Авторское название: 1924 год. Лето. «Караф»
Предыдущую главу 16 читайте здесь.
Это было неожиданно. То, чем завершились прошедшие два дня, — было неожиданно.
Своё обещание покончить с делами в течение одного дня и взять отпуск Михаил Капитонович не выполнил. Когда Ли Чуньминь не вышел на службу и на третий день, майора стали искать, посетили квартиру и обнаружили, что нет ни вещей, ни его самого, ни жены, ни троих детей. Сорокину надо было срочно завершать бумаги к судебному процессу, и его не трогали, хотя вопросы задали, и он решил не испрашивать отпуска до тех пор, пока не уляжется дело с исчезновением его начальника. Однако 9 июня в понедельник его вызвали в управление и провели в кабинет Ли Чуньминя: сейф и книжные стеллажи — всё было открыто. В кабинете присутствовал начальник управления района Пристань майор Ма Кэпин, какой-то китайский военный и русский полицейский чин, которого Сорокин не знал. Ма Кэпин говорил, русский чин переводил:
— Господин Сорокин, вы приняли к производству дела геройски погибшего следователя городской сыскной полиции господина Иванова, не так ли?
— Так точно! — Сорокину почему-то показалось, что будет правильно отвечать на военный манер. — Однако есть уточнения!
— Какие?
— Не все дела! Только производство по уголовному делу Огурцова, — и тут Сорокина осенило, — и розыскное дело «Ремиз»!
Наверное, это было чудо, но Сорокин увидел на столе, на котором лежали папки, ту, крепко завязанную тесёмками.
– Вот оно, — он показал, — я по устному запросу передал его господину майору Ли Чуньминю.
Майор Ма мрачно посмотрел на Сорокина и произнёс:
— Ли Чуньминь для нас больше не господин и не майор…
Сорокин сделал удивлённое лицо.
— Позже вам всё объяснят, — сказал Ма и показал на стол: — Сможете в короткое время посмотреть эти дела?
Сорокин прикинул — на столе лежало папок пятнадцать, почти все тонкие.
— Думаю — да!
— Два дня хватит?
— Надеюсь! А где смотреть?
— Вам отведут отдельную комнату!
Первое дело, за которое он взялся, было, конечно же, «Ремиз». Сорокин не был заядлым карточным игроком, но он знал, что слово «ремиз» обозначает наказание игрока за недобор взяток — сколько взяток недобирает игрок, если сам их объявляет, на столько он будет наказан другими игроками.
«Что же это за игрок? И недобор! — подумал Михаил Капитонович, когда начал листать дело. — Какое отношение это имело к Иванову и при чём тут Ремизов?»
Сперва ему показалось, что название «ремиз» связано с фамилией негласного осведомителя: «Может быть, Ремизов и есть главный фигурант дела? А теперь хочет, чтобы оно было уничтожено с моей помощью, и не оставить следов? Они же хотели меня скомпрометировать, когда сказали, что у меня не хватает денег за их услуги!» Однако он быстро отверг эту мысль — тогда зачем было Иванову информировать Ремизова об этом деле, в конце концов, если Ремизов был в чем-то виноват, Иванов мог…
Додумавшись до этого, Михаил Капитонович решил не забегать вперёд.
Дело «Ремиз» было странное, таких Сорокин ещё не видел: в нём не было ни одной формальной бумаги, подписанной кем-либо прокурорским или судейским, не было и анкеты на фигуранта дела, не было ни одного протокола допроса, отсутствовали постановление о заведении и правовое заключение «на основании закона такого-то… или уложения такого-то…», то есть всё то, что он много раз видел в других делах. Не было даже описи приобщённых документов.
Михаил Капитонович перелистал несколько раз; он обнаружил, что подшитые бумаги написаны тремя или четырьмя разными почерками и ни один не похож на почерк Иванова.
«Ремизову пока ничего не скажу!» — решил он и стал читать.
Первый документ был написан размашистым правонаклонным почерком с красивыми завитками в буквах «в», «д», «б» и «ъ». Замысловатыми, как виньетки, были заглавные буквы. Михаил Капитонович позавидовал хозяину этого почерка, потому что было красиво, а главное — понятно.
«Настоящим сообщаю, что объект «Караф» 12 января сего месяца встречался на углу Конной и Казачьей с неизвестным, который имел вид забияки и, судя по виду их разговора, который они вели тихим голосом, был сильно раздражён. Они были на расстоянии двадцати саженей, и услышать, о чём они говорили, не представилось возможным. Разговор был не более пяти минут, после чего «Караф» расстались с собеседником и тот на извозчике уехал в сторону Китайской. Дальше за ним проследить не удалось, потому что на извозчика не оказалось нужной суммы денег. «Караф» пошёл домой и до вечера из дома не выходил. В дальнейших сообщениях буду называть данного собеседника «Карафа» — «Забияка».
Дочитав до конца, Михаил Капитонович понял, что это рапортичка филёра; в самом нижнем правом углу была размазанная пальцами пометка: «Источник «Михайлов», 13/01/24».
Следующее донесение было написано мелко-мелко почти без наклона, строчки ровные под линейку, поля аккуратные, как в книжке.
«Источник сообщает, что К.Н. целый день провёл в нескольких бор@делях в китайском районе Фузядян. Что он там делал, выяснить не удалось. Бор@дели были второй руки.
Поскольку бор@дели об это время своей прямой функции не исполняют, ввиду отдыха персонала, предполагаю, что К.Н. проводил там коммерческие переговоры…» Над словами «прямой функции» и «коммерческие переговоры» стояли карандашные вопросительные знаки, и Сорокин понял, что их поставил не автор донесения, а тот, кто читал. «Да, — подумал он, — если автору цель приезда туда К.Н. «выяснить не удалось», то откуда ему знать, что речь шла о «коммерческих переговорах»? Про «персонал» тоже, скорее всего, измышления автора».
В конце донесения шёл список адресов бор@делей, а ниже этот же список был переписан карандашом. Запись карандашом была сделана рукой Иванова, его почерк Михаил Капитонович узнал сразу. Это заинтересовало, и Сорокин задумался. Один адрес привлёк его внимание, и он вспомнил, что он ему хорошо известен — опие@курильня, которую он посещал. «Тогда получается, что доноситель указал бо@рдели, а Иванов опиекурильни, значит, бор@дели и опиеку@рильни — части одного целого!»
На самом деле это для Сорокина не было открытием, это было известно всем — где публи@чный дом, там и опи@ум. И для Харбина в этом не было ничего особенного: китайский район Фуцзядянь строился на глазах, и вместе с магазинами, ателье, аптеками и так далее строились и борд@ели, на опие@курильни никто не обращал внимания, хотя китайские власти уверяли, что они борются с этим злом. От Иванова Сорокин слышал, что не в самом опи@уме дело, а в источниках и маршрутах переброски, которые китайские начальники хотят перехватить для себя — доходы от этого были огромные. В правом нижнем углу донесения, как и на первом, стояла карандашная пометка Иванова: «Источник «696», 18/01/24».
Сорокин читал следующие бумаги, все были похожие: некий «Караф», он же «К.Н.», были и другие обозначения, — Сорокин уже был уверен, что речь идёт об одном и том же человеке, — ездил, или ходил по городу, встречался с какими-то людьми, например «Забиякой», разговаривал, а потом ехал по адресам борде@лей.
Он долистал и стал думать, что, скорее всего, Иванова интересовала деятельность этого «Карафа» и «Караф» является главным фигурантом дела «Ремиз», а сам «Караф» имеет отношение к переброске опиу@ма.
А почему «Ремиз»? И кто этому «Карафу» должен отомстить, или наказать его за «недобор взяток»? Какой тут интерес Ильи Михайловича и какая роль Ремизова, а тем более Изабеллы?
Дело было прочитано, перелистано до самого конца и лежало открытое на последней странице. Задумавшись, Сорокин блуждал взглядом по странице, по открытой обложке, видел дырочки, через которые нитками было прошито дело, и вдруг обнаружил, что на нитках сохранились крошечные обрывки бумаги, как в школьных тетрадках, когда вырывают листы. Он всмотрелся: на толстой суровой нитке были кусочки и не одного и не двух вырванных листов — он насчитал четыре. Он подумал, что это странно, потому что все предыдущие бумаги были написаны на одном листе, максимум двух, а тут — четыре, и вот и последний документ был вырван. Это была загадка.
«А может быть — отгадка? — подумал он. — Может быть, здесь Иванов написал то, что он думает по этому делу, и изложил то, что ему дополнительно сообщали устно?» Михаил Капитонович стал перелистывать от конца к началу и нашёл ещё в двух местах сохранившиеся на нитках обрывки бумаги. Это означало, что из дела вырвали не один документ, а минимум три. Что это могло быть?
Михаил Капитонович встал и пошёл к окну.
«А это могло быть только то, что Иванов аккуратно собирал материалы, умирать он и не думал, значит, в его руках папка была целой и хранилась бережно, а когда попала в другие руки, документы были вырваны. Тогда вопрос: а что это были за документы? А то, — Михаил Капитонович не замечал, как в его руке тлеет папироса, — что это документы, где или конкретно, или обобщённо… — он вспомнил одно из любимых слов Иванова из делового документооборота, — описаны действия этого «К.Н.» или «Карафа»! После смерти Иванова, по крайней мере при мне, никто папкой не интересовался — только Сергей Леонидович Ли Чуньминь». И Сорокину стало ясно, что он до чего-то додумался, но кое-что требует уточнений.
«Первое! — Он погасил папиросу и загибал пальцы. — Завтра надо объехать адреса, те, что — карандашом! Второе — остальные дела посмотрю и доложу, а про «Ремиз» — в последнюю очередь! Третье! С Ремизовым я не встречаюсь и не ищу его, если он сам меня найдёт, значит — следит! А коли так, пусть рассказывает! И последнее — надо бы как-то обзавестись оружием…» И он вспомнил, что в тюрьме, в кабинете Иванова, а теперь уже в его кабинете, в книжном шкафу лежит браунинг Ильи Михайловича. Только туда ещё надо добраться.
Евгений Анташкевич. Редактировал Bond Voyage.
Все главы романа читайте здесь.
======================================================
Дамы и Господа! Если публикация понравилась, не забудьте поставить автору лайк и написать комментарий. Он старался для вас, порадуйте его тоже. Если есть друг или знакомый, не забудьте ему отправить ссылку. Спасибо за внимание.
Подписывайтесь на канал. С нами интересно!
======================================================