- Ты чего, друг Колька? Обидеть меня хочешь? Пойдём, пойдём! Мне ведь тоже боязно. А вдруг мамки и живой давно нет?! Вдвоём веселее. На рыбалку сходим. Я такие места знаю! Рыбки нашей донской отведаешь!
Глава 21
- Без матери дома все дела стоят. Сидят в хате. Хоть бы вышли, глянули, что тут творится, - кричала во весь голос Таисия. Держала она в руках порванную верёвку, которой связывала дрова.
- Здравствуйте, мама, - поздоровалась Мотя и остановилась в дверях, не зная, что ей делать. Выходить или вернуться в хату.
- Явилась? Нагулялась? Мать тут на части рвётся, а она пришла… Полюбуйтесь на неё! – Таиса замахнулась той самой верёвкой, которую держала в руках и рассматривала. Верёвка была вся на узлах и узелках. Давно её нужно выбросить. Мотька вздрогнула и закрыла лицо руками. Таисия бить не стала. Неожиданно ей в голову пришла мысль, что дочка красивая и можно случайно испортить эту красоту. Вздохнула и принялась связывать разорванный край.
- Мама, на чердаке есть хорошая бечёвка. Я сейчас принесу, - сказала Мотя и развернулась в сени, чтобы забраться под крышу.
- Без твоих соплей знаю, - крикнула мать. – Знает она, где хорошая бечёвка! Бери топор, руби ветки. А эти две бездельницы где? С завтрашнего дня будут ходить со мной за хворостом. Фроська может принести 2 палки. А Танька с пяток потащит. А то любят в тепле сидеть, да жрать им подавай, а работать одна я должна. Чего уставилась? Положи топор и иди отсюда. Обедать будем, а тебя кормить я не обязана. Жри там, где работаешь!
Мотя ни сколько не удивилась словам матери и не обиделась. В конце концов, мать права. Девчата вполне могут ходить за дровами в лес, приносить понемногу. Да и кормить мать её не обязана. Вспомнила, что крёстная сегодня приготовила борщ на солонине и сглотнула слюну.
Глава 20 здесь
Все главы здесь
Шла к крёстной в более приподнятом настроении. Наведалась домой, можно сказать, удачно. Очень боялась, что мать просто не пустит на порог. Или набросится с кулаками и придётся спасаться бегством. Девушка довольно улыбалась и смотрела по сторонам. Станица стояла в белой пене вишен и алычи. Внезапно дорогу ей заступил Колька.
- Братка, а я и не вижу тебя!
- Уезжаю я, Мотька! А ты из дому?
- Ага, ходила проведать сестёр. Я сейчас у крёстной живу. Помогаю с ребёнком.
- То-то я и вижу, что идёшь довольная, по сторонам глазеешь, да и одёжа на тебе справная.
- Крёстная дала свои вещи. Но ты не думай. Они мне справили тёплые ботинки и шубейку. Захар привёз из Лабинской. Но сейчас в них жарко.
- Ясно. Тётка Варька тебя любит, вот и балует. Как там мать?
- С дровами мучится. Сказала, что и девчата теперь будут ходить с нею за хворостом. А ты надолго уезжаешь?
- Пока не знаю. Ладно, побежал я, а то уже сигналят на построение. Бывай здорова!
Мотя отошла в сторону и долго стояла. Смотрела, как на площади, перед церковью собираются конные и пешие красноармейцы в форме, а с ними и новобранцы, одетые, кто во что горазд. Было интересно наблюдать, как из толпы вырисовываются стройные колонны.
- Отряд, равняйсь, смирно! – раздался зычный мужской голос.
Пока шло построение и раздавались команды, на площади начал собираться простой люд. Раздался плач. Мотя поправила платок на голове и заторопилась к крёстной. Она думала о том, что Ваня ушёл бы всё равно с красноармейцами, а вот вернулся бы или нет, никто не знает. Видно судьба её такая потерять первую любовь.
***
Наступил 1923 год. НЭП расцветал в стране. Начался он раньше, но до отдалённой горной станицы добрался только в 1923 году. Начали создаваться артели и товарищества. Частники могли спокойно продавать свою продукцию. Станица ожила.
Возвратился Виктор, муж Ксении. С удвоенной силой занялся торговлей. Где он был все эти годы, никто точно не знал. Но поговаривали, что пас скот в горах у карачаев. И что даже подженился там.
Ксения часто появлялась в центре, разнаряженная и довольная жизнью. Виктор расширил своё дело и начал завозить сахарный тростник. Собирался варить сахар и торговать им в Лабинской.
Чтобы не привлекать внимания, приглашал на очистку тростника родственников и просто детей. Работа была не тяжёлая, вполне по детским силам. Даже его собственные Наташка с Нюркой тоже работали. Но они больше следили, чтобы никто не прокусывал стебли и не сосал сладкий сок.
Виктор обещал расплатиться после начала торговли. Начал производство, как только была готова первая партия тростника.
- Вот, как только продам первые головы, сразу со всеми расплачусь. А пока работайте, не ленитесь. Кто хорошо будет работать, получит ещё и сахарную голову, - с улыбкой обещал он своим малолетним помощникам.
Уже через неделю первая партия сахарных голов была отправлена в Лабинскую.
В Ахметовской также нашлись покупатели. Не все жили бедно. В общем, дело пошло. Виктор довольно потирал руки. Расплачиваться с детьми он не собирался, но в дело вмешался Андрей Полтавцев.
Он специально заглянул в сарай, где работали дети. Поговорил с ними, нашёл Виктора, сидевшего в небольшой комнатушке при складе.
- Как успехи? – спросил, проходя внутрь и присаживаясь на стул.
Виктор захлопнул толстую книгу и сунул её в ящик стола.
- А, председатель! Проходи, присаживайся! Да какие там успехи?! Еле-еле концы с концами свожу. За тростник плачу, за очистку плачу, рубщику плачу, мастеру плачу.
- Не прибедняйся! – прервал стенания хозяина Андрей. – Я поговорил с детьми, ты им ещё ни разу не заплатил. Всё обещаниями кормишь.
- Да кто тебе такое сказал? Вот негодники, врут и не кривятся, - возмущённо воскликнул Виктор.
- Дети врать не умеют, а ты точно врёшь, - рассердился Полтавцев. – Если до завтрашнего дня детям не заплатишь, закрою твою шарагу. Понял?
- Не имеешь права! Я буду жаловаться!
- Это ты не имеешь права использовать детский труд. Жалуйся.
- Андрей, успокойся. Вот, возьми головку сахара, и давай забудем о скандале, - побледневший Виктор вынул из стола завёрнутую в бумагу голову и положил на стол, рядом с председателем.
- Ах, ты гнида буржуйская! Купить меня хочешь?! Да я таких, как ты, в 17-м к стенке ставил! Дали вам волю, но это не надолго.
Виктор трясущимися руками положил голову в ящик.
- Нет, нет! Я ничего плохого не думал. Хотел, чтобы ты попробовал моего сахарку. Сладкий получается.
- Назначаю тебе цену. За каждую партию тростника платишь детям сахаром. Сейчас какая у тебя партия?
- Ввторая, - заикаясь ответил хозяин.
- У тебя работает 8 детей. Завтра при мне раздаёшь всем. Это за первую партию. За вторую заплатишь через неделю. Не хочешь платить, работай сам и жену свою привлеки.
- Хорошо, - согласно кивнул Виктор. – У меня есть мелкие формы, специально заказывал. Как только сироп будет готов, прикажу разливать в мелкие формы.
- Вот и правильно. Я рад, что мы нашли решение проблемы, - сказал, вставая, председатель.
Через несколько дней дети получили по килограммовой сахарной голове, завёрнутой в синюю бумагу.
С того случая Виктор приказал убрать пудовые и полупудовые ёмкости для сахарных голов. Мелкие лучше раскупали и они быстрее сохли, что было очень важно. Производство сахара процветало. У Виктора даже появились конкуренты, привозившие готовые головы из Лабинской.
Но земляки считали, что сахар Выхтора самый сладкий и продолжали покупать у него.
***
В январе 1924 года обстановка в Средней Азии обострилась. Отряды басмачей налетали на гарнизоны и крепости, города и кишлаки. Жестоко убивали членов местных Советов и их помощников. Безжалостно расправлялись с красноармейцами.
Партия и правительство сделали всё, чтобы не потерять власть. На борьбу с басмачами были брошены отряды красноармейцев. Колька оказался в одном из таких отрядов. Ему стыдно было возвращаться в родную станицу, вот и записался добровольцем.
Ему казалось, что в станице все только и говорят о нём, обсуждают и осуждают. Конечно, бросали многие на него косые взгляды. Помнили станичники, как вёл парня под дулом револьвера красный комиссар, а то, что Ковалёв оказался предателем и главарём банды, прошло мимо земляков. Как-то очень быстро забылось.
В отряде Колька подружился с парнем по имени Семён. Семён Чуприна. Был он из Донских казаков, по воле случая оказался в Лабинской и вступил в Красную Армию. Сенька часто расспрашивал Николая о станице, о её жителях. Особенно интересовался Ковалёвым, но никогда ни одним словом не выдал себя и не признался другу, что состоял в банде Ковалёва и огрел того кирпичом по голове во время ночного боя.
Бил сильно, но тёплая шапка смягчила удар.
Красноармейцы подружились, и эта дружба часто выручала их во время погонь за басмачами по пескам пустыни. Два года мотались они по кишлакам, городам и крепостям. Главными источниками жизни в пустыни были колодцы. Басмачи, уходя, засыпали колодцы, травили воду, а без воды в пустыне долго не протянешь.
Через два года поредевший отряд сменили, а бойцов отправили на службу по месту жительства. Загоревшие до черноты друзья, договорились сначала навестить мать Семёна, а потом ехать в Ахметовскую.
В апреле 1926 года два друга встали с поезда в Ростове и пешком направились на хутор Лебяжий, где был родной дом Семёна и жила его мать. Семён очень переживал, что не застанет мать в живых. Не было у неё никого родных в этом хуторе. Помочь одинокой женщине было некому.
Николай представлял себе мать Семёна сухонькой маленькой старушкой, согнутой до земли тяжестью прожитых лет. Видел он её в своих мыслях сердитой, зло выгоняющей чужого человека со своего двора, похожей на его собственную мать. Из-за этого даже собирался подождать Семёна на пасеке недалеко от хутора.
- Сень, что-то мне не по себе. Как я сейчас завалюсь к твоей матушке? Сяду за стол и буду есть, а вдруг у неё последний кусок хлеба? Давай, подожду тебя здесь. У пасечника поработаю, пока ты проведаешь мать.
- Ты чего, друг Колька? Обидеть меня хочешь? Пойдём, пойдём! Мне ведь тоже боязно. А вдруг мамки и живой давно нет?! Вдвоём веселее. На рыбалку сходим. Я такие места знаю! Рыбки нашей донской отведаешь!