеры живут скромно. Вот, я видела про то, что в Америке аж на метро могут ездить и в носках рваных ходить!
— Зачем же тогда деньги зарабатывать? — спросил Никита.
— Ну, может быть он на благотворительность тратит, — предположила Света — старшая дочка Анастасии. — Он любит говорить, что добро обязательно должно победить…
— Это про что он так говорит? — не понял Никита.
— А я почем знаю? — Светик пожала плечами. — Иногда задумается, да и бурчит себе под нос…
— Одним словом — псих! — подвел итоги Никита. — Но любопытно… Куда же он деньги девает? Наверное, копит… Я слышал, такое бывает — патологическое накопительство!
Никиту в деревне не очень любили, потому что он был тем самым парнем, который в гости ходит и каждый раз напрашивается на то, чтоб его покормили, еще он был тем самым парнем, который работать умеет, но не любит и ленив, хотя талантлив, а еще он был балагуром со склонностью к мечтательству, но ни одну из своих задумок не доводил до конца. Недолюбливали Никиту, но считали его персонажем Овражек безвредным — потому что он в жизни не пил, потому что у него была аллергия на алкоголь. А еще Никиту немножко жалели, потому что его воспитал отец — горький пьяница. Мать Никиты погибла от алкоголя — выпила некачественного, когда сыну было четыре годика. А потом парень вообще осиротел. Отец у него погиб от того же алкоголя, но не напрямую — просто заснул в сугробе. Произошло это в тот год, на весну которого у Никиты были намечены выпускные экзамены. Он лишь чудом каким-то не провалился на них и вот теперь намеревался поехать в город, чтобы выучиться… на повара-сушиста, автомеханика, строителя… Никитка сам не еще не определился! И за этот вот невнятный склад характера ему прочили должность безработного, а и со временем… деревенского дурачка…
Но Никита не обижался и умел мастерски защищаться, ставя собеседника на место тем, что приводил в пример всяких великих людей, которые чего-то добились только лет после сорока так… Впрочем, все равно Никиту никто не хотел воспринимать всерьез.
Естественно, смерть Петровича обещала создать массу проблем, в том смысле, что было всем интересно и непонятно — а что же будет со всем его имуществом?
А потом вдруг выяснилось, что на своей постели под подушкой старик держал конверт, на котором было написано: «вскрыть в случае моей смерти». Конверт этот открыл врач, потом обвел растерянным взглядом деревенских, которые заглянули в дом по-соседски, привлеченные такой новостью, как появление скорой во дворе Петровича.
— Тут это… — сказал доктор.
— Завещание? — спросил Николай.
— Нет… Тут обращение ко всем… Жителям деревни Овражки… Я с таким раньше, — доктор взмахнул рукой. — Не сталкивался!
— Ну, так читайте, пожалуйста! — воскликнул Николай.
— Я?! — округлил глаза доктор.
— Вы тут единственное, как будто, официальное лицо, — Николай почесал в затылке. — А вы как вообще сюда попали?!
Доктор открыл и закрыл рот.
— Так это я вызвала, дурья ты башка! — всхлипнула Анастасия. — Я же заглянула к Петровичу, мы же на сегодня уговорились, что я мыть окна стану и… Ой, горе то! Я же щи сегодня варить собиралась, с грудинкою, как он любил… — и женщина заплакала навзрыд.
— Возьмите себя, пожалуйста, в руки, — попытался взбодрить ее доктор. — Родственники есть у покойного?
— Нет, — Анастасия шумно высморкалась в носовой платок. — Один был…
— Понимаете, тут в письме… Всё-таки давайте лучше вы, — и он протянул ей письмо.
Анастасия взяла конверт, разорвала его и вытащила тетрадный листок, исписанный почерком Петровича. Она начала читать— громко, без спешки и внятно, чтобы всем было все понятно.
Оказалось, что Петрович составил завещание, которое хранилось у такого-то нотариуса — он указал его фамилию и адрес. Он уточнял, что свое имущество хочет передать конкретному человеку в деревне и что это…
— Ой! — Анастасия засопела, начала оседать по стеночке и не упала лишь потому, что ее под руки подхватил Николай, — Тут сказано… Что он землю мне отдает! И технику и… Дом! Все для фермерства… Батюшки! Да это же… Ой…
— Вовремя пристроилась, — злобно прошипели позади, но Анастасия этого не заметила.
Вообще, к соседу заглянуло довольно много народу. Не потому, что смерти в Овражках редко случались— нет, здесь эти печальные случаи происходили по статистике обыкновенной для деревень и городов. Дело было в том, что очень уж Петрович был личностью притягивающей к себе внимание…
Завистливая фраза принадлежала Марии. Эта сорокапятилетняя женщина имела в Овражках репутацию не лучшую, потому что пила так, что света белого не видела, да еще и мужчин к себе водила, так сказать, мужа подыскивая и меняя их слишком часто, чем это было бы прилично даже для самой отчаявшейся одинокой женщины… Мария уже давно нигде не работала— ее кормили и главным образом — спаивали сожители. В данное время парой ее был Михаил — бывший работник лесопилки, уволенный за прогулы и попытку воровства. Персонажей этих в деревне не любили так крепко, что даже в долг им в магазине ничего не отпускали — им за беленькой, желтым пенным и закусками приходилось ходить аж в соседнее село. Продавщица им так и сказала— как придете, мол, за нормальными продуктами, а не пойлом проклятущим, так начну вас обслуживать.
— А тебе чего тут надо? — кто-то из соседей оттолкнул Марию из общей толпы деревенских. — Иди, давай! Тебя бы Петрович не хотел видеть на своих похоронах… Все Овражки позоришь!
— Так, значит, вы как наследница, — доктор вздохнул. — Займетесь похоронами?
— А как же, — закивала Анастасия. — Все сделаем, как полагается! Бедный Петрович… Совсем один и как же… За что же… За что мне… — повторяла потрясенно женщина. — Я ведь… Никогда и не думала, просто помогала…
— Так, граждане! — доктор покачал головой. — Кто не имеет отношения к этому всему… В общем, вы бы не толпились! Сейчас нужно вынести и отвезти, ну, сами понимаете…
Когда Петрович оказался на деревенском кладбище, обитатели деревни завалили место его упокоения цветами. Пришли почти все! Кроме совсем уж, как говорили пришедшие, бездушных, наподобие той же Марии…
В день, когда прощались с Петровичем, погода стояла такая, что можно было подумать, что поздняя осень решила повернуть вспять — уступив место лету. Пригревало солнышко, тихо шуршал ветер в кронах деревьев…
На стихийно возникшей церемонии прощания на погосте всем было что сказать хорошего о Петровиче. Вспоминали его чудачества…
— Помните, что он лет эдак десять назад на Ивана Купалу учудил? — обратился к тем, кто пришел на поминки, Олег.
Олег был одним из тех деревенских работяг, кто все эти годы кормился с работы на Петровича. Олег ценил свое начальство — потому что работникам своим Петрович платил щедро, так щедро, что можно было всю семью прокормить и еще оставалось! В общем, как думал Олег, можно было не удивляться, что старик богатств не нажил— так зарплату платил, да еще, если случался у кого повод, допустим — уходил человек на больничный, то всегда материально поддерживал. И никто не воспринимал это как подачки, нет! Знали, что фермер это от чистого сердца делает — просто выручает, раз уж проблемы у человека.
— Я помню! — потянул руку вверх, точно он был школяром, Николай, тогда к реке ходили… Наслушались сказок моей бабки, тогда жива была еще… В общем, наслушались мы сказок про то, что мельница там в старину была проклятая и русалки водятся, выходят и ловят людей ночью… Ух, натерпелись мы страху!
— Мне тогда уже не до сказок было, — усмехнулся Олег. — Я уже тут обосновался. Помню, ко мне соседка постучалась. Была такая, Екатерина, помните? Ну, она еще в город уехала, учительницей стала! — все стоящие вокруг закивали и Олег продолжил. — Помню, в окно мне постучала и сказала, что дочка у нее, Лизонька, ей тогда лет девять было… Она, дуреха, унеслась к запруде этой. Я боялся тоже, что потонет! Но как появился Петрович…
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк и подписка.