Найти в Дзене

Ганс Селье и бешеные собаки русскоязычного издания «Стресс без дистресса»

Не могу оставаться в стороне, когда наших обижают – даже если это было полвека назад, и даже если «наши» это не совсем алхимики, поэты и мудрецы из прошлых столетий. Впрочем, Ганс Селье – не только врач, эндокринолог и физиолог, но и проницательный философ, описавший в своем magnum opus под названием «Стресс без дистресса» этические принципы, нацеленные на духовное развитие, и важность пути к себе – через адаптационные механизмы организма и стресс. Книга добрая и чудесная, но у русскоязычного советского издания (Москва, Прогресс, 1982) есть предисловие – от которого у меня (не опять, а снова) появилось что сказать. Далее – цитаты из предисловия (которые надо читать внимательно, пусть и обидно; взято из публичного источника образовательных целей ради) – и комментарии. Противоречивость Селье наглядно проявилась в его любимом детище – книге "Стресс без дистресса". Ее главная особенность – сочетание исключительной глубины биологического мышления с удивительной политической наивностью (Это

Не могу оставаться в стороне, когда наших обижают – даже если это было полвека назад, и даже если «наши» это не совсем алхимики, поэты и мудрецы из прошлых столетий.

Впрочем, Ганс Селье – не только врач, эндокринолог и физиолог, но и проницательный философ, описавший в своем magnum opus под названием «Стресс без дистресса» этические принципы, нацеленные на духовное развитие, и важность пути к себе – через адаптационные механизмы организма и стресс.

Книга добрая и чудесная, но у русскоязычного советского издания (Москва, Прогресс, 1982) есть предисловие – от которого у меня (не опять, а снова) появилось что сказать.

Ганс Селье и его книга «Стресс без дистресса». Такая лапочка!
Ганс Селье и его книга «Стресс без дистресса». Такая лапочка!

Далее – цитаты из предисловия (которые надо читать внимательно, пусть и обидно; взято из публичного источника образовательных целей ради) – и комментарии.

Противоречивость Селье наглядно проявилась в его любимом детище – книге "Стресс без дистресса". Ее главная особенность – сочетание исключительной глубины биологического мышления с удивительной политической наивностью (Это подтверждает справедливость известных слов А. С. Пушкина о чертах, которые "соединяются с гением, обыкновенно простодушным, и великим характером, всегда откровенным".) В первой половине книги, где Селье излагает учение об общем адаптационном синдроме (ОАС), он оригинальный мыслитель, изменивший прежние представления о фазах развития патологических процессов, углубивший понимание закономерностей работы различных функциональных систем организма, адаптирующегося к внешней среде. Эта часть книги написана легко, с той сжатой энергией и точностью языка, которые даются лишь тем, кто глубоко и свободно владеет предметом.
Во второй части книги Селье формулирует кодекс нравственности, который он сам называет "принципом альтруистического эгоизма". Это система этических ценностей, которой Селье придает настолько большое значение, что не колеблясь заявляет: "Я считал бы главным достижением своей жизни, если бы мне удалось рассказать об альтруистическом эгоизме так ясно и убедительно, чтобы сделать его девизом общечеловеческой этики". Из этих слов ясно, как эмоционально относится автор к своему труду, и в этом, вероятно, причина того, что эту часть своей работы он не оценивает с той холодной бесстрастностью, с той беспощадной самокритичностью, взыскательностью и даже придирчивостью, которые характерны для его биологических исследований.

Это как с Карлом Густавом Юнгом и его аналитической психологией, коллективным бессознательным и алхимией. Крайне распространенное мнение: «Дедушка Юнг конечно уважаемый психиатр, но к концу жизни поехал со своей герметикой и астрологией».

Между прочим, проведение аналогий между устройствами систем разной природы не что иное, как второй (из семи) герметический принцип Гермеса Трисмегиста – принцип Подобия (Соответствия, Аналогии): «То, что находится внизу, аналогично (соответственно) тому, что находится вверху. И то, что вверху, аналогично тому, что находится внизу, чтобы осуществить чудеса единой вещи».

Автор стремится к строго научному ее [теории] построению. Но сама по себе процедура переноса законов биологического развития в сферу общественных отношений уже есть отход от "строго научного метода". Это рассуждение по аналогии, или правдоподобное рассуждение, которое не имеет доказательной силы.

Судя по всему, автор предисловия – член-корреспондент АМН СССР, профессор Ю. М. Саарма – в Единое не верит, с оккультной философией не знаком, и верит только в принципиально наблюдаемое, квадратное и непротиворечивое, согласно своим убеждениям некрофильской (по Фромму) науки.

Мелким шрифтом, субъективное; все чувствительные к моему самохвальству предупреждены:

Как человек, который провел бурную молодость в научно-исследовательской деятельности, как математик, инженер и информационный теоретик, который по-прежнему в силу привычки для книжных исследований всегда опирается на достоверные и известные источники, при необходимости приводит/требует на них ссылки, ко всему подходит системно и требует обоснований, скажу: сколько бы меня не называли антипсихиатром и сумасшедшим эзотериком, после преодоления некоторого уровня дискуссии ревностный образованец, размахивающий факелом и вилами, «поедет» на границах темы, до которой докопался – потому что привык жить только в своем родном болоте обозримых авторитетов. Мои методы, к примеру, как и у всякого прочего сторонника ортодоксальной психотерапии, опираются прежде всего на доказательную медицину, здравый смысл и множественные перспективы: историческую, философскую, религиозную и филологическую. Так и у Ганса Селье. Он не просто так что-то утверждает, и совершенно немыслимо, если было бы иначе. Мрак! Речи Селье, видимо, не для образованщеских ушей. Это была отсылка к Ницше. И к Солженицыну. А то вдруг явно не поймут.

Но давайте читать дальше.

Принцип альтруистического эгоизма, каким его представляет Селье, исходит из высокого гуманизма. Вряд ли кто-нибудь станет возражать против стремления "завоевать доброе отношение людей" в повседневных отношениях с сотрудниками, знакомыми, друзьями, родными, то есть с более или менее близким кругом людей-единомышленников. Но адекватен ли этот принцип в качестве фундамента этической системы, в качестве научно обоснованного нравственного принципа для всего человечества?

Непоследовательность позиции Селье проявляется в том, что он сам косвенно отрицает его адекватность – тем, что указывает на изъятия, исключения из этого принципа. Так, на с. 109, где он излагает нравственный кодекс поведения в виде афористически ясных, чеканных заповедей, одна из первых заповедей гласит: "Постоянно стремясь завоевать любовь, все же не заводите дружбы с бешеной собакой". Эта краткая оговорка сразу же лишает всю систему той "универсальности", которой хотелось бы добиться автору. В самом деле, что такое "бешеная собака"? Ясно, что речь идет не о животном, страдающем гидрофобией. Речь идет о людях, которым мягкий, добрый и гуманный человек, каким является Селье, отказывает в праве называться людьми.

И правда, кто это, «бешеные собаки»? Кажется, автор предисловия не понимает, что речь про людей, докапывающихся к словам.

На каком основании? По каким признакам выделять таких людей? Кто это –гангстеры, мафиози, отбросы общества? Укажет ли или не укажет Г. Селье, по каким критериям он отличает этих "бешеных собак", но важен сам факт: провозглашая девиз "заслужи любовь ближнего", он тотчас же вынужден ограничить число этих ближних. Совсем незачем завоевывать любовь "ленивых пропойц", "закоренелых уголовников, растлителей юных". И не только их, – вообще "всех, паразитирующих на чужом труде".

Совсем незачем завоевывать любовь авторов таких вступительных статей к изданию классной доброй книги! Реально бешеная собака.

Селье идет дальше этого – он не считает нужным завоевывать любовь "гнусного и наглого врага, который стремится уничтожить меня и все, во что я верю".

И правильно делает.

Действительно, завоевывать любовь изуверов и теоретизирующих палачей совсем ни к чему, Г. Селье это прекрасно понимает, но пишет об этом как-то приглушенно, вполголоса, лишь намеками, не называя вещи своими именами. Ибо он чувствует, что если назовет их, то вся воздвигнутая этическая система зашатается.

Это еще одна особенность книги, проистекающая из противоречивости самой личности автора, который, обладая способностью к тонким наблюдениям и анализу в одной области, не столь проницателен в других областях. Он и сам чувствует и даже осознает эту двойственность.
<…>
Внимательное чтение книги Селье показывает, что он и сам это прекрасно видит и потому все время вынужден прибегать к оговоркам, замечаниям в скобках, исключениям из правил. Ясно, что он отнюдь не так простодушен, как это может вначале показаться. И все же у него не хватает решимости поставить точки над i, ему хотелось бы добиться всеобщего счастья и благоденствия самыми спокойными и либеральными средствами, без потрясений, без социальных схваток, без того "накала борьбы за улучшения", которые Селье не приемлет ни по характеру своему, ни по воспитанию.

Ох, я так и вижу, как Ю.М. Саарма вращается в гробу от того, как я потревожила его – и осуждаю за осуждение нашего любимого Селье! Нет там неуверенности и намеков, есть доброта, этика, открытость и желание делиться – то, что образованцам не под силу понять, ибо это постигается только с опытом и непрестанным саморазвитием, вопрошанием, работой над ошибками и над собой.

А Ганс Селье, добрейший человек, тем временем эпиграфом к книге сделал «Тем, кто стремится обрести себя», и добавил:

С большой радостью я узнал, что самая любимая из написанных мною книг, "Стресс без дистресса", переведенная на многие языки, выходит также и на русском.


Вывод:

Как сказал Джон Ди заключительной фразой в «Иероглифической монаде»: «Обывательский здесь глаз мутнеет в излишнем недоверии».

А еще дедушка Ди эпиграфом там же говорил: «Тот, кто не понимает, пусть либо молчит, либо учится». Давайте учиться. И тогда любовь и добро можно будет подарить взошедшему алому солнцу.