– Врать мне будешь??? – загремел Сергей. – Мужики сказали, что не похожа она на меня, значит, нагулянная. С кем, спрашиваю, шкуру тёрла, а?
– Серёжа! – расплакалась Валентина. – Как ты можешь? Почему ты кому-то веришь, а мне нет? Юля – твоя дочь, ты знаешь это не хуже меня. Серёжа!!! Что ты делаешь?! Опомнись!
глава 3
начало здесь 👇👇
Но он уже выбрасывал её вещи на лестничную клетку. Валентина метнулась к дочери и, схватив её, крепко прижала к себе. А в следующую минуту едва не упала вместе с ней, когда муж вытолкал их из квартиры. Испуганная, растерянная женщина смотрела на захлопнувшуюся дверь и не знала, что ей теперь делать. Только плач дочери привёл её в чувство. Не подняв ни одну из валявшихся вокруг вещей, Валентина переступила через них и с плачущей дочкой на руках пошла прочь.
Через час, обе промокшие насквозь под осенним дождём, они стояли у дома родной тётки Валентины, Тамары Аркадьевны. И когда старушка открыла им, только всплеснула руками:
– Валечка! Что случилось? В такой-то час! Ещё и с малышкой. Да проходи же, что ты стоишь?
Валентина горько заплакала, прижавшись к её плечу. Потом, накормив и уложив спать Юлю, несчастная женщина долго сидела на кухне вместе с тётей и рассказывала ей о том, что произошло.
– В последнее время я просто не узнаю Серёжу, – вздохнула Валентина. – Он отдалился от меня, стал каким-то злым и чужим. Я не знаю, что мне делать, тётя Тома.
– Советовать в таких делах - дело неблагодарное, – подумав, сказала Тамара Аркадьевна. – Но мы с тобой не чужие люди, поэтому я скажу тебе прямо: уходи от него, Валя, пока не поздно. Ты молодая, красивая женщина, ты найдёшь ещё своё счастье.
– Какое там счастье, – махнула рукой Валентина. – Кому я нужна с ребёнком? Да и куда уходить? Квартира-то моя. Она мне от мамы осталась.
– Знаю, – кивнула тётя Тома. – Так я и не говорю тебе, чтоб ты своему Серёженьке жилье оставляла. Покажи ему на порог и пусть идёт, куда глаза глядят. А сама жить не бойся. Посмотри на меня, я уже почти двадцать лет одна живу и ничего. А ведь мой Павел тоже не подарок был. И прожили мы с ним вместе почти тридцать годочков. Срок немалый. Ох, вспомнить тошно, сколько нервов он мне вытрепал за это время. И пил, и гулял, жил, как хотел. А я все семью пыталась строить. Ну и чего добилась? Три раза от него беременела, а сохранить ни одного ребёночка так и не смогла. Потом, когда уже совсем отчаялась, снова понесла. Да вот беда, дочку больную родила, еле-еле девочка моя до шестнадцати лет дотянула, а потом всё. Она ушла и жизнь моя с ней тоже. А Павлу хоть бы что. Всплакнул на похоронах и снова за старое. Тогда-то я и не выдержала, выгнала его. Вещи прямо с балкона выбросила, сказала, чтоб духу его тут не было.
– И что, не приходил? – спросила тётю Валентина.
– Ну как же! – усмехнулась та. – Был и не раз. Не дурак оказался, сразу понял, какое тёплое местечко потерял. Я ведь за ним как за божничкой ухаживала, пылинки сдувала. Ветру не позволяла на него подуть. А всё потому что мы, бабы, если любим, то таким дурами слепыми становимся. Вот как ты сейчас.
– Почему, как я? – подняла на неё глаза Валентина.
– А вот придёт твой Серёженька у тебя прощения просить и назад звать, неужто не простишь? – насмешливо приподняла седые брови Тамара Аркадьевна.
Валентина пожала плечами:
– Не знаю.
– А я знаю, простишь, – уверенно сказала старушка. – И как оглаше́нная побежишь ему борщи варить да пироги стряпать. Ну а как же! Муженёк ведь родненький, бриллиант, не меньше! Надо его срочно на шею себе вешать и гордо всем показывать: вот, мол, я замужняя женщина! Полюбуйтесь, какой красавец со мной! А то, что этот красавец – обычный комар-кровопийца, тебе, глупой, и невдомёк.
– Значит и твой Павел тоже кровопийцей был? – спросила Валентина. Слова тёти ей вдруг показались очень обидными, и она не удержалась от язвительного вопроса. Но Тамара Аркадьевна, не замечая сарказма в голосе племянницы, только спокойно кивнула:
– Так и есть. И, как ты, я это очень поздно разглядела, когда жизнь уже на закат пошла. А ведь могла бы и попытаться стать счастливой. Может и семью новую успела бы создать, и деток нарожать. Да что теперь говорить зря. У меня давно все в прошлом, а вот ты подумай над моими словами, у тебя время-то ещё есть.
И Валентина думала. Думала несколько дней, пока жила у тёти. А потом пришёл Сергей и забрал её с дочкой домой:
– Ну, хватит, – сказал он, явившись к ним как-то утром. – Подурковали и будет. Я, конечно, палку перегнул, ты меня прости. Сам не знаю, что на меня нашло. Пропился, понял, что натворил. Так что давай, забирай дочку, я тебя внизу подожду.
– Пойдёшь, значит? – покачала головой Тамара Аркадьевна, даже не взглянув в сторону Сергея.
– Пойду, – кивнула Валентина и вздохнула: – Отец ведь он Юле. Родная кровь. Да и мне не чужой человек.
– Ну-ну, – только и произнесла старушка, провожая племянницу до дверей.
Но Валентина не слышала её слов, она спешила к мужу, который, хмурый и небритый, стоял у подъезда, поджидая жену и дочь. Потом она два дня наводила порядок в квартире, перестирывала белье, до блеска натирала полы, готовила еду, чтобы угодить любимому мужу.
– Похудел-то так, – говорила она ему, глядя, как с аппетитом он ест борщ и котлеты. – Тебе сметанки подложить?
– Угу, – кивал Сергей, довольный тем, что больше ему не придётся давиться сухомяткой.
– Серёж, – Валентина решила воспользоваться благодушным настроением мужа: – Ты не пей больше, а? По праздникам можно, тут я ничего не говорю. И по выходным иногда. Только не каждый день, ладно?
– Ладно, – сыто икнув, Сергей откинулся на спинку стула. Сейчас он был готов согласиться на что угодно. – Пойду футбол посмотрю, а ты тут приберись, и котлет оставь мне на ужин. Я и сейчас бы съел, да уже не лезет, глаза только голодные. Что-что, а пожрать приготовить ты умеешь. И ещё кое-что…
Он хлопнул жену пониже спины, и Валентина улыбнулась неловкой ласке мужа:
– Иди уже, отдыхай…
Потом она накормила дочку борщом и разделила с ней одну котлету, а остальные, как и просил Сергей, убрала ему на ужин и, довольная жизнью, уселась в кресло с вязанием. А маленькая Юля играла с разноцветными клубками ниток у её ног.
Вот только такая идиллия продолжалась совсем недолго. Уже через неделю Сергей снова пришёл домой пьяным, наследил по полу грязной обувью и прямо в одежде завалился на кровать.
– Серёжа, – вздохнула Валентина. – Ты же обещал…
– Да иди ты! – огрызнулся он, с трудом шевеля языком. И тут же захрапел, не чувствуя, как она раздевает его, с трудом ворочая его тяжёлое тело.
Ничего этого Юля, конечно, не помнила, слишком маленькой тогда она была. Но время шло, она становилась старше и для неё уже не было секретом, почему папа всё время сердится и хмурится, а мама так часто плачет.
– Твой папка алкаш! – кричали Юле во дворе дети и прогоняли её с качелей. – И ты такая же вонючка, как и он!
– А я видел, как он шёл-шёл и упал! – смеялся рыжий Володька, самый противный из всех детей. – Прямо носом в асфальт. И мой папа сказал, что у него асфальтная болезнь. Это было так смешно! Ха-ха-ха!
– Я тоже это видела, – подтверждала Людка, вздорная девчонка с невыносимо курносым носом. – А ещё он пел какие-то песни, и мама сказала, что таких алкашей нужно гнать из города, чтобы они не позорили нормальных людей.
Юля хотела защитить отца, иногда она даже набрасывалась на своих и его обидчиков с кулаками, но это только делало пропасть между ними ещё глубже и шире. Постепенно девочка привыкла к одиночеству. Играть с ней никто не хотел и она, если выходила во двор, всегда садилась на дальнюю скамеечку и оттуда просто наблюдала, как бегают и веселятся другие дети.
Однажды ночью Юля проснулась от страшного шума и испуганно сжалась в своей кровати. Ей казалось, что в квартиру ворвались чужие люди и крушат все вокруг.
– Мама!!! Мама!!! – закричала Юля, и притихла, едва до неё донёсся пьяный голос отца:
– Тут я хозяин, понятно?! Я!!! А вы повисли на моей шее как две пиявки! Не оторвать! Теперь ещё третью хочешь на меня повесить?! Тварюка! Меня ты спросила?! Ты что, как кошка теперь каждый год рожать будешь?! Пошла вон с глаз моих! И запомни: никаких пелёнок-распашонок я тут не потерплю! В два счета вылетишь отсюда со своим отродьем!
Тихо открылась дверь и в комнату, где плакала Юля, вошла мать. Она присела рядом с дочерью и обняла её:
– Тише, тише, доченька. Все хорошо.
– Мама, а почему папа так кричит? – спросила девочка. Ей было уже пять лет, и она прекрасно поняла слово «рожать». – Мам, у меня что, будет братик или сестричка? Ой, это так здорово… Я буду с ней играть!
Валентина прижалась губами к тёплой макушке дочери и залилась слезами. А через несколько дней она заболела и неделю не поднималась с постели.
– Что с тобой, мамочка? – с тревогой спрашивала её Юля, усаживаясь рядом. – Что у тебя болит? Горлышко? Ты поэтому все время молчишь?
Глотая слезы, Валентина кивала и снова прижимала к себе дочь. Братик или сестричка у Юли так и не появились. Детская память девочки не стала удерживать все это и она очень быстро забыла о случившемся, тем более что мама скоро выздоровела, и в их жизни всё стало как прежде.
Но как-то много лет спустя Юля вдруг вспомнила ту ночь и задала матери неожиданный вопрос:
– Мам, а это правда, что ты хотела родить ещё одного ребёнка, а папа был против этого?
Валентина вздрогнула так, будто её ударили, и резко повернулась к дочери:
– С чего ты это взяла?
– Не знаю. Мне кажется, что я просто помню это и всё. Я всегда хотела, чтобы у меня была сестрёнка. Или братик. Всё равно кто. Тогда бы я не была одна.
– Ты и так не была одна, – Валентина с трудом продолжала неприятный разговор и хотела побыстрее закончить его: – Начинай чистить картошку, а я пока приготовлю пережарку.
Юля достала корзину с овощами и принялась мыть картофель. Вдруг за её спиной раздалось тихое всхлипывание.
– Ма-ам, – удивилась девушка. – Ты что, плачешь?
– Я просто режу лук, – ответила та и отвернулась.
Но Юлю уже было не обмануть. Она давно знала, что её мать очень несчастлива. И старенькая бабушка Тамара, когда они навещали её, только подтверждала это:
– Ну что, Валечка, – спрашивала она у племянницы, – как там поживает твоё семейное счастье? Не жалеешь, что не послушалась меня тогда? Вон как высохла от большой любви. А ведь я тебя предупреждала.
– Ох, тётя Тома, – вздыхала Валентина, – что уже теперь говорить. Молодая я была, глупая. Всё в любовь верила, надеялась, что Серёжа исправится. Да только зря. Горбатого, как говорится, могила исправит. Одно меня радует, что дочка при родном отце жила. С отчимом тоже, поди, жить не мёд.
– Иной отчим лучше родного батюшки, – настаивала на своём Тамара Аркадьевна. – А Юляша и вправду вон какая уже стала, на выданье девка. Сколько годочков-то?
– Семнадцать скоро, – Юля с тревогой вслушивалась в разговор матери и бабушки.
– Семнадцать, – эхом отозвалась старушка. – Ну, вот и спроси, Валюша, у дочки, благодарна ли она тебе за вечно пьяного отца, которому кроме бутылки никогда ничего не было нужно. И во что он превратился сейчас? Приходил на днях ко мне, денег просил. Сказал, что дочке надо на учёбу. А у самого руки трясутся, как у столетнего старика с болезнью Паркинсона.
– И что? Ты ему поверила? – спросила Тамару Валентина.
– Нет, конечно. И денег не дала. А водки стакан налила, – спокойно сказала племяннице Тамара Аркадьевна. – Совсем плохо ему было, испугалась я, что приступ может начаться. А мне только этого и не хватало.
– Не надо больше ему наливать, – попросила тётю Валентина.
– Не надо было тебе жить с ним, – отмахнулась от неё старушка. – Жила б сейчас спокойно и жизни радовалась. Ну да ты свою судьбу сама выбрала, а вот дочку твою мне жалко. А потому слушай, Валя, что я тебе скажу: ближе, чем вы, родни у меня нет. Мне уж недолго на этом свете осталось. И без того я через меру зажилась.
Валентина хотела перебить тётушку, но та сделала ей знак молчать:
– Не перебивай, выслушай, что я вам сказать хочу. С таким отцом, как Сергей, бедная Юля не скоро замуж выйдет. Нормальные люди с алкашами неохотно роднятся. И в чужих людях жить не сладко, особенно, если свекровь какой-нибудь змеёй окажется. Значит, у Юли должно быть своё жилье. Я оставлю свою квартиру ей по наследству. Оспорить завещание будет нельзя. И твоё дело, Валя, не пускать сюда Сергея. Знаю я его: сразу ему понадобится продать квартиру или постояльцев сюда пустить. Ни того, ни другого ты допустить не должна. Ради дочки своей сделай это. И так дитё с вами за всю жизнь намаялось. А ты, Юля, будь посмелее. И за своё счастье борись. Не разменивай его по мелочам. Поняла?
– Бабушка! – Юля бросилась к старушке и обняла её, – спасибо тебе за все!
– Главное, пообещай мне, внученька, что будешь счастлива, – улыбнулась та и погладила волосы прильнувшей к ней девушке. – Обещаешь?
– Обещаю! – кивнула Юля.
И вот со дня смерти Тамары Аркадьевны прошло уже несколько лет. Как-то утром она почувствовала себя плохо и сразу же позвонила племяннице:
– Валечка, кажется вспомнил про меня Господь… В груди давит, задыхаюсь я. Приезжай с Юленькой, может успеем ещё проститься…
© Copyright: Ольга Брюс