За завтраком Василий признался жене и детям, что очень сильно устал от работы.
— Видеть её уже не могу, работу свою, — говорил он. — Как представлю, что завтра утром опять надо идти работать, так просто жить не хочется. Верите?
Дети поверили Василию сразу. И, как могли, стали жалеть и утешать отца. Как могли, говорили, что понимают его, просили, чтобы он не расстраивался, напоминали, что в жизни вообще всё непросто, но работать всё равно надо, потому что иначе никак. В общем, много чего ещё наговорили (как могли), чтобы подбодрить Василия и вернуть ему интерес к жизни.
Но слова детей ничуть не растрогали Василия. Ничуть! И нисколько не успокоили его. Нет. Потому что Василий ожидал от своих родных и самых ему близких людей, в том числе и от детей, совершенно других слов, а не тех, что были произнесены.
«Собственно, а чего я ожидал? — с болью в душе думал Василий. — Дети есть дети. Что им отцовские страдания. Думают только о себе. Маленькие эгоисты. С ужасом представляю, в кого они превратятся и кем станут, когда вырастут. Стакана воды не допросишься».
И после таких размышлений у уставшего от работы человека оставалась одна только надежда. На жену. И Василий с грустью посмотрел на Алису.
— А ты что скажешь? — спросил он.
«Может, хоть у неё есть сердце, — думал он, — и, в отличие от детей, она не станет меня утешать и подбадривать, а просто возьмёт и примет правильное решение?»
— Ну, если действительно ты устал работать, — задумчиво произнесла Алиса...
— Устал, — поспешил сообщить Василий, — очень. Если бы ты только знала.
— Тогда бросай работу, — предложила Алиса.
«Любит! — радостно подумал Василий. — И не как дети! Которые способны только на слова утешений! Эта на деле любит. И поэтому говорит то, чего я и хочу услышать. Главное, теперь аккуратно с ней разговаривать. Чтобы не спугнуть».
— О чём ты говоришь, любимая, — грустно произнёс Василий. — Как я могу бросить работу? А кто будет вместо меня у станка токарного целыми днями стоять, деньги зарабатывать и вот этих кормить?
Василий сердито посмотрел сначала на дочку, а затем — на сына. Оленька улыбнулась папе. А Иннокентий пожал плечами.
— Нет, Алиса, — продолжил Василий, — наши дети правы. Нужно взять себя в руки и через «не хочу» заставить себя делать то, что неприятно, но необходимо. Одним словом — жить. Нужно себя заставить.
— Как хочешь, — равнодушно ответила Алиса. — Если хочешь, бери себя в руки и живи.
«Нет, нет, нет, — испуганно подумал Василий. — Алиса! Девочка моя! Как же это? Ты, мать моих детей, которая всегда понимала меня с полуслова, почему сейчас не слышишь боли и отчаяния в словах моих? Почему не чувствуешь сарказма в интонации моей? Неужели и твоя душа, как и душа детей наших, очерствела уже настолько, что с тобой нужно говорить только прямым текстом?»
В ответ на это размышление мужа Алиса скучающе зевнула и продолжила есть манную кашу.
«Значит, всё-таки очерствела, — подумал Василий. — Ну что ж. Придётся говорить с тобой без намёков».
— Да в том-то и дело, что не хочу, Алиса! — воскликнул он. — Но по-другому ведь никак? Да? Нельзя ведь по-другому? Нет?
— Ну почему никак и нельзя, — спокойно ответила Алиса. — Очень даже можно. И вместо тебя работать могла бы и я.
«Только бы он согласился! — мечтала в этот момент Алиса. — Только бы согласился. Пусть будет так, чтобы он согласился, и я наконец-то начала работать. Ну сил больше никаких нет целыми днями дома сидеть. Да ещё и вместе то с его мамой, то со своей. Дай бог им, конечно, здоровья, но ведь и я ещё молодая. Мне и тридцати ещё нет. И вполне могла бы и для себя пожить, и пользу принести не только мужу и детям, но и другим людям.
А что касается зарплаты, так тут у меня никаких сомнений. Я уверена, что в разы больше стану зарабатывать, чем муж мой. Только пусть будет так, чтобы он согласился. А? Пусть он согласится сидеть дома вместо меня и заниматься детьми и домашним хозяйством. Ни о чём больше не прошу, ничего не желаю. Только этого».
«Неужели она серьёзно? — думал при этом Василий. — Поверить не могу. — Нет, это сон. Или всё же не сон? Неужели правда? Только бы она не передумала. Пусть будет так, чтобы она не передумала! И мне не нужно будет ходить каждый день на завод и стоять у токарного станка. Видеть его уже не могу. А ведь я ещё молодой. Мне и сорока нет. И хочется видеть в этой жизни не только механический цех, насквозь пропахший горячим металлом и запахом эмульсии, но и что-то более светлое и радостное.
Буду сидеть дома с детьми. Буду смотреть телевизор. Читать книги. И спать! Спать, спать, спать. Столько, сколько захочу. Ведь я уже и забыл, когда высыпался-то последний раз».
— Ты на самом деле смогла бы работать вместо меня? — осторожно спросил Василий.
— Смогла бы, — ответила Алиса. — Если ты вместо меня смог бы заниматься домашним хозяйством.
«А чего тут мочь? — подумал Василий. — Чего мочь-то? Хм. Домашнее хозяйство! Тоже мне, проблема вселенского масштаба. Когда в доме есть стиральная и посудомоечные машины, пылесос, а продукты доставляют курьеры! Когда и мама, и тёща в любой момент придут на помощь! О чём здесь говорить? Конечно, смогу».
В этот момент у Алисы проснулась совесть.
«Так нельзя, — подумала она, — это нечестно. Он ведь не знает всех тонкостей ведения домашнего хозяйства. Не понимает всех трудностей, которые его ожидают. Думает, что всё сводится к уборке, стирке, мытью, покупке продуктов и готовке еды? А ведь всё намного сложнее! Ведь у нас двое детей! Плюс к тому у нас — мамы. И с ними тоже много хлопот, о которых он ничего не знает.
Нет, так нельзя. И пусть он откажется, но я обязана его предупредить. Иначе я не смогу спокойно жить и полноценно работать, меня совесть замучает. Будь что будет, а я останусь честной женой».
— Не забывай, что заниматься детьми не так просто, как кажется, — сказала Алиса. — И если ты думаешь, что это просто, то ты заблуждаешься.
Алиса много чего сказала тогда, перечислила все трудности, но Василий её не слышал. Он думал о своём.
«Начинается, — думал Василий. — Раз в жизни решилась на благородный поступок, и вот на тебе. Тут же на попятную. Дети, видите ли, — это не просто. Испугалась, так и скажи. А то — дети. Ненадолго же тебя хватило. Сказал бы я тебе, что сложно, а что просто.
Ты вот, голубушка, постой у станка токарного каждый день по восемь часов. Да плюс сверхурочные. Да плюс в выходные дни. Тогда поймёшь, что действительно непросто. А то — дети».
Василий посмотрел на детей. Сын, которому недавно исполнилось пять, подмигнул папе. А дочка, которой осенью в первый класс идти, тяжело вздохнула, укоризненно покачала головой, пожала плечами и погрозила отцу пальцем.
Василий решительно выдохнул и посмотрел на жену, которая на тот момент уже всё рассказала и ждала, что ответит муж.
— Я бы смог, — уверенно произнёс он.
«В крайнем случае, — подумал Василий, — мама моя поможет. Она всё равно здесь целыми днями без дела околачивается».
«Всё! — подумала Алиса. — Моя совесть чиста. Я его предупредила. Поверить не могу, что больше не буду целыми днями видеть его маму. И за что мне такое счастье? Я ведь ничего такого не сделала. Хотя... Почему не сделала. Помню, когда училась в первом классе, помогла старушке дорогу перейти. Наверное, за это».
— В таком случае, меняемся местами, — сказала Алиса.
— У меня одна просьба, — сказал Василий, — давай не будем говорить нашим родителям, что мы поменялись местами. По крайней мере, сейчас.
— Само собой, — пообещала Алиса.
— Всё-таки они уже в возрасте, могут не так понять.
— Обещаю, что ничего никому не скажу.
— Значит, договорились, — сказал Василий.
«Со временем они и так узнают, — думал он, — только уже ничего изменить нельзя будет. А я уж здесь их припашу по полной программе. Они у меня не только с детьми сидеть будут, но и стирать, и убирать, и готовить. И всё остальное. А что? Всё правильно. Пусть обе мне помогают».
А уже через месяц были улажены все формальности. И Алиса приступила к работе, а Василий — к ведению домашнего хозяйства.
И вот прошёл год.
Для Василия это был год сплошных разочарований в людях и не только.
Первой, в ком разочаровался Василий, была его мама. Она категорически отказалась помогать Василию хоть в чём-то.
— Как же так? — недоумевал Василий. — Мама! Алисе ты помогала, а мне почему нет?
— Да никогда в жизни я ей не помогала, — честно призналась мама.
— Как не помогала? Ты же каждый день к нам приходила.
— Ну, приходила. И что?
— Говорила мне, что помогаешь Алисе по хозяйству.
— Ну, говорила. Подумаешь. Уж и сказать нельзя. Только ничего я ей не помогала. Только и делала, что завтракала, обедала, а в промежутках лежала на диване и телевизор смотрела. А перед твоим возвращением с работы уходила. И это всё, сынок, что я делала. Так что не обессудь, а только я и дальше буду продолжать так же жить. Кстати, что у нас сегодня на завтрак?
— Яичница.
— Нет уж, — решительно заявила мама. — Яичницей — это ты Алису корми. А пока что я твоя родная мать. И поэтому ты мне на завтрак приготовь блинчики с творогом.
— Да нет творога, мама.
— Так купи! А на обед супчик грибной и котлетки с картошечкой и укропчиком приготовь. Да картошечку пожарь, слышишь, а не потуши. И салатик с огурчиками и помидорчиками. И не забудь, перед тем как стирать занавески, полы помой. Понял?
— Понял. А ты что будешь делать?
— А я пока посплю пойду. И детям скажи, чтобы не шумели, потому что бабушка спит. Чего смотришь?
— Ничего.
— Ступай тогда. Нечего тут стоять. Куча дел впереди.
Следующим разочарованием была тёща.
— Как это моя дочь работает, а ты дома сидишь? — воскликнула она, когда узнала о случившемся. — И ты ещё смеешь просить меня о помощи? Да ты для меня теперь вообще не мужчина. Понял?
— Но я...
— Променял токарный станок на сковородки и кастрюли? Простыни стираешь и гладишь?
— Устал я...
— Уйди с глаз, видеть тебя не могу.
Следующим разочарованием стали дети.
— Послушайте, родные мои, — просил их Василий, — ну так же нельзя, честное слово. Оля, ты же старшая, тебе в школу скоро, а ты? Что вытворяешь? Какой пример младшему брату подаёшь? Ведь Иннокентий смотрит на тебя и во всём тебе подражает! Иннокентий, а с тобой я как мужчина с мужчиной! Так нельзя, понимаешь? Нельзя так! Вот мама вернётся с работы, я ей всё расскажу.
Но дети ничего не понимали. И тогда Василий впервые всерьёз задумался об их нормальности.
Но самым большим разочарованием Василия была его жена Алиса. Да-да, именно в ней Василий разочаровался больше всего.
— Ведь это ни в какие ворота, Алиса, — жаловался он жене, когда та возвращалась с работы. — Такое впечатление, что эти маленькие чудовища всё делают мне назло.
— Ты преувеличиваешь.
— Я преуменьшаю, Алиса! Честное слово. И половины тебе не говорю из того, что они делают.
— Да что такого они делают?
— Да не важно, что делают. Главное, назло мне. Понимаешь?
— Не понимаю.
— Я им говорю «тише», они начинают кричать. А когда я прошу их понять какую-нибудь простейшую вещь и сделать то, что я прошу, они разыгрывают из себя недогадливых.
— Ты преувеличиваешь, Василий. Дети ещё маленькие. Они действительно могут чего-то не понимать.
— Да всё они понимают, Алиса. Это они нарочно. Чтобы меня позлить. Смотрят на меня, как будто впервые увидели. Они издеваются надо мной, Алиса. Мне страшно. Веришь?
— Слушай, Василий, я вернулась с работы, устала, а ты грузишь меня пустой информацией. Зачем? Моё дело — деньги для семьи зарабатывать. И я справляюсь с этим очень хорошо. Зарабатываю втрое больше тебя. И не жалуюсь при этом, что мне тяжело. А ты?
В такие моменты Василий с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться. Он ведь был гордым. И не хотел, чтобы жена видела его слёзы. Но одинокими ночами, когда Алиса уезжала в командировки, он позволял себе тихо, чтобы не слышали дети, плакать в подушку. ©Михаил Лекс