Непрочитанный в юности, самый известный роман Джека Лондона нанес сокрушительный удар по сознанию в духе «Американской трагедии» так любимого мною Драйзера. Представляю, что это был бы за удар лет в двадцать! В отрочестве и юности Лондона, конечно, читал, но в основном рассказы о «золотой лихорадке» в Калифорнии и Аляске, а также лет в двенадцать одним из моих любимых произведений был «Белый Клык». Вот в общем-то и все знакомство с автором. Среди упражнений Лондона в большой форме (а там есть место и фантастике, и даже антиутопии) «Мартин Иден» значительно выделяется не только автобиографическими моментами, но и последовательным, классическим реализмом. Некоторого рода выспренность, даже пафос в описании любовных переживаний, возможно, возмутило литераторов вроде Хемингуэя, видимо, развернувших острие своего стилевого минимализма именно против некоторых страниц «Мартина Идена».
Однако, несмотря на то, что любовная линия Лондону явно не удалась и находилась в плену клише натуралистически переработанного сентиментализма (порой возникает ощущение, что перед нами Золя, начитавшийся плохих стихов), что касается описаний прорастания таланта сквозь сопротивляющуюся среду, сначала народную, а потом и буржуазную, то, мне думается, им нет равных в западной литературе вообще. Конечно, почти сразу, когда читаешь о терзаниях и борениях Идена над своими текстами, сразу вспоминается «Луна и грош» Моэма. Что ж, это единственный аналог, даже Золя с «Творчеством» уступает Лондону по силе. Стихийное самообразование и личностный рост героя, перерастающего вскоре по развитию всех окружающих, закономерно приводит его к философии сильного, почти к фашизму, которого тогда еще не было, зато было ницшеанство.
Известно мнение самого автора о том, что будь Иден социалистом, он бы преодолел творческий кризис, и все бы не закончилось для него столь трагически. Однако, Лондону столь удалась правда характеров, образ получился столь выпуклым, что многие ультралибертарианцы в духе Айн Рэнд видят в Лондоне своего, а в идеях Идена его собственные взгляды. Вряд ли это справедливо, хотя в высказываниях Мартина Идена о социализме есть много точных замечаний. Все же Лондон – художник, возможно, гений, наделивший Идена многими своими чертами и биографическими эпизодами (особенно лично мне запомнилась работа в прачечной – гениальные страницы, достойные того, чтобы войти в «Фунты лиха в Париже и Лондоне» Оруэлла), но не согласный с ним полностью.
Ошибка Мартина Идена в том, что он поставил в своей жизни исключительно на самого себя и оттого пережил то, что сейчас называют «профессиональным выгоранием», пришедшим к нему по иронии судьбы именно в момент общественного признания. Долгие годы Идена питала любовь к невыносимо пошлой, серой и буржуазной Руфь Морз, но именно сила его чувства в данном случае была для него важна, а не его адресат. По ходу чтения романа не единожды возникает вопрос, что он в ней нашел? Его друг называет ее серой молью, и действительно, фабричные девчонки, с которыми Иден был знаком раньше, вызывают у читателя куда больше сочувствия, чем эта самая Руфь (правильнее, конечно, было бы перевести «Рут»). Но для Идена она – зов неизведанного и непонятного, другой жизни. Лондону потрясающе удалось соединить, не смешивая сложность и простоту чувств Идена.
То, что его влекло, оказалось в нем самом пока не раскрытым, и чем больше оно раскрывалось, тем пошлее и скуднее оказывался внешний мир. Идена влекла сложность, красота, сила. Но всем этим Руфь не обладала изначально, ибо, по Лондону, правда и сила жизни дремлют в тех, кто об этом не знает, но живет на пределе возможностей. Тех самых простых людях, от которых Иден так хотел отделиться. Да, в них дремлет эта сила, они сами ее не сознают, но все лучшее в искусстве и науке возникает от ее высвобождения. Иден не смог этого понять, но Лондон понял и потому стал социалистом задолго до того, как это вошло в моду. Именно единение сильных людей, свободных от мелких условностей и раболепства общепринятым нормам, предлагал тогда социализм. Именно поэтому Лондона так любили и так много переводили в СССР: он казался олицетворением мечты о свободном от буржуазной мелочности человеке, борце и победителе в противоборстве с судьбой и обстоятельствами.
Однако, по этой же причине Лондон был одним из любимых писателей многих известных советских диссидентов, он казался им олицетворением мечты о противоборстве с серостью, мещанством, вещизмом, карьеризмом – всем тем, что разъедало реальный социализм и в итоге его и погубило. Джек Лондон и его герой – правда, в разной степени были ницшеанцами, это нельзя не признать, учитывая даже декларируемый Лондоном социализм. Ведь будем честны, в основе всякой революционной деятельности (коммунистической, антисоветской, любой) лежит вера адепта в собственную исключительность, в мессианство революционеров, сверхлюдей, пытающихся облагодетельствовать неблагодарное стадо. От этой неимоверно расползающейся гордыни и проистекают все проблемы всех революционеров. Лондон, будучи невероятно одаренным человеком, увидел в Идене, как в искаженном зеркале, самого себя и многих подобных себе.
Вспоминаются евангельские слова: «Трудно богатому войти в Царство Небесное». Однако, это относится не только к материально богатым, но и ко всем одаренным людям, всем, кто выше окружающих в плане талантов. Тяжелее всего гениям. Ведь все эти дары так легко приписать самим себе, так легко верить лишь в себя и в свои силы! На этом пути многие свернули себе шею. Не стал исключением и Мартин Иден – яркий герой самого прославленного романа Джека Лондона, такого же, как и он, гиганта творческих усилий, верившего лишь в человеческие возможности.
