Эта история приключилась с моей бабушкой, Софьей Степановной, в те годы, когда страна ещё зализывала раны после войны, а в глухих деревнях электричество считалось чудом почище воскрешения Лазаря. Представьте себе: начало пятидесятых, заброшенная богом и людьми деревушка в Оренбургской области, куда, кажется, даже ветер доносится с опозданием на пару дней.
Софья, в те времена, молодая женщина с глазами цвета грозового неба и характером, способным приструнить табун диких лошадей, — жила тогда в покосившейся избушке своей матери, Агафьи Никитичны. Муж Софьи, Аркадий, недавно испарился из её жизни, как утренний туман, оставив после себя лишь горький привкус разочарования и сынишку Мишку, белобрысого сорванца с вечно ободранными коленками- моего будущего отца.
- Ушёл к первой семье, — шептались соседки, прикрывая рты уголками выцветших платков. - Нашлись, значит, пропавшие-то в войну.
А Софья только плечами пожимала: мол, скатертью дорога! Гордая была, как все женщины в их роду. Но судьба, видимо, решила, что Софье мало испытаний, и подкинула новое: мать, Агафья Никитична, слегла. Захворала так, что местный фельдшер, Егор Кузьмич — сухонький старичок с бородой, в которой, казалось, застряли все тайны мироздания, — только руками развёл:
- Готовься, голубушка, все там будем!
И началась для Софьи круговерть: днём — работа в колхозе до седьмого пота, вечером — хлопоты по хозяйству, а ночью — бдения у постели умирающей матери. Спала урывками, как воробей на ветке: чутко, готовая вскочить по первому зову. Даже на Мишку времени не оставалось.
В тот день, Софья, как обычно, хлопотала по дому. Покормила мать жиденькой кашей, задёрнула ситцевую занавеску над печкой, где лежала Агафья Никитична, и принялась мести пол, напевая себе под нос какую-то незатейливую песенку. Мишка возился рядом с самодельным деревянным грузовичком, издавая губами звуки, похожие на рёв мотора.
И вдруг — скрип входной двери. Да такой пронзительный, что у Софьи мурашки по спине побежали. Она обернулась и застыла, словно громом поражённая.
На пороге стоял её отец, Степан Ильич, в военной форме, начищенных до блеска сапогах и с той самой родинкой над левой бровью, которую Софья помнила с детства. Стоял, как живой. Вот только не мог он быть живым — похоронка на него пришла ещё семь лет назад.
«Господи, спаси и помилуй», — пронеслось в голове у Софьи, а ноги будто к полу приросли.
Степан Ильич — или его призрак, неспешно осмотрелся, как человек, вернувшийся в давно покинутый дом. Взгляд его остановился на занавеске, за которой лежала Агафья Никитична. Он подошёл, отдёрнул ткань и произнёс голосом, от которого у Софьи внутри всё перевернулось:
— Ну что, Гаша, собирайся! Я за тобой пришёл. Ух, и истосковался я по тебе, голубка моя!
Агафья Никитична, казалось, ничуть не удивилась. Только кивнула слабо, как будто давно ждала этого момента.
А потом случилось то, от чего у Софьи волосы на голове зашевелились: Степан Ильич повернулся к Мишке, который застыл с грузовичком в руках, глядя на невиданного гостя во все глаза, и сказал:
— А давай-ка мы этого шкета с собой прихватим, а, Гаша? Веселее нам там будет...
Софья, услышав эти слова, почувствовала, как земля уходит из-под ног. Ноги подкосились, и она рухнула на колени, словно подкошенный колос. В глазах потемнело, а в ушах зазвенело, будто кто-то ударил в набат.
— Папочка, — прошептала она пересохшими губами, — миленький, не надо... Не забирай моего Мишеньку! Я же без него... — голос её сорвался, превратившись в сдавленный всхлип.
Степан Ильич повернулся к дочери. Его взгляд был тяжёлым, как свинцовое небо перед грозой. Софья, преодолевая парализующий страх, подползла к нему и обхватила его ноги. Холод, пронизывающий до костей, охватил, словно она обнимала ледяную глыбу.
— Всё, что угодно, папа, — зачастила она, глотая слёзы. — Любое твоё желание исполню, только оставь мне сына. Он же ещё совсем кроха, ему жить да жить...
Призрак нахмурился, словно решая сложную задачу. Его лицо, такое знакомое и в то же время чужое, исказилось гримасой, похожей на смесь досады и неохотного согласия.
— Ладно, — процедил он сквозь зубы, — будь по-твоему. Этого оставлю. Но следующего заберу, — и в его голосе прозвучала такая непреклонность, что у Софьи мороз пробежал по коже.
Степан Ильич резко выпрямился, стряхнув руки дочери. Он подошёл к Агафье Никитичне, нежно погладил её по седым волосам и произнёс:
— Ну что, голубка, пора нам. Там хорошо, там тихо...
И не успела Софья моргнуть, как фигура отца растаяла в воздухе, словно утренний туман. А Агафья Никитична, глубоко вздохнув, закрыла глаза и затихла навеки, с умиротворённой улыбкой на морщинистом лице.
Жизнь, как речной поток, не останавливается ни на миг. Прошло несколько лет. Софья, похоронив мать, встретила Семёна — широкоплечего добряка с лучистыми карими глазами и чуть рыжеватой бородой. Он принял Мишку как родного, и вскоре они переехали в Орск — город, где дома казались Софье великанами, а улицы — бесконечными лабиринтами.
Жили они ладно, Семён работал на заводе, Софья вела хозяйство и подрабатывала швеёй. Мишка рос смышлёным мальчуганом, радуя родителей пятёрками в дневнике. Но где-то в глубине души Софьи постоянно тлел уголёк тревоги, вспыхивающий от воспоминаний о том жутком дне и загадочных словах призрака отца.
А потом случилось то, чего Софья подспудно боялась все эти годы. Она забеременела. И хотя Семён был на седьмом небе от счастья, Софью не покидало гнетущее предчувствие.
Роды были тяжёлыми. Девочка — крохотная, с пушком вместо волос на головке — родилась слабенькой. Назвали Алёнкой. Софья не отходила от кроватки дочери ни на шаг, молилась днём и ночью всем святым, каких только знала.
Но судьба, видимо, уже сделала свой выбор. В три года у Алёнки обнаружили детский церебральный паралич. Врачи только руками разводили — болезнь прогрессировала стремительно, словно кто-то невидимый торопил её.
И вот однажды ночью Софья проснулась от странного чувства. В детской горел свет. Она вскочила с кровати и бросилась к дочери. У кроватки Алёнки стоял Степан Ильич — такой же, как тогда, в деревенской избе. Он держал девочку на руках и ласково улыбался ей.
— Папа, — прошептала Софья, — прошу тебя...
Но Степан Ильич только покачал головой:
— Я же сказал — следующего заберу.
И растаял в воздухе вместе с Алёнкой, оставив после себя лишь лёгкий запах полевых цветов и тишину, от которой, казалось, вот-вот лопнут барабанные перепонки.
Алёнку похоронили на следующий день. Диагноз врачей был сух и безжалостен: остановка сердца.
Знаете, что самое странное? Я абсолютно верю в эту жуткую историю. Моя бабушка Софья рассказывала её не раз, всегда с одними и теми же подробностями, без лишних прикрас или фантазий.
А у меня до сих пор мурашки по коже бегут, когда я вспоминаю, как дрожал её голос, когда она говорила о прикосновении к ледяным ногам своего отца. И каждый раз, глядя на старую фотографию Алёнки, я думаю: может, ей и правда лучше там, где тихо и спокойно, с прадедушкой Степаном и прабабушкой Агафьей?
Но это, конечно, всего лишь старая семейная история.
© Оккультный Советник. Все права защищены. При цитировании или копировании данного материала обязательно указание авторства и размещение активной ссылки на оригинальный источник. Незаконное использование публикации будет преследоваться в соответствии с действующим законодательством.
Понравилась статья? Не забываем ставить лайк!
📧 Электронная почта: okk.sovetnik@yandex.ru
🚑 Услуги Диагностики и Магическая помощь
👍 Отзывы и благодарности клиентов
🎓 Академия Магии Оккультного Советника
🚀 Телеграм - https://t.me/occultadvisor
🌐 Мой персональный блог - подписывайтесь, будьте первыми читателями новых публикаций.
Приветствую всех на моём канале «Оккультный Советник»! Меня зовут Михаил, я практикующий маг с 20-летним опытом и даром ясновидения.
Моя практика охватывает светлую и тёмную магию, работу с рунами, травами и астральной проекцией. На этом канале я делюсь интригующими случаями из своей практики, а также историями, присланными моими читателями.
Присоединяйтесь ко мне в увлекательном путешествии по загадочному миру магии и оккультизма. Давайте вместе исследовать скрытые грани реальности и постигать тайны мироздания!