Попалось мне небольшое эссе Дмитрия Ольшанского, 2015 года.
Экипаж русской подводной лодки «Сом», затонувшей в 4 часа утра 10 мая 1916 года в районе Аландских островов и обнаруженной только сейчас, — не знает, что случилось потом.
Матросы русской подводной лодки «Сом» остались навсегда в 10 мая 1916 года и ждут, что, когда за ними придут и поднимут их со дна наверх, наступит 11 мая. Ведь за десятым всегда следует одиннадцатое, не так ли? И за ними придут, и их поднимут наверх, и привезут их в Кронштадт, и отпоют их в Морском соборе в присутствии императора, а потом передадут семьям — и те повезут гробы в сонные, ничем еще толком не потревоженные русские города, но если минно-машинного унтера первой статьи Завадского Дмитрия Макаровича, рулевого Лунина и электрика Климачева будут хоронить тихо, с сухим и пустоватым достоинством — провожают братья и тетки, — то с моторным унтер-офицером Цвелодубом будут прощаться со страшным и еще долго стоящим у всех в ушах криком: «Лешенька, Лешенька, как же так, Лешенька, как же так!». И всем будет неловко.
А капитана Хрисанфа Константиновича Бугураева похоронят на Братском кладбище в Москве, ну вы знаете — это на Петроградском шоссе, у села Всехсвятское, — бесконечные ряды земляных холмиков с деревянными крестами среди лип и берез. И только высокие пропеллеры с погибших аэропланов, стоящие на могилах летчиков, выделяются в этих рядах, словно бы горе по летчику выше, сильнее, чем горе по моряку. Впрочем, Хрисанф Константинович не завидует летчикам. Главное, что он дома.
И нет никого, кто мог бы сказать экипажу русской подводной лодки, ожидающему шведских поисковиков в своем вечном 10 мая 1916 года, что 11 мая в их случае никогда не наступит, потому что сама их страна больше не существует и нет ни монархии, ни императора, ни тех сонных городов — на их месте в сущности уже другие. И нет у них семей, может, далекий двоюродный правнук найдется на сайтах генеалогии — а так никого, они все давно сироты и вдовцы, восемнадцать сирот и вдовцов с одной подводной лодки, и даже та, что кричала так страшно у гроба — «Лешенька! как же так, Лешенька!» — умерла то ли в лагере, то ли в блокаду, кто теперь об этом вспомнит, а на Братском кладбище, где так высоко стояли пропеллеры горя, пропеллеры бесконечной разлуки на аллее летчиков, — все снесено, и только какое-то ООО «Свет-Инвест» втыкает свои фонари прямо в бывшие могилы и выбрасывает из них кости. И некому тут больше завидовать, потому что если ветераны Второй Отечественной войны когда-то и возвращались домой, то дом у них уже сто лет как кончился, исчез их дом. Но экипажу лодки «Сом», повторяю, сказать об этом никто не может. Разве что шведские поисковики. Но они по-русски не говорят, и никто — ни Хрисанф Константинович, ни унтер-офицер Цвелодуб, — их понять не в состоянии. Может, это и к лучшему.
Незачем напрасно расстраивать людей, которые и так все поймут, без мучительных объяснений, — не наивные же они дети, в конце концов, а русские военные.
Постоять возле него. Покурить. Помолчать. И подняться наверх — над поверхностью Балтийского моря, над Аландскими островами, над сонными русскими городами, над Братским кладбищем, выше пропеллеров, выше лип и берез, выше самого горького горя. Туда, где для вас наконец вслед за десятым мая настанет одиннадцатое число.
Про несчастливую подводную лодку "Сом" написано много, я о кладбищах и человеческой памяти.
В моем родном городе, не самом большом в стране, в Рязанской области, я знаю пять заброшенных/уничтоженных кладбищ. Самое старое за переездом называли "кулугурским" (но это неточно). Говорят, там хоронили староверов. Еще в 1980-е встречались погребальные камни, потом упали, сейчас не видно и следа, наверное поглотила земля, все заросло травой. Кто были эти люди, почему кладбище забросили, еще только предстоит узнать. Староверы-беспоповцы в городе есть и сейчас, по крайней мере, их потомки, но от кладбища не осталось даже следа. Жили они в этих местах искони или бежали после церковной реформы Никона, тоже вопрос.
Кулугуры — раскольники, старообрядцы-беспоповцы. Проживали и проживают кулугуры на территории современных Саратовской, Самарской, Оренбургской областей в ХVIII — XX вв.н.э. Сами старообрядцы не называли себя кулугурами. Это название носило пренебрежительно-отрицательное значение по отношению к старообрядцам еще при царе. (информация с сайта Регионального центра развития культуры Оренбургской области)
В городе было 2 церкви и у каждой, естественно, кладбище. Одна действует и сейчас, закрывалась на короткий промежуток времени, подлинная, начала 19 века. Только колокольню в советское время снесли, ныне восстановили. Около храма сохранилось несколько захоронений, повезло тем, кого упокоили рядом с ним. Что касается основной части, размер церковной земли сильно ограничили. В бывшей церковно-приходской школе школу и оставили. Вот в ней, уже перестроенной я и училась в 1970-х, там была начальная.
Плохо помню то время, но перед глазами так и стоит картинка. Рядом располагалось отделение милиции, которое решили увеличить в размерах. Получилось, что в школьном дворе начали копать котлован под фундамент и наткнулись на захоронения. Меньше суток, но на всеобщее обозрение попали гробы. В одном, открытом вероятно случайно, была девушка в ярко-красном скорее всего бархатном платье, белых туфельках, с длинной косой. У церкви хоронили не самых бедных, наверное, можно восстановить персоналии. Дети по природе своей отчаянны – уже позже мальчишки играли черепом в футбол, отдельно валялась та самая коса. Куда дели найденные останки не знаю, надеюсь, перезахоронили, а не оставили под фундаментом.
Вторую церковь снесли в 1930-х. Кладбище при ней было самым большим в городе, закрыли его в 1942, что для меня с одной стороны загадка, с другой объяснимо – риск затопления в половодье. Тогда же, может чуть раньше, появилось новое кладбище на окраине. Но... Вот на этом, у церкви, погребали умерших от ран (в городе было несколько госпиталей), здесь же нашла последний приют талантливая женщина-врач, спасшая немало раненых, переносили ли их останки? Сильно сомневаюсь. Сейчас на этом месте дома, когда проводили водопровод, натыкались на кости. Нет-нет, да отдает земля части скелетов и копающим землю на огороде.
Четвертое кладбище в моем детстве так и называли "Старое". Через него бежала тропинка по диагонали, по которой сокращали путь. Еще десяток лет назад пара могил имела следы ухода. Сестра помнит, что в раннем детстве ходила туда с матерью (это семья брата моей мамы), там был похоронен отец тети, соответственно, дед сестры, но почему-то перестали. Сейчас, уверена, 90% жителей и не подозревает, что когда-то это был погост, просто заросли. Стойкое ощущение, что власти ждут, когда забудут все, неплохой участок для застройки. Есть небольшая надежда – вроде бы есть решение облагородить этот погост.
Город рос, поглощая окрестности. Это село вошло в состав только в 1960 г, естественно вместе с погостами. И здесь тоже есть Старое кладбище, которое зарастает, за могилами некому стало ухаживать (эту фразу я выделю). Но, огромное уважение местным жителям, они устраивают субботники по расчистке и уборке.
Это не уникальная ситуация в одном небольшом городе. Заброшенных кладбищ тысячи по стране. Это проблема не только советского времени, такое было и до революции. Просто как пример, кладбище Рыбацкой слободы Санкт-Петербурга было закрыто задолго до 1917, что-то перенесли на новое, что-то тихо умирало в забвении, повторно надо сказать, довершил процесс даже не Светский Союз. Уже в 2000-х площадку расчистили под застройку, бульдозером сгребая кости.
Новое кладбище в моем родном городке, открытое в конце 1930-начале 1940-х сейчас уже Старое. На нем масса заброшенных могил, да что там говорить, таких немало и на самом новом. Вот эта выделенная мной фраза за могилами некому стало ухаживать, она о чем, все потомки вымерли, или мы "Иваны, родства не помнящие"? Вопрос риторический...
Наверное, это совсем не главное в жизни, бежим, нет времени, нет желания затормозить, но это же неправильно, нехорошо. Может, стоит создать какую-то организацию по уходу за заброшенными предками? Вопрос снова риторический.
