- мистический рассказ
Евгения Петровна, а по-простому баба Женя, в последнее время плохо спала ночами. А как преставилась одна из её пяти соседок, Алина Михайловна, и вовсе потеряла сон. Потому что случилось странное происшествие, которому баба Женя не могла найти разумного объяснения.
Примерно за неделю до смерти Спиридонихи, как называли Алину Михайловну соседи, к ней вернулась её дочь Алла, с внучкой Анечкой. Эту Аллу деревенские, по большей части, старики да старухи, знали как разбитную особу, что "крутит шашни с нечистым".
Основания для таких разговоров были. Однажды две женщины пошли за грибами, да решили отдохнуть на лесной полянке. Поставили тяжёлые корзинки, приложились к деревьям спинами, отдыхают.
Вдруг им послышался девичий смех, звонкий, как ручеек, и сопение, словно кабан хрюкает. Одна баба испугалась, а второй тоже страшно, но любопытство сильнее. И вот эта любопытная проползла на брюхе несколько метров, и раздвинув кусточки, обомлела.
— Гляжу я, сидит на земле... такой страшный, волосатый, в зелёных портках, — задыхаясь, рассказывала она после, — а на коленях у него Алка сидит, смеётся, и гладит чудище то по голове, то по чёрной каракулевой груди!
— Ой... что же за чудо-юдо такое? — заволновались бабы.
— А где это точно было? Чтобы случаем туда не зайти? — посыпались вопросы.
— Ага! А на голове у него — рога! Дремучие вы! — веселилась Алка, — это сержант Георгадзе был! Он из военной части ко мне бегает. Да, у нас с ним любовь, между прочим. Он грузин, а эта слепая курица, Ерошкина, его за чёрта приняла!
Был тогда большой скандал, после которого Алла уехала из деревни, чтобы вернуться домой только когда вышел срок матери на этой земле.
Алина Михайловна уходила тяжело. Всю деревню собрала своими криками.
Ругалась матом, орала, чтобы прогнали обступивших её смертное ложе демонов. Дачники, мало знавшие умирающую, предлагали послать за батюшкой, но в ответ на это получали новую порцию проклятий.
В тот день приключился небывалый ураган. Только что было чистое небо, как вдруг налетели тучи, мощный ветер пытался сорвать крыши и крушил теплицы и заборы. Дождь лил стеной, и всё безумие стихии время от времени освещала молния. Громовые раскаты были такой силы, что звук проникал в каждого, вибрируя в теле человека, как птичка в клетке.
Ураган закончился также внезапно, как и начался. Одна молния угодила в двухсотлетний дуб, что рос у ворот Спиридонихи, расколов его пополам и обнажив чёрное гнилое нутро здорового на вид дерева. Люди, зашедшие взглянуть на догорающий дуб, заметили, что дверь и окна в доме умирающей открыты нараспашку. Войдя внутрь, самые смелые обнаружили на постели мёртвую Спиридониху.
Странным в этой истории было то, что во время урагана исчезли дочь и внучка старухи. Словно мощный воздушный поток унёс их на другой конец света. Ничего не осталось — ни записки, ни распоряжений насчёт дома и утвари. Дочь и внучка исчезли без следа, и это не давало Евгении Петровне покоя по сей день.
"Старость — не радость", ворчала она себе под нос, и шаркала на кухню, ставить чайник. Телевизор она давно уже не включала, отметив, что после его просмотра у неё резко повышается давление. Вместо этого Евгения Петровна доставала толстенную книгу "Война и Мир" и погружалась в чтение. Обычно ей хватало десяти минут, как веки её смежались, и она, всхрапнув, закрывала книгу и шла в кровать, чтобы теперь проспать до утра.
Утром её будил призрачный пастух, гнавший на луга своё призрачное стадо мимо её дома. Коровы у неё давно не было — держать невыгодно, да и силы не те, но она неизменно просыпалась в то время, когда бывало, выводила свою Зорьку в стадо.
Всё что осталось реальным, это луга и воспоминания.
Единственная дочка, Ольга, вышла замуж за красавчика Борьку Соболева, и уехала к нему в Краснознаменский — большой посёлок городского типа. Там она устроилась контролёром ОТК на местной фабрике, где её муж, Борис, руководил отделом сбыта.
Он и жену хотел взять в свой отдел, но Ольга заартачилась — боялась, что сотрудники начнут осуждать, что мол, Борис Николаевич жену по блату пристроил.
В семье Соболевых подрастал сынишка — Глеб. Он как раз перешёл в шестой класс. Баба Женя обожала внука, хоть видела редко — Соболевы приезжали раз-два в год, и никогда не оставляли ей Глеба, опасаясь, что она избалует его.
***
Глаза у новенькой были разного цвета — левый серый, а правый — карий. Из-за этой её особенности был слушок, что Анька не простая, а со способностями. Проще говоря, ведьма. Вела себя девочка скромно, в посёлке шептались, что она до этого лежала в больнице, там же и училась. Но на вопросы, чем она болела, девочка отвечала упорным молчанием.
Однажды Глеб Соболев засунул Аньке в портфель ужа, а она испугалась. Завизжала, влезла на парту. В классе началась паника, все ученики наперегонки бросились на выход, и только Димка не испугался, и аккуратно взяв рептилию в руки, спокойно сказал:
— Ну чего орёте? Это же обыкновенный уж!
— Уж? — ребята стали потихоньку возвращаться и обступили Димку.
— Ну, да. Он сам боится! Вон, завонял от страха!
От ужа действительно пахло не очень.
— Что здесь происходит? — в класс вошла учительница и увидев в руках Димки змею, отскочила: — Бутнев, быстро выкини эту дрянь! И в школу с родителями!
Однако разобравшись, что к чему, не без помощи классной ябеды с говорящей фамилией Сорокина, Татьяна Сергеевна вызвала в школу родителей Глеба. И попросила Аню, чтобы и кто-нибудь из её родных зашёл.
На следующий день после того, как Борис побывал с сыном у директора, баба Женя неожиданно наведалась к ним в гости. Все были удивлены — добираться от её деревни вроде недалеко, а муторно: автобус ходил всего дважды в день, и объезжал все близлежащие деревни, делая большой крюк.
Думали-гадали, с чем пожаловала Евгения Петровна. Гостья села за стол, и, скользнув взглядом по дочке Ольге и зятю Борису, остановила взор на внуке, Глебе.
— Упаси вас бог, дорогие мои, трогать эту семейку, — сказала она с расстановкой.
Супруги переглянулись.
— Хм, — сказал Борис, — о чём это вы, мама? Какую семейку? Я не понял.
Голос его был ласковым, так обычно говорят с сумасшедшими, чтобы не вызвать у них приступ ярости.
— Всё ты понял, Борис, — покачала головой баба Женя, — я про пигалицу, которой Глеб змею в портфель положил.
— Это ужик был! — возмутился Глеб, но после брошенного на него взгляда бабушки замолк.
Бабушка была строгая, и Глеб хоть и любил её, но немного побаивался. Однажды, когда они приезжали к ней с родителями, в Никифорки, он видел, как бабушка во сне вдруг оторвалась от постели, сантиметров на тридцать и зависла в таком положении. Словно на воздушной подушке.
Однако тут что-то стукнуло во дворе, и бабушка опустилась на матрас, и проснулась, часто заморгав глазами.
Родители рассказу сына не поверили, тем более что он температурил тогда. Привиделось, с кем не бывает... Но Глеб и сейчас, когда закрывал глаза, видел эту картину... как бабушка спит, не касаясь кровати.
— Евгения Петровна, но откуда вы узнали про змею? — удивился Борис, — я только вчера был в школе. Глеб принёс свои извинения, конфликт исчерпан!
— В этом посёлке многие родом с Никифорок, — уклончиво сказала тёща, — мне приятельница позвонила, она в школе работает. И рассказала про то, как мой внук обидел Спиридониху.
— Спиридонову, ты хотела сказать, — наконец подала голос Ольга, — девочку зовут Аня Спиридонова.
— Я сказала, то, что сказала. У Ани ведь мать есть, и бабка была. В прошлом году померла, так вся деревня у нас на ушах стояла. Сильная ведьма была, не хотела уходить — ветер налетел, столько деревьев с корнем повырывал... Никифорки без электричества несколько часов сидели!
— Мам, ну вы скажете, — тихонько прыснул зять, — ураганы теперь обычное дело. В прошлом году только два было! Это результат глобального потепления!
— Ишь ты, умные все стали, — баба Женя посмотрела на дочь, — Оля, ну ты -то должна помнить Спиридониху?! Ну?
— Неужели эта Аня внучка Алины Михайловны? Алкина дочка?! — медленно произнесла Ольга, — я и забыла про них!
— Ну! А я тебе про что толкую! — стукнула по столу ладонью баба Женя, и повернулась к зятю: — ты, Боря, можешь не верить мне, смеяться, мол, старуха из ума выжила... но обещай, если вдруг с кем-то из вас, станут происходить странные вещи... сразу дай мне знать.
— Ну что вы, мама, всё каркаете! — в голосе Бориса слышалось раздражение, — Что с нами может случиться? Ну, пошутил мальчишка, дети, ё-моё!
— Борис! — с упрёком посмотрела на него жена, — ты не мог бы быть полюбезнее с мамой!?
— Просто обещай, — закрыв глаза, замогильным голосом произнесла баба Женя.
— Ну, вы даёте! Коллективно с ума спрыгнули! — Борис повернулся и вышел из комнаты, хлопнув дверью. Все трое, оставшиеся за столом вздрогнули.
Вечером, лёжа в постели, Борис сказал жене:
— Меня беспокоит душевное состояние Евгении Петровны. Я всё понимаю, но...
— Боря, ты не понимаешь, — отозвалась жена, — я же, получается, лично знаю маму Ани. Но я её не видела, хотя хожу на все собрания! Глеб сказал, Аня ещё в конце прошлого года к ним в класс пришла! Но я не могу вспомнить, чтобы я видела её мать, Аллу! Посёлок у нас, конечно, большой, но всё-таки, где-то мы должны были пересечься!
— Ну, возможно, она изменила внешность... или вы разными дорогами ходите, — предположил муж, а сам подумал "а может, она просто избегает встречи".
— Я хотела Глеба расспросить про Аню, — продолжала Ольга, — но мама запретила мне совать нос в их дела. Взяла с меня обещание...
Глаза Ольги блестели в ночи и Борису захотелось сказать жене правду. Или сейчас, или никогда.
— Оля... я, очень виноват перед тобой, — начал он, но вдруг горло сдавил спазм, от волнения и он закашлялся.
— Что с тобой? Воды принести? — Ольга принесла стакан воды и протянула мужу, который всё ещё не мог справится с сотрясавшим его тело кашлем.
Когда кашель удалось унять, ему стало стыдно. Ольга так за него беспокоится, а он... Нет, он не станет разбивать ей сердце. Он не бросит ни её, ни сына. Никогда.
Когда Борис впервые услышал про выходку Глеба, то понял — мальчишка, скорее всего, выследил его. А может Анечка проболталась, что "твой папочка, ходит к моей мамочке"! Несмотря на все меры предосторожности, девчонка могла видеть его со спины, когда её мать выпускала его через запасной выход.
— Ну так что? — в глазах жены была забота и любовь, но вдруг ему привиделись глаза Аллы, один серый, другой карий, — в них была страсть и призыв.
Мысли в голове Бориса смешались.
— Я... я виноват, мне так... мне так стыдно, за то, что я... — отвёл он взгляд и сказал первое, что пришло в голову: — был так груб с Евгенией Петровной! Я не должен был так с ней разговаривать!
— Ничего. Просто завтра будь с ней поласковее. Пообещай ей, что она просит, и всё будет хорошо, — поцеловала его жена.
Так и не сказав жене правды, ругая себя за слабость и малодушие, Борис погрузился в тяжёлый сон.
Алла, с распущенными волосами, стояла по пояс в озере, но ему было не разглядеть её лица. Вода искрилась от солнца, смотреть на неё было больно.
— Иди же ко мне, Борис! Не бойся! — манила его любовница, — иди, я жду!
— Отпусти меня, Алла, — тихо прошептал он, но она услышала и тихо засмеялась:
— Я не держу тебя. Иди, поцелуй меня в последний раз.
Борис сделал шаг, другой. Вот уже вода дошла до его карманов, и тут он разглядел, что вместо соблазнительной красотки Аллы, в воде стоит старая перечница, со сморщенной кожей. Обвисшая грудь болтается в воде, как тряпка.
Он хочет убежать и падает в воду, споткнувшись обо что-то... всё дно озера покрыто телами погибших. Там есть женщины, мужчины и даже дети.
— Господи, да что с тобой! — донёсся до него издалека голос жены, — Боря, ты весь горишь! Нужно позвать врача!
— Нет, нет, я в порядке, — сказал он, радуясь, что увиденное оказалось сном, — просто кошмар приснился!
— Не нравится мне всё это... этот кашель вчера... ты весь горишь! Я схожу за градусником, — жена встала, и накинув халат, вышла из комнаты, но скоро вернулась, держа в руках градусник.
Чуть погодя в дверях появилось обеспокоенное лицо тёщи.
— Всё нормально, обычная простуда, — махнул ей рукой Борис и лицо исчезло.
Температура была слегка повышена: тридцать семь градусов.
— Жар спадает, — потрогав лоб мужа, — сказала Ольга, — и всё же, может к врачу, а?
— Не надо, я в порядке, — Борис скривил недовольную мину, — Что Евгения Петровна? Собирается домой?
— Мама обеспокоена, — сказала Ольга, — и ты... ты обещал быть с ней помягче. Она волнуется за тебя, между прочим.
— Ну ладно, ладно, — Борису стало неловко, — скажи, что я сожалею о своей грубости. На работе устаю, накопилось раздражение...
— Сам скажи, — жена встала и потянулась, разведя руки в стороны, — хорошо, что сегодня выходной. Погода классная, жаль, что у тебя температура.
— Да всё нормально со мной, — отозвался он, откинув одеяло, — я в порядке. Хочешь, пойдём прогуляемся.
В центре стола располагалось блюдо с сырниками. Мать Ольги готовила их, сколько та себя помнила. Борис сырники не любил, но и тёщу обидеть не хотел, поэтому ел через силу, запивая их кофе с молоком.
Тёща, время от времени бросала на него тревожные взгляды.
— А где Глеб? Спит что ли ещё? — спросил жену Борис.
— Так он позавтракал и на речку побежал, с ребятами, — сказала тёща, убирая сковороду с огня.
— Куда? — Борис почувствовал, как по спине скатилась капля. Он вспомнил свой кошмар. — Куда? — повторил он хриплым голосом.
— Он не сказал, куда. "На речку, с друзьями"! — теперь и в голосе тёщи слышалась тревога, — не надо было отпускать, чтоль? Я сказала ему, чтобы тебя спросил... не спрашивал?
— Так. Спокойно, — Борис положил недоеденный сырник на тарелку и встал, повернувшись к жене: — давай одеваться и пойдём прогуляемся на речку.
— И я с вами, — баба Женя поставила сковороду на подставку.
— Нет, мама, вы лучше дома нас ждите, — ответил ей зять, и она уловила в его голосе сарказм.
На набережной было полно гуляющих — погода была прекрасная, бушевало запоздалое "бабье лето", люди спешили поставить лица ласковому, но уже заметно остывшему солнцу.
Мальчишки, побросав велосипеды, засучив штаны, ходили по отмели, высматривая прудовиков, а самые отчаянные купались. Соболевы направились прямо к ним.
— Эй, Павлик! — позвала Ольга одноклассника сына, — а где Глеб?
— А я не знаю. — пожал плечами мальчишка, — сегодня я его не видел.
— То есть как? Бабушка сказала, что Глеб с вами пошёл на речку, — Ольга посмотрела на мужа, который ходил возле брошенных великов. Борис отрицательно мотнул головой, и она поняла, что велосипеда сына он не нашёл.
— Павлик, а Дениса, друга Глеба, ты видел сегодня? — спросила Ольга.
— Не-а, — ответил пацан.
Теперь Соболевы, сломя голову бежали к старому бараку, где жил Денис со своими бабушкой и дедом. Того также не оказалось дома, но зато супруги узнали, что Глеб был здесь, зашёл за Денисом и ушли они не более полутора часов назад.
— Он не сказал, куда собирается? — спросила Ольга.
— Как же не сказал, сказал! Играть в "Зарницу"! — ответил дед, — Дениска у меня бинокль армейский выпросил, флягу и сапёрную лопатку.
— Да не волнуйтесь вы так, — успокаивала Ольгу Денискина бабушка, — Мальчишки же! Обычное дело!
Ольга и Борис вышли из дома, где жил лучший друг сына и сели на лавочку.
У Бориса было своё предположение, где искать Глеба, но он не мог поделиться этим с женой. Он был уверен, что, прознав про ведьму Спиридониху, Глеб, любопытный, как все мальчишки, решил влезть в дом её дочери и внучки, чтобы подтвердить или опровергнуть бабкины слова.
— Что такое? — вцепилась жена в его рукав, — умоляю, скажи, что нам делать дальше?!
— Дай мне спокойно подумать! — сорвался он, но тут же обнял её и ласково добавил: — прости, я на взводе! Сам переживаю, думая, куда они могли пойти с таким "джентльменским" набором, как бинокль и лопата!
— Объявим розыск! — предложила Ольга.
— Из-за чего? Сын ушёл на прогулку? Его, между прочим, твоя мать отпустила! Что мы скажем участковому?
Ольга опустила голову.
— Давай поступим так, — зашептал ей на ухо Борис, — ты сейчас пойдёшь домой, ждать Глеба, а я продолжу поиски.
— Я с тобой! Я не смогу сидеть и ждать! — горячо воскликнула Ольга.
— Но он ведь может вернуться домой! — с некоторым нажимом сказал Борис.
— Там мама. Она, если что, встретит! — ответила жена.
Борис выругался про себя. Отправить жену не получилось.
— Да, — пробормотал он, — я совсем забыл. Ну, тогда давай разделимся. Я беру на себя линии с Первой по Восьмую, а ты — Центральную площадь, с магазинами и рынком.
— Хорошо, — согласилась Ольга, — Где встретимся?
— Я подойду к памятнику на площади через час.
Борис перебежал дорогу перед ржавой копейкой и успел запрыгнуть в автобус, который шёл в нужном ему направлении.
"Ты серьёзно думаешь, что мальчишки с армейским биноклем и армейской лопаткой лазают по рынку"? — спросила Ольга сама себя, провожая глазами автобус.
Борис вышел на остановку пораньше, и через лесополосу пошёл к дому любовницы. Он часто так поступал — знал, что в заборе у Аллы есть пара "ненадёжных" досок.
Его ожидания не сбылись — он ожидал увидеть мальчишек, совершающих подкоп под "ведьмин" забор, но там никого не оказалось. Отсчитав нужные доски, Борис попытался раздвинуть их, но не смог. Похоже, хозяйка заколотила.
"Обиделась, небось, за дочку", — вздохнул Борис, и решил зайти через калитку, принести извинения и заодно удостовериться, что слова тёщи не имеют под собой никакого основания.
Он долго стучал, пока, наконец, не послышался скрип двери, потом шорох платья, и вот перед ним оказалась Алла.
— Здравствуй, — сказал Борис, невольно залюбовавшись ею. Ему всё в ней казалось прекрасным: рассыпанные по плечам волосы, чуть раскосые глаза разного цвета и широкие скулы. Нравилось, что она почти не красится и ногти у неё обычной длины.
— Говори быстрее, зачем пришёл, некогда мне, — с опаской оглядываясь на дом, сказала любовница. Даже на приветствие не ответила.
— Не пригласишь в дом? — спросил он, очень удивившись её немилости: неужели это всё из-за какой-то детской шалости?
— Нет, не приглашу, — она вскинула подбородок, — с чего бы это?
— Я... хотел попросить прощения за сына, — стараясь говорить спокойно, начал Борис, — за ту его выходку... за ужа.
— С кем это ты там? — раздался грозный рык, — что это за хлыщ там с тобой?
— Боря, прошу, уходи, — закусила она губу, — умоляю, не губи!
Он ещё раз посмотрел на её лицо, вздымающуюся грудь, волнующие изгибы тела, и спросил:
— Значит, между нами всё кончено?
— Уходи, Борис! — неопределённо бросила она, и чуть ли не бегом вернулась в дом.
"Что ж — подумал Борис, — во всяком случае, Глеба здесь не было".
Дома его ждала приятная картина — сын, вернувшись домой, с аппетитом наворачивал куриную лапшу, сваренную бабушкой.
Сама баба Женя сидела напротив, и положив щёку на ладонь, любовалась внуком.
— Лучшая приправа - голод, верно? — потирая руки, Борис зашёл на кухню, — приятного аппетита, сынок!
— Спасибо, — кивнул Глеб.
— Давай ешь, а после расскажешь, где ты был, — Борис потрепал его по вихрам.
— Ну? А тебе налить супца? — наконец оторвала бабушка взгляд от внука, — или Олю подождёшь?
— В смысле? Она что? Не приходила ещё?
— Нет, — ответила баба Женя, — мне думается, что она решила проверить, не у Спиридоновых ли Глеб. А заодно с Аллочкой повидаться. Они же вместе росли!
Услышав такое, Борис снова выскочил за дверь и побежал коротким путём к дому любовницы. Он обошёл забор по периметру, и вдруг увидел девочку, сидевшую спиной к забору. Она играла с куклой. Борис сразу узнал её — именно у неё просил прощения сын в кабинете директора. И тогда его поразило сходство Анечки с её матерью.
— Аня, здравствуй, — ласково сказал Борис, — ты тут никого не видела?
Девочка подняла него свои "разные" глаза. От её взгляда ему стало не по себе.
— Я никогда не выйду замуж, — серьёзно сказала девочка, — все мужчины - предатели.
Продолжение >>
