Это был Новый год. Точнее предпраздничные дни. Кругом царила всеобщая суета, предвкушение волшебства и подготовка к проводам старого года и встрече следующего. В нашем институте решили организовать совместное празднование с соседним учебным заведением, да не просто вечеринку, а целый бал. Девчонки были этому особенно рады. Ещё бы – по соседству с нами находилось военное училище. Красивые, подтянутые курсанты, будущие офицеры должны были составить пары нашим девчатам. Одногруппницы шили платья из подручных материалов, перешивали мамины советские наряды, переделывая их в подобие старинных кринолинов. Кто-то из счастливиц раздобыл свадебные платья подруг, другие, у кого позволяли возможности, брали наряды напрокат. Мы с парнями, ясен пень, не были в восторге от предстоящего события. Хотя лично меня волновала лишь одна девушка из всего института. Конечно же, это была Наталья. Она наравне с подружками, розовея щёчками и хлопая ресницами, обсуждала платья, причёски и прочие девчачьи штучки, готовилась к балу. А у меня отчего-то становилось всё муторнее на душе с каждым днём приближения назначенного вечера. Как оказалось не зря.
Я шёл по тёмным улицам вслед за парочкой и ку.р.ил одну за одной. Все мои надежды на то, что сегодня я наконец-то подойду к Наталье и, если уж не признаюсь в своих чувствах, то хотя бы намекну на них, рухнули. Её провожал другой. Тот, кто оказался проворнее меня. Пришёл, увидел, победил.
- Конечно, - злобно думал я, едва сдерживая свою ярость, - Военные! Смелые и отважные. Они не привыкли телиться, как ты, мамин сынок, они умеют действовать.
Он был высоким и, надо признать, красивым, хотя странно звучат такие слова в адрес парня от другого парня. Но факт был фактом. Чернобровый и статный, в идеально отутюженной форме, подтянутый и сильный. Наверное. В любом случае посильнее, чем я, чья спортподготовка заключалась в поднятии гантелей дома пару раз в неделю и нескольких отжиманий на уроках физкультуры. Я шёл и злился на себя, на него, на Наташу, на весь мир.
- Да ладно тебе, - успокаивал я сам себя, - Подумаешь, проводил после праздника. Ну, проводил и всё на этом. Просто посчитал себя обязанным доставить девушку домой в безопасности, по чести, целый вечер ведь с ней танцевал.
Оказалось «не просто». Я понял это, когда они, остановившись у Наташкиного подъезда це.ло.ва.лись под фонарём под летящими с неба пушистыми хлопьями снега, а я выглядывал из-за угла, подсматривая воровато за ними, как последний при.ду.рок. Романтика, совсем, как в тех розовых бульварных книжках про любовь. С силой п.ну.в ближайший сугроб, так что тот вз.ор.вал.ся снопами снега, я развернулся и потопал прочь.
- Не ожидал я, что ты такая… доступная, - думал я про Наташку, - В первый же вечер по.це.луй.чи.ки. А какую недотрогу строила-то из себя. Что ты, что ты, можно подумать… Тоже мне, ангелочек, невинное создание. Такая же, как все, про.фур.сет.ка.
Г.н.е.в застилал мне глаза красной пеленой. Я, наверное, никогда в жизни не был ещё так зол, как сейчас.
- Сам ду.рак. Надо было раньше к ней подойти. Кого теперь винить? Профукал девчонку. Вот теперь смотри, как они милуются.
С такими мыслями, сбиваясь то на оскорбления, то на мольбы к Наташке, то на желание пойти напиться, то вызвонить кого-нибудь из своих многочисленных знакомых подружек и «отомстить», я и дошёл до дома. И уже только в подъезде, войдя в лифт, и стряхивая с капюшона снег, я вдруг замер и улыбнулся во весь рот. Я знал, что мне делать. И как же я сразу не догадался?
Но всё же, придя домой, успокоившись малость и хорошенько поразмыслив, для начала я решил понаблюдать. Я остыл, эмоции улеглись, и я порадовался тому, что Палашка сейчас находится в бабушкином доме, в далёкой, занесённой сугробами деревне, на ледяном чердаке, в тёмном-тёмном сундуке и я не могу наворотить дел сразу, сгоряча… Совсем как в той детской страшилке про чёрный гро.бик на колёсиках, усмехнулся я. М-да, и всё же, это не шутки. Чуть было не рубанул с плеча. Нет, так нельзя. Однажды уже произошла тр.аг.ед.ия. Нельзя снова доводить до такого. Сначала я должен попробовать уладить всё обычными способами. И я попробовал. После каникул я уловил момент и подошёл к Наталье, пригласил её погулять вечером, сказал, что она мне давно нравится и даже больше, чем просто нравится… Я стоял и нёс что-то несусветное, а она, опустив ресницы, покусывала губу.
- Валера, ты такой славный, правда. Ты замечательный. И, наверное, даже, подойди ты с этими словами чуть раньше… Но к чему теперь это? Я не свободна. Да. У меня есть парень. Прости. Не обижайся.
Я остался стоять истуканом. Видимо, на моём лице всё было написано, потому что Наташа, сделав бровки домиком, жалобно прошептала, взяв меня за рукав:
- Валер, ну чего ты? Не расстраивайся так. Было бы из-за чего. Да у нас столько девчонок в институте красивых.
«Красивых»! Да мне и красавиц всего мира не нужно кроме неё одной! Но ей было пле.вать. Её подружки млели: «Ах, какая пара!», глядя на них, когда её курсант (я узнал, его звали Влад) встречал её после занятий и они шли гулять. Надо было признать, парой они были действительно красивой. Она – хрупкая, миниатюрная, в голубой шапочке и светлыми локонами, припорошёнными снегом, в варежках с вышитыми снегирями и серой шубке, и он рядом – высокий, широкоплечий, в военной форме, с неизменной улыбкой. Защитник. Конечно… Я бы тоже улыбался, иди со мной рядом такая девушка. Да что там, я бы сиял, как начищенный самовар, который моя бабка Зина ставила под яблонями каждое воскресенье после бани. А потом пришла весна. И он стал носить ей розовые тюльпаны и букеты сирени с белыми нарциссами. Им всегда было о чём поговорить, ведь её отец тоже был военным. Наверняка, Влад пришёлся по вкусу её родителям. Наступили выпускные экзамены и дипломные работы. Не знаю, каким чудом я сдал их, наверное, вывез на своей репутации хорошего студента. А на выпускном вечере я узнал новость. Влад сделал Наталье предложение. Девчонки обсуждали новость, щебеча, как ненормальные, радуясь за подругу, а Наталья среди них светилась ясной звёздочкой пуще остальных. Невеста… Из их болтовни я узнал, что Влада распределили в какую-то часть на Дальнем Востоке. Где именно я так и не понял. И чтобы не расставаться, они решили пожениться перед его отъездом и уезжать уже, как законные муж и жена. Тягот военной жизни Наталья не боялась, это была её привычная среда, да и лучшей жены для военного было не сыскать. Скромная, красивая, умная, выросшая с отцом, отдавшим служению Родине всю свою жизнь. Кто, как не она, будет понимать, утешать, поддерживать, жалеть и разделять с любимым супругом все его тяготы? Все восхищались их будущей семьёй, а девчонки немного завидовали, вздыхая украдкой. Я же ходил мрачнее тучи. Пока не понял, что хватит. Я долго сдерживал себя. Я честно пытался вывезти эту ситуацию своими силами и мирными путями. Но коль нет, так нет. Да и в конце концов, к Палашкиной помощи я обращался уже давным-давно. Почти три года прошло. Она, небось, успокоилась уже там, посидев взаперти, потеряла свою кр.ов.о.жад.ность и не будет сейчас столь же.с.то.ка. Видит Бог, я не хотел плохого, не желал зла Владу. То есть, не совсем желал…
***
Всю дорогу до деревни, пока я трясся в пыльном автобусе, я размышлял. Родителям я сказал, что перед тем, как пойти устраиваться на работу, хочу провести несколько дней в бабушкином доме, покосить траву, прибраться на мо.гил.ке, навести порядок в доме. Летом родители всегда ездили туда отдохнуть от городской суеты, и я нашёл благовидный предлог, так, что мать даже обрадовалась. «А что, и правда поезжай. Мы на готовое уже приедем в отпуск. А ты молодой, не грех и размяться немного. А то нам и некогда, всё на работе. Не Алёнку же туда одну отправлять». В общем, никаких подозрений моя поездка не вызвала, и все мои думы были заняты тем, как состряпать это дело с малейшими потерями. Так, чтобы и вреда явного не причинить, и чтобы вышло по-моему. И я придумал. Палашка выглядела насупленной и обиженной, когда я достал её из сундука, стряхнув с него толстый слой пыли. Замок пришлось сорвать ломом, ключа у меня не было.
- Ладно тебе дуться, - сказал я, усадив куклу, как раньше напротив себя, - Дело есть. Поможешь?
Палашка молчала. Раньше я слышал, как бы в голове, её ответы. А сейчас была тишина. Понятное дело, обиделась. Женщины все такие. Они ласку любят и внимание. А тут – в тёмный сундук на несколько лет.
- Что хочешь? – прямо спросил я.
Кукла оживилась.
- Младенчика бы.
- Да ты совсем что ли?! – я аж задохнулся от возмущения, - Я тебе что, са.та.ни.ст какой? Где я тебе возьму младенца?
Палашка не отвечала.
- Кошку принесу. Сойдёт? – успокоившись, предложил я.
Тишина в ответ.
- Ну что ты молчишь, как пень с глазами?! С тобой разговариваю.
Тишина.
- Хорошо, - спокойно ответил я, - Тогда шуруй обратно в сундук. Проку от тебя всё равно никакого.
Я начал заворачивать куклу обратно в тряпьё и сделал вид, что полез на чердак.
- Неси кошку, - согласилась Палашка, - Только поупитаннее.
Я с облегчением выдохнул и усмехнулся украдкой. Кошку я поймал на соседней улице. Жирный, серый котяра, отъевшийся на деревенской сметанке да рыбке. Он сидел на лавке, грелся под июньским солнцем и ничего не подозревал, когда я подсел рядом и затем, воровато оглядевшись, схватил его под мышку и побежал прочь. В каком виде лучше отдать его Палашке, я не знал, поэтому, немного посомневавшись, просто сунул кота в сундук и закрыл крышку, накинув в дужки замок. Когда я вернулся, выждав в нетерпении пару часов, и осторожно открыл сундук, кота уже не было. От слова совсем. Я ожидал увидеть хотя бы клочки шерсти или остатки ко.с.тей, но не было ничего. Даже кр.о.ви. Она что его, целиком заглотила? А, впрочем, какая разница! Котов на земле пруд пруди. Одним меньше, одним больше. Ничего страшного. А Наташка такая одна. И уж она точно дороже и ценнее какого-то кота. Что ж, пора действовать.
- Палашка, - снова обратился я к кукле, - Ты, я думаю, успела тут отдохнуть и набраться сил. Пора и поработать. Человека одного нужно отправить из наших мест подальше.
- Только, - спохватился я, - Живым и невредимым. И не абы куда (а то ведь Наташка всё равно за ним потащится), а так, чтобы туда можно было только одному ехать. Короче, я придумал куда.
***
Когда я вернулся в город, то сразу же направился в парк. Там вечером собиралась вся наша молодёжь. Встретив своих бывших теперь уже одногруппников, я как бы невзначай разговорился с ними про Наталью.
- Ой, - спохватилась Маринка, тараща глаза, - Валерик, а ты новость-то знаешь? Владу же резко поменяли место службы. Он теперь не на Восток едет. Точнее уже уехал.
- А куда? – как можно равнодушнее спросил я, а сердце выстукивало марш.
- В горячую точку, представляешь! – Маринка вздохнула, - Ужасно, конечно. Лишь бы живым вернулся.
- А Наташка?
- Ну что Наташка? – Маринка отпила коктейль из баночки, - Ревёт, конечно. Свадьба отменилась. Его так быстро отправили, что просто вообще… Чуть ли не из по.с.тели ночью выдернули.
- Так значит они не успели пожениться?
- Нет. Наташа сказала, когда в отпуск придёт, распишутся тихонько. Мол, обойдусь я и без свадьбы, и без белого платья, всё это ерунда.
- Ну да, ну да, - покивал я понимающе и тут же перевёл тему на другое.
Теперь Наташа была свободна. По крайней мере, у меня появился шанс. Когда там ещё Влад вернётся? Да и вернётся ли? Она ему не жена. Просто подруга. Ну ничего, найдёт другую. Я вообще-то раньше него её заприметил. Моя и прерогатива.
Я устроился на работу. А спустя несколько дней случайно (нет) встретил Наташу возле центрального универмага на площади. Разговорились. Выглядела она, конечно, не айс. Бледная, с тенями под глазами, похудевшая ещё больше, но, несмотря на это всё, неизменно прекрасная и ещё более хрупкая. Как же мне хотелось обнять её, прижать к себе, никому не отдавать, но я не мог спугнуть её так сразу. Нужно было действовать аккуратно. «Ничего, я потерплю. Главную причину мы устранили». Я звонил ей вечерами, «нечаянно» встречал у её дома и в магазинах, она общалась вяло, но приветливо, вежливо. «Уже хорошо. Не послала сразу. Значит, есть надежда». А потом пришла новость – Влад по.г.иб, выполняя бо.е.вое задание, прикрыл собой своих со.л.дат, будучи командиром… Я не то, чтобы сильно радовался, но прямо скажем, не печалился. Про.тив.ник был устранён. И в этот раз я не просил его см.ер.ти, я лишь велел кукле отдалить его от Наташи. Так что никакой в.и.ны я не испытывал. В один из первых октябрьских дней я решился поговорить с Натальей серьёзно. Сказать, что люблю её. После ги.бе.ли Влада прошёл месяц. Рано, конечно, но… Я уже не мог ждать.
Я встретил её возле библиотеки. Она часто туда ходила. Выглядела Наталья, честно говоря, неважно. Осунулась, черты лица заострились, словно она стала разом старше лет на десять. Но для меня она оставалась всё той же принцессой. Наталья выслушала меня молча, сидя на скамейке под рыжим клёном. Листья кружились вокруг нас и опускались плавно на асфальт. Начинал накрапывать холодный дождь. Сгустились тучи.
- Наташ, ну что ты молчишь? Что скажешь? – спросил я наконец.
- А что я могу тебе сказать, Валер? Разве со см.ер.тью человека ум.ир.ает и любовь к нему?
- Но… может быть ты дашь мне шанс? Я всё понимаю и уважаю твой тр.а.ур, но…нельзя же вечно… ты молодая совсем девчонка…
- Валер, ты что, совсем ничего не замечаешь?
Я в недоумении смотрел на неё, не понимая, к чему она клонит. Наташа вздохнула горько и опустила глаза на свой живот. Я повторил ход её зрачков и только сейчас увидел… Под расклешённым чёрным пальто обозначился едва заметный пока округлый животик.
- Ты? – я не в силах был вымолвить это слово.
Она кивнула. В покрасневших глазах застыли слёзы.
- Я бе.ре.мен.на. Я ношу его ребёнка, Валера. Четвёртый месяц пошёл. Прости. Не приходи ко мне больше.
Поднявшись, она взяла сумочку и молча кивнув мне, зашагала по аллее, а я всё сидел и смотрел ей вслед, не в силах что-то произнести.
(продолжение следует)
Иллюстрация художник Виктор Низовцев.
Истории, которых нет в общем доступе, можно прочитать, оформив подписку VK Donut в официальном сообществе автора.