Приехала к Люсе подружка закадычная из другого города. В гости. А при ней ребеночек небольшой, Вадимчик. Давно Люся с подружкой не виделась. Больше по телефону общались. И знала только, что в семье подружкиной не все гладко. Муж там с тяжелым характером попался. И чуть к разводу дело не катится.
- С мужем, - подружка сказала, - капитально поцапались. Не могу я с ним прямо. Можно, Люся, у тебя поживу? Пусть он там все осознает. А тебе с нами даже веселее будет. Наобщаемся всласть. Тоже, небось, в декрете скучаешь сидишь.
А Люся не против была. У нее сын Вася - ровесник Вадимчика. Будут эти дети играть дружненько. А сама Люся с Глашей общаться станут на взрослые темы. Все же в декрете не сильно пообщаешься. Только про ладушки, “гав-гав”, “мяв-мяв” и прочие “агу”. Надоедает со временем.
И муж Люсин против не был. “Мне, - муж сказал, - без разницы. Я на работе до вечера позднего. И гостей буду видеть только крепко спящими”.
И Люся себе милые картинки рисовала. Как ходят они с Глашей на улицу детишек выгуливать. Сидят в песочнице, новости обсуждают. Потом кормят этих детишек супом, спать укладывают. И хозяйство вместе ведут. А вечерами общаются про школьное детство и характеры своих супругов.
И так бы, пожалуй, все и происходило. Но каждая мать молодая дитя воспитывает так, как ей лично правильным видится. И редко получается, что взгляды на процесс взращивания у женщин совпадают.
- Мой Вадимчик, - Глаша сообщила, - всякие подгузы носить не очень любит. Да и я против. Все же, пожалуй, не сильно это для мальчика полезно. А у вас и дома жара неимоверная. Пущай без портков носится. Ваза-то ночная в хозяйстве имеется? Давайте-ка ее обобществим. Может, и согласится Вадимчик естественный надобности в вазу оправлять. Как раз пора. Два годика ему исполнилось. Начнем, так сказать, процесс приучения.
Выдала Люся горшок Васин. А что делать? Хоть и не гигиенично это, пожалуй, с точки зрения бактерий. Но гостям не откажешь. И ковра жалко.
А Вадимчик бегает по квартире. Вазу ночную избегает изо всех силенок. И всякие свои дела исполняет в произвольных местах. То на диване, то на коврике, то в ящик какой заберется - и там затихнет: исполняет.
Люся, конечно, намекала на то, что система воспитания такая вразрез с домашним уютом идет. И даже памперс Вадимчику украдкой надевать пытается. Но он с себя этот предмет стягивает, а на Люсю пирамидкой замахивается. Не привык.
И сам Вадимчик - мальчик капризный. В отца своего, небось, пошел. Игрушки у Васеньки забирает, дерется. И верещит все время. Чуть не по его что - тут же и верещит. Может даже часами такое проделывать. На улице Васеньку песком посыпает или палкой с ним воевать хочет. И в песочницу свои дела еще исполняет. Тут уж все мамы уличные криком кричат. А Глаша в ответ не обижается.
“Ой, - говорит, - поменьше экспрессии. В этой песочнице уж все собачки и алкоголики районные отметились. Подумаешь-ка”.
А Люсе неудобно. Она в песочнице прямо краснеет. И гулять с подружкой не хочет уже. Хочет особняком держаться.
Через неделю взвыла от такой жизни. Вроде, и подружку жалко. Но и по минным полям ходить дома надоело. И муж Люсин на поля жалуется. И в песочнице спокойно теперь не посидишь.
А как гостей выставить? Глаша с супругом еще и не помирились.
Пробовала хитростью орудовать: мол, уезжаю я с дитем к маме, на неделю. И пора бы тебе, Глаша, с супругом примиряться. А Глаша только глазами похлопала. “Ладно, - сказала, - уезжай, конечно, коли по родне соскучилась. Мы тут на хозяйстве останемся. Папе вашему ужин готовить станем с Вадимчиком. И ничего страшного совершенно. Частенько хозяева нас так одних оставляют - тоже по родне скучать начинают”.
А Люсе что делать? К маме поехала с Васенькой. Пожили там будто на иголках. И муж с Люсей не разговаривал. Не звонил ей даже. Только молча картинки присылал - где он безобразие от гостей обнаруживал в очередной раз. То на обоях Вадимчик художества рисует, то майку мужа этого стирает в отхожем месте, то на столе сидит кухонном, сахаром посыпает все кругом или солью.
Вернулась Люся. Глаша несчастненькая сидит. Вадимчик при ней верещит. Не позволили ему на стол обеденный забраться. И сахар с солью высыпать по кухне. А ему такая забава больше всего нынче нравится.
“Понимаю я, - подружка говорит, - что уже вам помеха мы. Но деваться некуда совершенно. Нигде нам места с Вадимчиком нет. Поживу еще с неделю? Может, мой на примирение пойдет. Сколько уж можно по добрым людям кочевать? Купите мне билетик на поезд, если сможете на самый августа конец”.
Купили билетик. Еще неделю заветного состава ждать. Только этой мечтой и живет Люся. А Глаша грустненькая по-прежнему. “Может, - говорит, - попозже к вам приедем. Вот подрастут детишки, войдут в разум. И снова встретимся. Говорят, между двухлетками и детишками трех лет - буквально пропасть в понимании ваз ночных. Приедем, наобщаемся”.