Строгая табличка "Не звонить! Стучать! Спит ребенок!" всегда висела на двери Витькиной квартиры. Хорошо помню, как я ее увидел в первый раз и с трудом сложил в слова неряшливо написанные буквы. Был сентябрь, недавно я в первый раз пошел в первый класс (странное высказывание! как будто второй раз кто-то туда ходит, радостно горланя: во второй раз в первый класс! ни разу не видел первоклашку-второгодника!), вроде бы навсегда подружился с соседом по парте, пришел к нему в гости и вот теперь, напуганный строгим приказом, робко скребся в дверь, а мне никто не открывал. Как будто бы явился не по приглашению, как будто бы меня не ждали. Сколько я тогда простоял около этой двери? Не знаю, часов у меня, конечно же, не было. Мне показалось очень долго, вечность. Я уже было собрался уходить, как услышал грозное:
- Мальчик, ты что тут делаешь?
По лестнице спускалась какая-то женщина и, как я сразу понял, подозревала меня во всех смертных грехах.
- Я в гости пришел. Стучу, стучу, а никто не открывает, - шепотом, робко объяснил я. Я вообще тогда был очень тих, спокоен и не уверен не столько в себе, сколько в необходимости и правильности своего существования. Почему-то меня мучила мысль, что я занимаю чье-то место. Весьма странная идея для послушного ребенка, для любого ребенка! Я до сих пор не могу доподлинно сказать, откуда она взялась в моей голове и куда потом делась.
- До звонка не дотягиваешься? Почему стучишь? - незнакомка похоже уверилась в том, что я замышляю нечто противозаконное.
- Дотягиваюсь, - покраснел я, - но вот тут написано...
- Аааа, - улыбнулась женщина и, к моему ужасу, изо всех сил надавила на кнопку звонка. Мне хотелось убежать, чтобы не быть соучастником страшного преступления - побудки спящего ребенка, но эта странная тетка схватила меня за плечо и держала крепко, не обращая внимания на мои робкие попытки освободиться.
Я даже не успел как следует испугаться, как дверь квартиры распахнулась, и на лестничную площадку выскочила старая (так мне тогда показалось) бабка, вида до карикатурности безумного: была она неряшливо, грязно одета, лохмата и морщиниста, руки тряслись, а глаза метали молнии.
- Кто? Кто звонил? У меня же ребенок спит! Вы что, читать не умеете? - вопль старухи был оглушительно ужасен и вполне мог разбудить не только ее чадо, но и всех детей дома.
Ох, вот в тот момент я чуть не онемел от страха. До сих пор могу почувствовать тот детский ужас, хотя уж сколько лет прошло с тех пор, и приходилось мне переживать события намного кошмарнее.
Тем временем старуха, злобно глянув на нас с теткой, что-то пробормотала и захлопнула дверь. Я громко икнул, видимо от пережитой жути, и почти собирался заплакать, как женщина, не отпуская моего плеча, спокойно сказала:
- Подожди. Ты же к Вите пришел? Сейчас он выйдет.
Я подумал, что незнакомка просто издевается, просто у нее плохое настроение и она решила выместить его на мне, или она вообще злая, как волшебница Бастинда (а та истеричная бабка с младенцем - точно ее сестра Гингема) и хорошо бы их обеих окатить ведром воды. Желательно, грязной. На мой тихий, лживый писк ("я пойду, мне еще уроки делать"), она внимания не обратила и уйти мне не позволяла.
Дверь снова распахнулась, и я увидел красивую даму, принцессу, иначе ее было не назвать, волшебно благоухающую, в таком ярком, летящем, воздушном платье, что я на секунду совсем уверился, что попал в сказку. Меня держит в плену злая Бастинда, а эта фея сейчас взмахнет волшебной палочкой, произнесет заклинание и освободит меня. Фея окинула нас безразличным взглядом, процедила что-то вроде "добрый день" и снова захлопнула дверь. Я снова дернулся и попытался удрать, но тут многострадальная дверь открылась в третий раз, и, к моему облегчению и почти неверию, это действительно был мой новый друг - Витька.
- Пришел? - глупо спросил он и звонко поздоровался с моей Бастиндой ("здрасьте, теть Зин, спасибо!"), интересно, за что он ее благодарил? Уже позже я понял: да за меня же! За то, что тетя Зина помогла мне войти в эту прекрасную и странную квартиру.
Точно ли я помнил тот самый первый визит? Скорее, нет. Память рисует подходящие случаю картинки, но я сомневаюсь в их правдивости. Просто я примерно представляю, как все происходило. Наверняка я был ошеломлен величиной, красотой и богатством Витькиной квартиры, ее высоченными потолками, старинной мебелью, коврами, которые, как мне показалось, устилали почти каждый сантиметр пола, оставляя не покрытыми редкие островки хозяйской гордости и тщеславия - изысканного паркета, и загадочной торжественностью, какая бывает лишь в музеях. Витька показал мне свою комнату и игрушки - яркие, завораживающие до обморока, возможно, меня чем-то угощали и, конечно же, Витька обязательно рассказал мне историю тети Кати - той самой безумной старухи, которой, на самом деле, тогда было лет пятьдесят. Ничего этого я не помню. Думаю, природа этой забывчивости ясна: в тот день на меня обрушилась волна впечатлений весьма разнообразных, и детская психика, не в силах справиться со всеми, убрала часть их из памяти, оставив лишь самое первое, меня потрясшее: тетя Зина - Бастинда, безумная старуха и загадочная фея - Витькина мама. Уже позже, когда мы с Витькой повзрослели, а наша дружба стала крепче крепкого, Витька коротко и правдиво рассказал историю своей семьи и тети Кати - их дальней, даже дальнейшей родственницы.
- Она блокадница. Ее отец был на фронте, мать и сестры умерли от голода и болезней, а она выжила. Была она самой обыкновенной, истощенной, измученной, как и все, а потом... Никто сначала и не понял, что она сошла с ума. С виду девушка как девушка, только смеется часто невпопад и сама с собой разговаривает. С кем не бывает? Ее отец заподозрил неладное после войны (он вернулся с фронта и думал, что самое страшное уже позади), когда она рассказала ему о своем ребенке.
- Может быть она действительно родила? - я сморозил глупость, но мне не хотелось верить в сумасшествие молодой девушки, у которой, как принято красиво говорить, была вся жизнь впереди.
- Вот и ее отец сначала так подумал, даже обрадовался. Начал задавать вопросы, выпытывать детали и спрашивать, где малыш, мальчик это или девочка и сколько ему месяцев, а дочь отвечала неуверенно, невпопад, просто настаивала на том, что у нее есть ребенок. Отец все еще не понимал, что происходит, но когда Катя привела его в свою комнату, показала на пустую кровать и сказала, что ребенку уже нужна своя кроватка, так как он быстро растет, все стало ясно. Чтобы защититься от горя, которое она с трудом смогла пережить и осознать, она придумала себе другую, счастливую жизнь и младенца и видела его так же ясно, как я тебя сейчас. Отец отвез ее в больницу, но лечение не очень помогло. Она днями просиживала в своей комнате, играя с "ребенком", разговаривая с ним или с ней, Катя не определилась ни с полом, ни с именем, и была абсолютно счастлива (наверное часть ее сознания прекрасно понимала, что никакого ребенка не существует, поэтому и не было у "малыша" ни пола, ни имени). Особенно радовалась, когда отец покупал что-нибудь для "младенца". Радостно плакала, когда он привез детскую кроватку, пеленки и игрушки и повесила на дверь записку с просьбой не звонить и не тревожить чуткий сон ребенка.
Ее отец был человеком пробивным, настойчивым, влиятельным. Возил дочь по всей стране, показывал именитым докторам и даже знахарям, в надежде, что хоть кто-нибудь сможет вернуть Катю в этот мир, в эту реальность. Но все было тщетно. Катя застряла в одной и той же иллюзии, в которой она - счастливая мать младенца, у которой почти каждый день расписан по минутам. Дни сонного просиживания над пустой колыбелью сменялись днями болезненной активности: Катя энергично носилась по квартире, гладила пеленки и оставляла утюг включенным, грела бутылочки с молоком и забывала выключать газ, наполняла ванну водой и не закрывала краны. В общем, могла натворить непоправимых дел. Ее отцу не раз предлагали определить ее в закрытое учреждение, но он не просто отказывался, а начинал орать благим матом на доброго советчика. Понимал, конечно, что за Катей нужно следить, поэтому нанял сиделок, и какое-то время их жизнь текла ровно и почти без проблем.
Я слушал Витьку, представлял все, о чем он рассказывал, настолько ярко, что цепенел от ужаса.
- И что произошло?
- Ничего особенного. Просто Катин отец состарился, стал болеть и испугался, что он умрет, а дочь все-таки упекут в "желтый" дом, где никто не будет ей подыгрывать и где ее жизнь превратиться в пытку. Вот тогда он и стал искать дальних, хоть самых дальних, близких-то не было, родственников, которые за Катей присмотрят и нашел моего батю. Знаешь, я вообще сомневаюсь, что мы действительно родня. Мне кажется, Катин отец доверился чутью и интуиции и просто выбрал самого подходящего человека.
- Как это случилось?
- Катин отец был большой шишкой, работал в сфере торговли нефтью, что-то в этом роде, я не знаю точно, и, для души, преподавал в институте, где и учился мой батя.
- Ты думаешь...
- Да. Он просто выбрал порядочного, амбициозного студента, наплел что-то про дальнее родство (думаю, и мой предок, и его родители прекрасно понимали, что это все вранье) и заключил договор.
- Ого! Так официально?
- Нет, конечно! Все на словах, все на доверии. Катин отец обязался переписать на "дальнего родственника" свою прекрасную квартиру со всем содержимым, а также помогать делом и деньгами до своего последнего вдоха, да и после тоже. Накопил он много, связями с важными людьми щедро поделился, сам видишь, как мы живем, все благодаря ему. А за это требовал обеспечить любимой дочери прекрасный уход и потакать ее фантазиям. Кстати, ты обратил внимание на странность?
- Какую именно? - голова у меня шла кругом, я словно в приключенческий фильм попал. Странностей в нем было немерено.
- Ребенок тети Кати не растет.
- Что? - мне на секунду показалось, что и Витька слегка спятил, я ему об этом так и сказал.
- Дурак! Сам подумай. Тетя Катя прекрасно осознает свой возраст, а младенец у нее все в пеленках копошится. Она не видит в этом противоречий!
Как по мне, это было самое не интересное и наиболее объяснимое во всей этой истории. Я снова высказался, а Витька тут же еще раз обозвал меня дураком.
- А мне это кажется невероятным и страшным. Ты же видел тетю Катю? Седая, морщинистая. А самое большое для нее счастье - когда ей, то есть ее "младенцу", дарят погремушки и распашонки. Сидит потом над ними, плачет от умиления, любуется кружевами и расцветкой.
- И табличка "не звонить!" ее рук дело?
- Конечно ее, я тебе уже говорил! Сам знаешь, если к нам в дверь позвонишь, скандал устроит, тетю Катю потом долго придется утихомиривать. Звонки в дверь - единственное, что выводит ее из равновесия.
Это я хорошо помнил еще по тому, первому визиту.
- Твой батя не жалеет о договоре? Все-таки жить в одном доме с сумасшедшей... - мне становилось все страшнее, вроде бы я уже немного знал эту историю, да и с тетей Катей часто в коридоре или кухне сталкивался (мы с Витькой ходили друг к другу в гости почти каждый день), она смотрела сквозь меня и никогда со мной не заговаривала, и мне глупо казалось, что она не сильно больна. А вот когда узнаешь все-все-все, все подробности, становится сильно не по себе. Это в готических романах интересно про душевнобольных читать, а видеть такого человека каждый день... Ужас какой!
- А чего ему жалеть, он постоянно в командировках пропадает! - хмуро ответил Витька. - А мы с матерью отдуваемся. Сам знаешь, она не работает, дома сидит почти безвылазно, следит, чтобы тетя Катя газ не открыла или из окна не сиганула. У нее вся передышка - один месяц в году, когда тетю Катю кладут в больницу, подлечиться. Так ее жизнь и пройдет, - Витька неожиданно грубо выругался. Мне стало не по себе от этих грязных слов. Нет, я не был кисейной барышней и прекрасно знал об их существовании и даже иногда догадывался о значении, но услышать площадную ругань из уст лучшего друга?
Витька был спокоен до невероятности и также светел душой. К нему грязь не липла, и все те сплетни о его семье, ходившие по нашему городу, его неожиданно бережно обходили стороной. Судачили о его родителях и безумной бабке (никто доподлинно не знал историю тети Кати, но слухи о ее сумасшедшем, во всех смыслах, богатстве кто-то пустил), о любовницах Витькиного отца и его сомнительных командировках, о нарядах и украшениях Витькиной мамы, о богато обставленной квартире и черной икре на завтрак каждый день... Судачили обо всем, стремились заглянуть во все ящики и тайники этой семьи, а вот Витьку не трогали, словно его и не существовало.
Витька обожал мать, уважал отца, несмотря на сплетни, и очень жалел тетю Катю, понимая в каком кошмаре она вынуждена жить по воле злого рока. И эти его слова... "Так ее жизнь и пройдет!" Я не рискнул уточнить, о чьей жизни он говорил? Матери или тети Кати?
Об отдыхе Витькиной матери я уже знал. Даже я - наивный и неопытный подросток понимал, этот месяц для нее - глоток воздуха, можно сказать, концентрированная жизнь, которую она стремилась прожить как можно ярче, веселее. Она, конечно, не сидела дома безвылазно, часто нанимала медсестер, чтобы они присмотрели за тетей Катей, пока Витькина мать ездила в парикмахерскую или магазины, но полноценно отдыхала лишь раз в год. Обычно они всей семьей ездили на отдых, даже заграницей бывали, тогда это было редкостью, и когда они возвращались домой, счастливые и отдохнувшие, даже пахнущие по-другому, загадочно, маняще, людская зависть вспыхивала так ярко, что мне казалось, она становилась материальной и могла дотла спалить семью моего друга.
Не знаю, почему именно им так сильно завидовали. Да, жили они очень хорошо, но они не были единственными "богачами" в нашем классе. Взять, к примеру, одноклассницу Вику, у которой отец - переводчик мотался в загранку так же часто, как мы на дачу. Или другую девчонку, Янку, у нее папаша был директором завода. Они тоже выделялись, но, по какой-то неведомой причине, именно Витькиной семье доставалась вся иссушающая зависть. И щедрость, с которой Витька угощал весь класс импортными конфетами, лишь усугубляла черное чувство, и с Витькой, несмотря на всю его чистоту и душевный свет, никто не хотел дружить. Никто, кроме меня - ребенка, в чьем понимании мира зависть водилась лишь в страшных сказках. Кстати, наша дружба тоже началась именно с этого неприятного чувства.
©Оксана Нарейко