На просторах интернета нашел фрагмент старого интервью советского олимпийца, где он рассказывает об особенностях подготовки к Олимпиаде на исходе «сталинской эпохи», о давлении и пропаганде.
Евгений Гришин (1931-2005) советский конькобежец и велогонщик. Четырехкратный Олимпийский Чемпион в конькобежном спорте. В 1952 году советская команда впервые участвовала в летних Олимпийских Играх в Хельсинки. Будучи 20-летним талантливым парнем, являлся одним из лучших велосипедистов-трековиков СССР, был включен в Олимпийскую команду по велогонкам под номером один.
На Олимпиаде отказался выступать на отечественном велосипеде вместо более качественного велосипеда иностранного производства, что вызвало скандал. Впрочем, давайте «послушаем» рассказ самого Евгения Романовича об этих событиях и о том, в каких условиях он готовился к первой для себя и страны Олимпиаде.
Евгений Гришин
Ради Бога, только не подумайте, что я пытаюсь, как сейчас принято, все что было раньше обливать грязью. Нет, я не из таких. Я был членом партии и был настоящим членом партии. Если я не любил начальников политотделов, я прямо так и говорил. Если он жулик, значит он жулик. За что и получал...
Команда велосипедистов готовилась к Олимпиаде в Хельсинки. Последний сбор был в Серебряном Бору, на даче Московского комитета партии. Приличные условия, трек близко.
Как-то после тяжелой тренировки (150 км где-то проехали) лежим уставшие, отдыхаем. Прибегает тренер и говорит, что срочно собираемся, приехал большой человек, будет собрание.
Мы нехотя собрались, умылись, пошли в зал. Приехал секретарь ЦК Михайлов, любимец Иосифа Виссарионовича. Он приехал к нам заслушать тренеров и участников, как прошел заключительный этап подготовки и задал 2 вопроса:
1. Какие медали вы планируете завоевать на Олимпийских Играх?
2. На каком инвентаре вы выступаете?
Старший тренер ответил, что о медалях мы пока не можем говорить, будем бороться быть в шестерке. Но Михайлов не дал ему закончить.
О чем вы говорите?! Какая шестерка? Что я буду говорить Иосифу Виссарионовичу? Вы, давайте, пересмотрите свои планы и цели, и подготовьте мне другой ответ. Кстати, а на каких велосипедах вы выступаете?
А у нас у всех были импортные велосипеды.
Никаких импортных велосипедов! Будете выступать на отечественных.
Он дал нам 5 минут и мы ушли на совещание. О каких медалях мы могли говорить? В те годы мы соревновались и обыгрывали только спортсменов из соц. лагеря, а это не самые сильные велосипедные страны. О том, что из себя представляют велогонщики Франции, Англии, Испании, Австралии и прочее мы могли только догадываться.
Ну а дальше был цирк: тренер ответил Михайлову, что мы тут посоветовались и решили что в состоянии бороться за медали. По этому факту был даже составлен протокол с нашими подписями.
Когда же мы приехали в Хельсинки, мы поняли, что не то что за медали, не то что за шестерку, а мы и в первую сотку вряд ли попадем!
Почему же я был участником Олимпийских Игр, но не принимал участие?
У меня был великолепнейший итальянский велосипед. Красоты необыкновенной. Единственный из всей команды. Прямо с завода, экспериментальный. И мне так было жалко с ним расставаться.
А те велосипеды, в которых нам надлежало выступать, пришли с Харьковского завода. Это были велосипеды, которые трудно было оторвать от земли. Не было у нас тогда хороших велосипедов, да и до сих пор нет (2000 год).
Все пересели на эти велосипеды, но я долго не соглашался. В конце концов, додавили. Поехал пробовать. И в одной из тренировок он не выдержал. Сломался шатун (к чему крепится педаль), порвалась цепь и я с полного хода разбился так, что в течение 2х недель спал сидя, потому что на спине живого места не было.
Мы в Хельсинки. Возвращаемся с прикидки перед соревнованиями (1 км с места). Показал хорошее время, реально мог претендовать на место. Сидим в столовой, кушаем. Вызывают к Н.Н. Романову, одному из редких руководителей, который был достойным человеком и хорошо ко мне относился.
Романов задал вопрос: почему я до сих пор не поменял велосипед? Я стал сбивчиво объяснять, что велосипед получил повреждения, что я сам получил повреждения. Что ничего хорошего из этой затеи не выйдет.
Рядом сидел один из руководителей ЦК с крепким таким лицом и все это слушал. А потом встал и 30 минут нам читал морали о том, что такое патриотизм, что такое советский человек, что мы должны пропагандировать не только социалистический строй - лучший строй в мире, но и советскую технику.
Ну и я не выдержал, снял рубашку, спустил штаны. Если вы хотите пропагандировать чудо-технику, то сами садитесь на ваши велосипеды и пропагандируйте. И ушел.
Вечером меня уже готовили к отправке домой. Спасло то, что на следующий день наши футболисты играли с югославами, а в те годы отношения между странами были сложные и проиграть Югославии в футболе было еще хуже, чем всю Олимпиаду (а наши как раз проиграли 1:3, за что потом расформировали команду, а футболистов чуть не расстреляли).
Была прямая связь с Кремлем, каждую минуту докладывали обстановку, было не до меня и на этой волне мне удалось остаться и полноценно посмотреть Олимпиаду. Потому что во всех последующих Олимпиадах мне уже было не до того.
Я полностью уходил в себя, в свои задачи и тренировки, чтобы ничего меня не отвлекало. Ночью перед стартом я ходил к пьедесталу, чтобы посмотреть на каком месте я буду завтра стоять...
Как спасали русских велогонщиков во время беспорядков в Таджикистане 1990 года
Олимпийское серебро «уральской русалки» в Париже 2024. Что мы знаем об Анастасии Кирпичниковой