Вот почему так бывает? Зимой хочется летнего тепла и зелени, а летом – наоборот, прохлады, сине-сиреневых пластов сугробов под холодным солнцем, и деревьев, наряженных в пушистое покрывало инея?
Июльский зной сводил с ума. Наталья не понимала, как отпускники выдерживают эти невыносимые часы под открытым, с ума свихнувшимся солнцем? Лежат, как курицы на гриле, жарятся, поворачивая бледные бока, чтобы прожарка получилась ровная и красивая, кормят «раковые» клетки, считая, что нарушение пигментации кожи – это есть хорошо, это – здоровье. Наталья же, наоборот, надевала широкополые шляпы и закрытые светлые платья, чтобы ни один солнечный губительный луч не смог до нее добраться. Солнце не щадило Натальино тело. Если кипятком ошпарить ее, результат будет такой же ужасный, как и загорание.
Бог с ним, солнцем. В конце концов, от него можно спрятаться в тень. Но куда деваться от полуденной духоты? Воздуха Наталье катастрофически не хватало. Ни стояние под прохладным душем, ни многочасовое сидение напротив вентилятора не спасало. Наталья задыхалась, как рыба, выброшенная на берег. У нее заплывали мозги и мысли двигались, как улитки, неспешно и бестолково. Переспать бы день, да перенести все дела на ночь. Но и ночью стояла невыносимая тяжелая духота, будто Наталью заперли в тесную железную клетку, да еще и прикрыли сверху крышкой.
Говорят, лучшее спасение от жары – собственная дача. Брехня. На даче столько дел, что отдыхать в холодке некогда. Нужно встать в три ночи, чтобы прополоть огород в относительной прохладе. Потом приготовить завтрак, да и насчет обеда покумекать. Прибраться в доме. Опять же – стирка никуда не денется. Всем хороша стиральная машина-автомат, но что делать, если свет вырубили? Вечно тут неполадки с перепадами напряжения, Наталья уже третий ресивер телевизионный меняет и второй холодильник – зла не хватает!
Нет, не создана она для сельской жизни. И для лета, противного, душного, комариного русского лета не создана. К комарам можно привыкнуть, а вот к слепням привыкнуть невозможно – их не берет никакой репеллент, они не просто кровь сосут, они куски мяса выгрызают, как шакалы с крылышками. Муж вытащил как-то Наташу на рыбалку, завел лодочный мотор, погнали с ветерком. Так эти твари летели следом и нисколько не отставали, пока Наталья не взвыла, проклиная и мужа Сережу, и рыбалку, и все на свете.
Она любила осень. Когда тихо. Когда желтый лист плавает в воде, когда можно затопить печь, когда можно не спеша прогуливаться по лесу с собаками и созерцать «тихое природы увяданье». Ни суеты, ни визжащего триммера, ни ругани соседей, ни музыки очередной шашлычной вечеринки, только печальные крики улетающих птиц в суматошные южные края. В это время Наташа сама становилась тихой и покладистой. С ней было очень удобно и комфортно. Сережа часто включал песню Леонтьева (Валеру Леонтьева времен элегантных концертных костюмов, а не кожаных трусиков под рыболовной сеточкой), и вместе с Натальей напевал под нос про то, «как исчезли солнечные дни и птицы улетели».
Они любили усесться вчетвером перед уличным камином беседки и смотреть на огонек. Угли жарко потрескивали, вечер был тих и печален, и Наталья с Сергеем были тихи и печальны, и их любимые старые собаки, положив голову на лапы, косили на хозяев карими глазами и тоже были тихи и печальны.
Собакам, огромному Мише, помеси двортерьера с шарпеем, и таксе Жорке в нынешнем году исполнилось по пятнадцать лет. Возраст солидный. Оба начали болеть стариковскими болячками, оба, несмотря на прекрасную форму, заметно поседели и подряхлели. И тем не менее, хозяева по-прежнему выводили их на прогулку два, а то и три раза в день. Эти четверо стали частью деревенского пейзажа.
Все пятнадцать лет мимо их четверки проезжали автомобили дачников, и привычно сигналили – здоровались. Потому что им казалось: пока четверка гуляет вдоль деревни, ничего страшного случится не должно. Стабильность. Деревня никуда не денется, времена года будут сменяться с завидным постоянством, и в маленьком мирке каждого жителя будет царить благоденствие и тихое семейное счастье. Собаки были последними, больше никаких питомцев – Сергей и Наталья так решили. Они хотели пожить для себя. Больше никаких прогулок по улице. Но пока Мишка и Жорка были живы. И пока люди видят их, гуляющих с хозяевами по дороге.
Они все равно уйдут когда-нибудь, так устроена природа. Конечно, уйдут. От понимания неизбежности у людей томилась душа и сосало под ложечкой. Они с тревогой глядели на сельскую дорогу и заранее переживали: а где Мишка с Жоркой. Но вот, у самой развилки дороги, где журчит неугомонный ручей, они вновь встречали знакомые силуэты и облегченно выдыхали: живы – здоровы. Стоит деревня, и Слава Богу. Надо и нам на свои участки торопиться.
Но, как не обманывали себя дачники и местные старожилы, смерть брала свое. За прошедший год умерло три человека, мужчины. И смерть такая мерзкая: двое погибли в аварии, один утонул в озере – ставил сети, а неустойчивая алюминиевая «Малютка» качнулась и опрокинулась. Рыбак запутался в собственной сети и ушел на тот свет относительно молодым. И первые двое были молоды – тридцати и сорока лет. На ровном месте, мистика какая-то, взяли и врезались в дерево. Оба – насмерть.
Ну… ответ прост. Пьяные были. Чертовски пьяные. Расслабились среди елочек, да березок. Ни вода, ни дорога пьяных не любит. Вот и результат – пополнили местный погост. Он очень разросся в последнее время, этот погост. В городе хоронить дорого, а досюда рвачи- похоронные бандиты покуда не дорвались. Вот и хоронит народ свою молодежь рядом с древними покойниками. Лежат теперь под елочками и березками, стариковскую воркотню слушают.
Только молодых упокоили, подошла очередь следующим. Еще одна троица. И тоже – мужчины. Всем почти шестьдесят. И у всех один диагноз – рак. Всех отправили из больниц помирать, потому как никакой надежды нет. Говорят, Бог забирает людей тогда, когда те выполнили все свои земные задачи. Эти выполнили. Иначе, как объяснить, почему здоровые мужики вдруг начали таять, как свечки?
Оставшееся после наследство жены умерших быстро распродали и раздали по соседям и родственникам. Немудрено – хозяева были крепкие и радивые. У каждого в сарае все по полочкам и к месту прилажено. Никакого тебе бардака, любо-дорого глядеть. Они, наверное, в своих гробах переворачивались, когда супруги за бесценок разбазаривали их богатство: японские лодочные моторы, сами лодки, «Афалина», между прочим, автомобили почти новые, хоть и российский автопром, но каждому и пяти лет нет. Запчасти, двигатели, слесарный инструмент, бензопилы, болгарки, новенькие колуны, а у одного так вообще – целый дровокол, из Новосибирска выписанный.
Ой, да сейчас у любого мужика нервы лопнут, если список товаров целиком на общее обозрение выставить. И главное – копейки все стоит! Копейки! Женщины посчитали такое наследство за хлам! Балованые женщины были. Типичные дачницы. Деревню любили с мая по октябрь, пока помидоры в теплице растут, а потом всем корпусом разворачивали курс на город, частенько оставляя своих рыбаков-охотников зимогорить одних. Ну те не особо горевали, если честно. Что им надо: картохи сварят, консервы откроют, бутылочку – на стол. Сальца у Борьки-соседа купят, с мороза в избу принесут, то-о-о-ненько порежут. Красота! Слюнки, как у Мишки-шарпея текут.
Бабочки в городе диваны пролеживают и сплетни по всему городу собирают.
Вот так и жили, пока мужья, один за другим не заболели. Такое чувство, будто онкология – заразная.
Ну, супруги повыли, поныли, оценив мужей по заслугам. Поняли, что никакой жизни без драгоценных (а при жизни думали, что постылые они) мужиков им теперь не будет. Ну и избавились от дач по-быстрому. И избавлялись ходко, только вьет – ломать – не строить. Одна проблема осталась – куда девать собак и кошек? У каждого из мужчин была собака. И кошки – тоже. Мышей давили на радость хозяевам. А Буяны, Снапы и Маськи душу грели, потому что добрыми выросли: ни на охотников, ни на охранников не тянули. И все молодые, и все здоровые, ласковые, доверчивые, воспитанные собаки.
К Петру, местному егерю потянулась вереница вдов. У Петра своих лаек свора, ему бестолковых в охоте шавок даром не надо. Но вдовы завели другую песню, мол, Петя, у тебя ружье есть, надо пристрелить кобелей. Через месяц и третья вдова прискакала:
- Петя, я пока дом продавать не буду. Жалко… Так мне же осенью уезжать. Я Маську взять с собой в город не могу. Ну как это – собака в квартире?
- Так у тебя трешка ведь?
- Ну… квартира, все-таки. И собака… Как-то… Я не привыкла. Надо бы Масю пристрелить. Как-то…
У Петьки отродясь никаких сантиментов в сердце не водилось. Он этих собак стрелял, перестрелял. И животину лесную не жалел, ибо охотник и живодер. А тут даже у него глаза на лоб полезли.
- Да ты че, мать? Егор Петрович эту Маську из Калинца привел, от смерти отбил! Она же там к цепи прикована была намертво. Ни воды, ни еды, и сама вся в *овне по уши! Петрович ей новую жизнь подарил! И ты ее хочешь пристрелить, да не сама, а моими руками, гадина такая!
Ну, та развернулась, с горы Петьку матом обложила и пошла к Темке Лебедеву, тоже охотнику. И Темка ее обратно развернул. Взять собаку не может, своих четыре души, но и стрелять не будет.
В общем, ситуация сложилась патовая. Ни один охотник стрелять в молодых и здоровых псов не решился. Вдовы сулили им неплохие деньги, всячески умоляли, убеждали, мол, что теперь, псам голодной смертью помирать?
- *опы поднимите, вызывайте ветеринаров и усыпляйте сами! – Петька сказал, как отрезал.
- Так дорого же!
- Ничего, вы в барышах сейчас! Наскребете деньжат, не обеднеете. Вон, кошки ваши уже по моему двору голодные бегают, мяукают, лаек не боятся… В честь их кормешки разоритесь!
И куда они отправились?
Ясен пень, к кому. К Наталье, любительнице собак и всякого зверья.
- Наталья, ты дома? – кричит под забором одна из них.
А чего кричать, если Наталья тут же, во дворе колготится.
Ну… с места в карьер, со слезами крокодиловыми: возьми и возьми собачку. Ты же добрая. А чего тебе еще делать (в сорок пять лет), где две, там и три. Жалко собачку, сил никаких. Не я ее брала, а муж. А мне отвечать за его поступки?
Наталья еле сдерживалась. Эта уже третья по счету вдова. С той же песней. С тем же тоном. И с фальшивыми слезами. Такое зло Наташу взяло, сил никаких, хоть в зеркало смотрись, на лбу слово «лох» ищи. И так себя жалко Наталье. Последние пятнадцать лет она ничего, кроме деревни не видала. Работа – дом, все! Ни на экскурсию, ни на юг, никуда, будто у нее полный двор скотины. Постоянно с собаками и котами, подкинутыми ей под забор, возится. И теперь – опять. Пока мадамы диваны пролеживать будут, ей снова, в снег, в дождь, сюда ехать и кормить, лечить, будки обустраивать, нервы трепать, любить новых постояльцев. За бесплатно!
И так всегда – пока лихо не громыхнуло, бабы эти противные даже не здоровались. Выше Натальи себя считали. Сейчас собак сбагрят, и опять носы в сторону повернут…
***
Вечером с мужем состоялся разговор. Поругались, повозмущались, даже поплакали. Никакой свободы. Никакой романтики. Летом нужно терпеть зной. Зимой – стужу. Гулять по два раза в день и учиться любить заново чужих собак. А куда их? Смотреть, как они, брошенные хозяйками, в глаза тебе заглядывают? Плачут. Страдают от предательства? Это Наталья вынести не могла физически. Она терпеть не могла всяких кошек и псин. Но и на мучения их смотреть спокойно тоже не могла.
- Сколько можно, Сережа? Сколько?
- Сколько нужно, Наташка. Детей нам Бог не дал. Видимо, недостаточно правильно мы свою жизненную задачу выполняем. Вот и подбрасывает нам головоломки.
- Ага, этим-то не подбрасывает…
- Не наша забота. У них своих проблем хватает. Толку, что все продали глупые бабы. Прибытка, говорят, нет. У одной сыночек все деньги отобрал, другая, говорят, мошенникам два миллиона отдала, да еще на миллион кредитов влезла. У третьей с дочерью скандалы: она ей внуков подкинула, а сама смылась. Ну разве можно сравнить наши хлопоты с их бедами. Успокойся, Наташка, авось, перемелится…
Они вздохнули как-то синхронно. Собаки мирно похрапывали в ногах. Что же поделать - у каждого своя программа в жизни, и надо прилежно ее выполнять.
Автор: Анна Лебедева Поддержать автора