Таёжными тропами 120
Просидели всю ночь и хотя и легли, практически, утром, сон не шел. Радость от встречи будоражила, рождала в голове новые планы.
Настасья с Соней, всё же немного вздремнув, отправились на работу. Перед уходом Настя склонилась к мужу. Хотела поцеловать, но побоялась разбудить, и прошептала только ласковое слово.
Санька, проснувшись и увидав в горнице спящего человека, нахмурился: «Кто таков?» Мама Феня в избе что-то готовила на керосинке.
- Папка твой приехал, - обрадовала она Саньку.
- Папка? Он же на поезде должен.
- Так он и на поезде. Только он ехал с другой стороны, не на том поезде, который ты ждал. Заезжал к тем, кто его спас, когда был сильно ранен, - поясняла Феня. – Вот проснется и будешь знакомиться.
Феня не сразу хватилась братишку. Кусок лепешки и кружка молока так и остались не тронутыми, парнишки не было. Дверь в горницу была приоткрыта. Феня увидела, как Санька сидел возле спящего отца и внимательно его разглядывал. Он почти не шевелился.
- Папка, папка мой, - шептал Санька, глядя на заросшего щетиной, мужчину. В душе поднималась любовь к этому человеку, чувство защищенности, надежности.
Саньке захотелось, что бы отец быстрее открыл глаза, увидал Саньку, обрадовался. Санька не сомневался, что папка обязательно обрадуется. Он так и сидел рядом, застыв в одной позе.
Дед Кузьма хотел позвать мальчишку, но Феня не дала: пусть смотрит, отец вернулся. Кузьма крякнул, почуял, как к глазам подступают слёзы, пошел на улицу. «Больно уж плаксивый, ты , Кузьма, стал, хуже бабы», - недовольно сказал он сам себе.
Первое, что увидел Александр проснувшись, было мальчишеское лицо. Парнишка смотрел ему прямо в глаза. Александр не сразу сообразил, где он. Но тут же сориентировался, быстро сел на постели.
- Папка! – бросился ему на шею Санька. Прижался своим тощим телом. – Папка!
- Сын, дай-ка я на тебя посмотрю, - Александр тепло смотрел на парнишку. Тот стал серьезным, стоял, вытянув руки по швам.
- Герой. Молодец, - Шура опять обнял пацана. – Докладывай, как тут у тебя обстановка.
Мальчишка, не двигаясь громко и четко произнес: «Мамка с Соней и Пашкой ушли на работу. Мама Феня варит обед. Дед на улице, наверно, козе воды понес».
- Благодарю за доклад. Вольно, - Александр улыбался. Посмотрел на часы: «Да я, брат, видать, проспал».
- А куда ты торопишься?
- Да торопиться – то мне некуда. Но на завод сходить надо. Пойдем, посмотрим, что там я вам с Павлом привез.
Санькины глаза горели. Мальчишки обзавидуются, когда увидят его ружье и солдатиков. Но еще больше обзавидуются, когда увидят Саньку с папкой.
- Я с тобой на завод.
- Так не пропустят нас, - высказал сомнения Александр.
- Я тебя на проходной подожду. Ты мамку вызови, она тебя проводит, - деловито советовал Санька.
Александра уже ждали. Настасья сказала, что Александр Ильич возвратился. Договорились, что он снова выйдет на работу в инженерный отдел.
- Просьба у меня, Сергей Панкратович. В деревню надо сьездить. Сколько лет там не был, отца надо уважить. Не дадите ли Анастасии дня три.
- Твоя Анастасия уже неделю отгуляла. Не многовато ей будет? - улыбался директор. – Ладно, еще неделю дадим. За такого работника, как вы, которого она нам возвратила, готов выполнить любую просьбу.
Сборы были радостными. Кузьма уж и не чаял попасть в свою избу, в свой лесной простор. По весне съездили они туда с Соней, посмотрели пчел, «наладили» хозяйство. Кузьма немного задержался, а Соня уехала, ей на работу. Не хотела Настасья оставлять отца одного. Рука его совсем не работала, после ранения сил осталось немного.
Сейчас решили, что Феня и Кузьма останутся в лесном домена жительство . Феня выходила в колхоз на работу. Потому и жить им вместе будет веселее.
Приехали большой, шумной компанией. Лесная заимка ожила, наполнилась голосами, детскими криками. Александр быстро вспомнил все дела, удивлялся, что руки ничего не забыли: ни как траву косить, ни как дрова рубить.
Вечером пришли Тимофей с Галиной. Все сидели за большим столом под раскидистыми ветвями большого дерева. Разговаривали, смеялись, вспоминали.
За этими разговорами Настя отошла. Пришла с ложками. Серебряными.
- Помнишь, дядя Тимофей? – она протянула давно припрятанные, а теперь увидавшие свет, вещицы.
Тот на секунды застыл, потом кивнул, смахнул откуда-то взявшуюся слезу.
- Когда деда моего Лукьяна Демидовича с бабушкой Прасковьей посадили на телегу, да повезли, как кулаков, я их полями провожать побежала. А потом вернулась к дому. Дверь была опечатана, а окно открыто. Тогда как раз пришел дядя Тимофей. Он то мне и велел лезть в окно, да собрать свои вещи, пока никого нет. Я тогда много чего забрала. В том числе и эти ложки. Дяде Тимофею отдала на память, а остальные себе забрала. Эти ложки еще дед Лукьян покупал до советской власти. Я тогда их спрятала подальше, да и забыла. Вспоминала иногда, когда совсем худо было, но отдать чужим людям рука так и не поднялась. Так вот, сейчас хочу отдать я их своим детям. Как семейную реликвию. Как память о нашем роде. О прадедушке, прабабушке. Глубокие они корни пустили, проросло их дерево, шумит, радуется. Помнит, откуда начало свое взяло.
Сказав это, Анастасия опустилась на стул. Кузьма взял в дрожащие руки серебро. Вспоминал батьку Лукьяна, маманю. Слезы катились по морщинистым щекам. Тимофей тоже не удержался. Непосредственный Сашка увидев расстроенного деда, быстро оказался около него. Вытер детской ладошкой стариковские слезы: «Не расстраивайся. Я вырасту, в обиду тебя не дам». Все по доброму засмеялись. Загалдели. Стали вспоминать Лукьяна с Прасковьей.
Родовое дерево шумело листвой, чувствовало свою силу, знало, что стоять ему долго и крепко.
Конец.
Дорогие мои. Закончилась очередная повесть. Знаю, что многие не читали те, небольшие рассказы, которые я вкладываю после обеда. Даю ссылку на последний из них: «Верните мне ребенка». Вы можете нажать на выделенное голубым цветом название, и читать с самого начала.