Предыдущая публикация:
Григорий Иоффе
Что же нам известно о каждом из ранних произведений Гоголя?
1. «Первым опытом, о котором сохранилось одно только воспоминание у его товарища и ближайшего друга всей его жизни Н.Я. Прокоповича, следует, кажется, признать стихотворную балладу под заглавием "ДВЕ РЫБКИ". В ней Гоголь изобразил… себя и своего младшего брата… которого потерял за год до своего поступления в Нежинскую гимназию. Об этой балладе мы ничего не знаем, кроме того, что рассказ ее был очень трогательный» (А. Коялович).
На самом деле, со времени смерти брата Ивана прошло два года, а не один. И даже два года спустя потеря брата переживалась Гоголем довольно остро, и чувствительный Николай Гоголь, глубоко переживавший каждую утрату (вспомним письма, в которых он сокрушается по поводу смерти В.В. Капниста, а позже – о смерти отца), искал выход своим чувствам в поэзии.
Баллада с легкой руки В.А. Жуковского становится к тому времени одним из ведущих жанров романтической поэзии.
2. У П.А. Кулиша («Записки о жизни Н.В. Гоголя», 1856) мы находим единственное воспоминание о другом произведении, благодаря которому у Гоголя якобы «охота писать стихи высказалась впервые». Это акростих «СПИРИДОН», сообщенный Кулишу по памяти почти через тридцать лет после окончания гимназии товарищем Гоголя Г.И. Высоцким. Давность воспоминаний не позволяет целиком отнести этот стих на счет Гоголя. Поэтому, например, в академическое собрание он включен как «приписываемое» Гоголю.
3. Стихотворение «НЕПОГОДА», или иначе «НОВОСЕЛЬЕ», о котором уже говорилось, одно из немногих ранних стихотворений Гоголя, которые сохранились в автографе. П.И. Мартос датирует его 1826 годом, то есть тем временем, когда у Гоголя должно быть созревал уже замысел «Ганца Кюхельгартена», когда его начинали все сильнее волновать мысли о том, как прожить так, чтобы обязательно «означить» на земле свое существование.
Д. Иофанов видит истоки «Ганца» во второй главе «Евгения Онегина», а Ганца сравнивает с Ленским. И здесь может возникнуть предположение: а не является ли стихотворение «Непогода» одной из проб, предваряющих «Ганца», и не в духе ли Ленского написано это стихотворение. Вспомним у Пушкина в Х строфе второй главы:
Он пел поблеклый жизни цвет
Без малого в осьмнадцать лет.
И у Гоголя в «Непогоде»:
А я в ответ: – Мне все равно,
Как день, все измененья года!
Светло ль, темно ли – все одно,
Когда в сем сердце непогода!
Ленский погибает, так и не означив на земле своего существования. Ганц идет дальше: от меланхолии к поискам земли, где он мог бы оставить свой след. Это одна из главных мыслей, терзающих честолюбивую душу молодого Гоголя. И опять, как параллель, отзвук этих мыслей он находит в «Онегине», в той же второй главе (ХХХIХ, предпоследняя строфа):
Без неприметного следа
Мне было б грустно мир оставить…
И еще одно совпадение: в 1826 году Гоголю было 17 лет, или, по выражению Пушкина, без малого осьмнадцать.
4. «…Известно, что в гимназическом журнале Гоголя была помещена его повесть во вкусе повестей, наполнявших тогдашние альманахи: "Братья Твердиславичи", и, быть может, там же – трагедия "Разбойники", о которой сохранилось предание среди его товарищей» (П. Кулиш).
Но опять – никаких конкретных имен – откуда известно о «Твердиславичах», от кого услышано «предание» о «Разбойниках»?
«РАЗБОЙНИКИ» – трагедия, написанная пятистопным ямбом. Даже эти малые сведения уже не позволяют нам отнести эту пьесу к классической трагедии XVIII века. А.П. Сумароков и даже В.А. Озеров писали александрийским стихом (вспомним, что именно их трагедии ставили гимназисты на своей сцене). Гоголь же, продолжая традицию трагедии в стихах, оставаясь в рамках ямба, переходит в то же время с двенадцатисложника на десятисложник.
Название трагедии – «Разбойники» – взято из словаря романтической поэзии. И за романтизм говорит то, что само название не оригинально и ассоциируется прежде всего с одноименной трагедией Шиллера и поэмой Пушкина «Братья-разбойники». Оба эти произведения, скорее всего, были гимназистам известны. Как и трагедии Сумарокова и Озерова. Мотив сочувствия преступнику появляется (и прежде всего в ставившемся в Нежине «Эдипе в Афинах») у Озерова. У него «преступление перестало быть следствием изначальной безнравственности персонажа. Человек в трагедии Озерова, как и в повестях Карамзина, мог оказаться преступником поневоле, мог оказаться жертвой внешних сил и обстоятельств и под их воздействием совершить преступление. Трагедии Озерова базируются на иной системе этических ценностей, чем трагедии Сумарокова и его школы, и воплощают эти ценности в художественных формах, выработанных прозой русского сентиментализма» (И.З. Серман, «Русский классицизм», 1973).
При размышлении над гоголевским заголовком тоже приходит мысль о мотиве «преступника поневоле». Тем более, что этот же мотив проходит и через «Разбойников» Шиллера и Пушкина. К этому мотиву Гоголь возвращается и в зрелом творчестве. Наиболее характерный пример – Хлестаков. Свои преступления он совершает совершенно невольно, поддаваясь условиям игры, которые ему навязывают окружающие. И Хлестаков при этом оказывается оправданным: пострадал не он, а те, кто втянул его в эту игру.
5. «БРАТЬЯ ТВЕРДИСЛАВИЧИ», «повесть во вкусе повестей, наполнявших тогдашние альманахи» – вот все, что нам известно об этом опыте Гоголя.
Сюжеты на исторические темы все чаще появлялись в литературе. Сыграли здесь, конечно, свою роль и находка «Слова о полку Игореве», и «История…» Н.М. Карамзина (у которого брали сюжеты Рылеев, Пушкин и многие другие), и интерес, который появился в начале XIX века к изучению украинской истории и культуры, и многое другое.
«В начале нынешнего века, – пишет А. Коялович, – вместе с развитием научного изучения Малороссии и отчасти под влиянием этого изучения, появился целый ряд исторических романов, драматических сочинений, повестей и рассказов из малороссийской жизни на русском языке… Гоголь тотчас же понял, что он может извлечь из этого нового направления литературы».
Из дипломной картотеки. 1973-1976
Гоголь не только «понял», но и извлек из нового направления с помощью своего таланта и знания украинской жизни все возможное: вновь появляются в его произведениях и два Ивана, и бурсаки, и запорожцы, и шумные деревенские парубки и девчата.
В приведенной выше цитате Коялович говорит уже о петербургском периоде жизни Гоголя, когда он вовсю работал над «Вечерами на хуторе близ Диканьки». У нас же есть все основания отнести его замечание и к более раннему периоду жизни писателя. Те же «Вечера» родились не без влияния комедий Гоголя-отца, но основой их были, видимо, малороссийские комедии Гоголя-сына, которые он писал и ставил в гимназии, и гимназическая проза Гоголя – повесть «Братья Твердиславичи» и роман «Гетман».
Что же касается историко-бытового жанра, то школьная проза начала ту линию в творчестве Гоголя, которая привела его позже к «Тарасу Бульбе».
6. О поэме «РОССИЯ ПОД ИГОМ ТАТАР» нам известно только по воспоминанию А.С. Данилевского, которому удалось вспомнить лишь две строчки из поэмы:
Раздвинув тучки среброрунны,
Явилась трепетно луна.
Название поэмы – еще одно свидетельство интереса Гоголя-гимназиста к истории, в частности – к памятникам древнерусской литературы.
7. Комический талант проявился у Гоголя еще в гимназии, и был, видимо, унаследован от отца, умелого рассказчика и автора комедий. Литературными свидетельствами этого таланта можно считать акростих «Спиридон», эпиграммы, которые он писал в Нежине, и сатиру «НЕЧТО О НЕЖИНЕ, ИЛИ ДУРАКАМ ЗАКОН НЕ ПИСАН», в которой объект его осмеяния берется уже не из гимназического быта, а из жизни целого города. Об этой сатире, как и об акростихе, мы знаем только из рассказа Г.И. Высоцкого.
«Вскоре затем (после акростиха. – Г.И.), по рассказу того же Г.И. Высоцкого, Гоголь написал сатиру на жителей города Нежина. В этой сатире было изображено несколько торжественных случаев из жизни г. Нежина, при которых то, или другое сословие наиболее высказывало характеристические черты свои. Сообразно с этим все сочинение делилось на следующие отделы: 1) Освящение церкви на Греческом кладбище; 2) Выбор в греческий магистрат; 3) Всеединая ярмарка; 4) Обед у предводителя дворянства П*; 5) Роспуск студентов» (А. Коялович).
Текст сатиры нам не известен, но тема обывательской жизни Нежина возникла у Гоголя не вдруг. Как послесловие к сатире звучит отрывок из его письма Высоцкому от 26 июня 1827 года: «…Ты знаешь всех наших существователей, всех населивших Нежин. Они задавили корою своей земности, ничтожного самодовольствия высокое назначение человека. И между этими существователями я должен пресмыкаться». Это та самая тема, которая привела Гоголя к «Ганцу Кюхельгартену» и к восклицанию в письме П.П. Косяровскому (3 октября 1827 г): «быть в мире и не означить своего существования – это было бы ужасно…»
Одна и та же мысль, волновавшая юного Гоголя, воплотилась в произведения, различные по жанрам и даже написанные под влиянием разных литературных направлений. Если «Ганц» – дань романтизму, то «Нечто о Нежине» скорее дает повод вспомнить классицизм и сатиру, как жанр низкого стиля.
В обращении Гоголя к жанру бытовой сатиры проявилась и присущая ему наблюдательность, которой мы обязаны множеству в большей или меньшей степени важных деталей и ситуаций в его произведениях. Наблюдательность, о которой сам он говорил: «Воображение мое до сих пор не подарило меня ни одним замечательным характером и не создало ни одной такой вещи, которую где-нибудь не подметил мой взгляд в натуре».
И каковы бы ни были художественные особенности не дошедшей до нас сатиры Гоголя, факт существования ее в той композиции, о которой рассказал Высоцкий, говорит о том, что в суть «человеческой природы» великий сатирик пытался проникнуть, еще будучи гимназистом.
8. Список гимназических произведений Гоголя не может быть ограничен тем перечнем, которой дает Д. Иофанов. Сам же Иофанов, например, убедительно доказывает, что «ГАНЦ КЮХЕЛЬГАРТЕН» был написан в нежинский период.
Большинство исследователей приходят к выводу: в 1829 году Гоголь издал «под псевдонимом В. Алова… романтическую идиллию: “Ганц Кюхельгартен”… которая была написана еще в Нежине (он сам пометил ее 1827 годом) и герою которой приданы те идеальные мечты и стремления, какими он сам был исполнен в последние годы нежинской жизни».
Скорее всего, поэма начата и в основном написана в Нежине. При этом, должно быть, Гоголь возлагал на нее столь большие надежды, что даже ближайшим друзьям не решался показать ее до тех пор, пока, уже в Петербурге, не появилась возможность опубликовать поэму. Здесь могло сказаться и присущее Гоголю болезненное самолюбие, с одной стороны, и его мнительность, связанная с предчувствием возможной неудачи. Эта же осторожность заставила потом напечатать «Ганца» под псевдонимом.