Анна
Это как шаровой молнией в грудь. А он – такой сильный и жёсткий временами – стоит передо мной беззащитный и открытый.
– Только не жалей, – кидает он на меня мрачный взгляд. – Не надо. Я не для этого тебе рассказываю.
Но как не жалеть, не сочувствовать?..
– У нашей семейки странные традиции, – горько усмехается Рейнер. – Почти все наши девочки рано выходят замуж и рожают детей. У нас с Нонной немного другая история… Отец бросил нас, когда мы совсем маленькими были. Мы его и не помним. Не знаю даже, были ли они с мамой женаты. У нас фамилия матери. А потом мама вышла второй раз замуж, и мы очутились в аду.
У меня, наверное, было такое лицо, что Илья снова усмехнулся и осторожно коснулся моей щеки.
– Не бойся. Это абьюзер иного толка. Он уничтожал нас морально. Шаг влево, шаг вправо – нарушение его правил. Он нас и пальцем никогда не тронул, зато словесно унижал предостаточно. Именно поэтому вначале ушла Нонна, как только ей восемнадцать стукнуло, а следом и я, как только школу окончил. У нас с Нонной разница в два года. Была. Может, не спеши она вырваться, всё сложилось бы по-другому. А так… Связалась с мужчиной старше её. Тот бил её смертным боем. Я просил её уйти. Даже подрался с её сожителем. Но мне было восемнадцать. Ему под тридцать. Я попал в больницу с переломами. И уже Нонна умоляла меня не лезть в её семью. Говорила, что любит его.
Илья замолчал. Горечь залегла в уголках его губ и притаилась в морщинках у глаз.
– И однажды один из ударов оказался последним, – пробормотала я, содрогаясь. Вспомнила его слова в клинике.
– Да, – кивнул он и ожил, обнял меня за плечи. – Ну, что ты, девочка, что ты?.. Я не хотел тебя напугать.
А я всё равно дрожала, переживая и представляя тот ужас, что пришлось пережить не взрослому и самодостаточному Илье Рейнеру, а мальчику Илюше, вчерашнему школьнику. Почти такому же, как дети, которых я учу.
– Я хотел, чтобы ты понимала. И чтобы не боялась. Мне уже не восемнадцать и не девятнадцать, и я смогу тебя защитить.
– Он не… – покачала я головой и прокашлялась: голос неожиданно сел. – Вадим никогда не бил меня. До того дня. Тогда – первый раз. Я не думаю, что он сделает это снова.
– Сделает, не сделает… Он уже поднял руку. Может, тяжело первый раз. А потом становится легче. Я не знаю. Не могу этого ни понять, ни оправдать. Мужчина не должен обижать женщину. Тех, кто слабее. Тиранить не имеет права. Ставить условия, вымогать. Требовать. Расставлять ловушки. Выгонять из дома.
– Я ушла сама, – покачала головой. – Я бы ушла, даже если бы он меня не ударил. Были… другие обстоятельства. У нас, у женщин, тоже есть то, что не каждая может простить. Я знаю: кто-то может смириться. Глотнуть предательство, обиду и жить дальше. Я оказалась не из их числа.
– Всё ты правильно сделала, девочка, всё правильно, – снова коснулся он моих волос.
Я подняла глаза. Мы столкнулись взглядами.
Илья молча просил. Спрашивал. Ни одного жеста не сделал, чтобы дать понять… Но я и без того чувствовала, чего он хочет.
Я закрыла глаза и потянулась к нему. Чтобы утешить. Чтобы разделить его боль. Точно так же, как и он ранее вливал в меня свою силу, я хотела немножко помочь ему. Оплакать утрату. Ту, что не уходит, а сидит занозой в сердце.
* * *
К счастью, я не теряла близких. Оказывается, я очень богатая. И это не деньги. Это семья, в которой не было потерь, предательства и болезненных разочарований. Как и у всех, у нас бывали не лучшие времена и сложности, которые мы преодолевали вместе.
Илья поцеловал меня. Осторожно, очень нежно его губы коснулись моих.
Чуть крепче стали объятия. Чуть глубже поцелуй.
Он зарылся пальцами в мои распущенные волосы, гладил виски и словно не мог оторваться. А мне так спокойно и волнительно одновременно. Будто я попала под очень прочную крышу, что спасёт меня и от дождя, и от ветра. И вообще – от всех передряг, что ещё не однажды со мной случатся.
Я слышала его низкий стон, что врывался вибрацией прямо в губы. Я чувствовала его возбуждение и не боялась. Не страшно, оказывается.Почему-то я знала: он ничего не сделает против моей воли. Отступится, если я скажу «нет».
– Красивая, – прошептал Илья и снова нежно большими пальцами погладил мои виски. – Выгони меня, пожалуйста. Нет, не надо, – рассмеялся он, – я уйду сам. Так правильно. А тебе не нужно стоять перед выбором: пожалеть меня, как бездомного пса, или уязвить моё эго. Я не из тех, кто воспринимает это спокойно. До встречи, Ань?
– До встречи, Илья.
Он уходил красиво – с кривой ухмылкой на губах – неизменной фишкой его обаяния. Но глаза его говорили о другом. О нежности. О том, что уходить не хочется, но он сильный, и поэтому не торопит меня, за что я ему была очень благодарна.
– Маш, поговори со мной, – взмолилась, как только подруга ответила на звонок.
– Ты только сразу скажи: у тебя всё хорошо? А то знаю я твою манеру рассказывать с конца, упустив глубокую жопу, куда ты в последнее время повадилась попадать.
– Да, сейчас всё у меня хорошо, – заверила я её, смеясь. – Или нет. Я и сама не знаю.
– Ну, давай тогда всё по порядку.
И я рассказала. Как могла.
– Вот это у тебя фонтан, подруга! – присвистнула Машка. – Как на вулкане! Гейзер в небеса! Что Ваде надавал твой Рейнер – это хорошо. Хоть кто-то сделал так, как он давно выпрашивал. Это ему не к слабой девушке руки протягивать. Что касается всего остального… Ну хороший же мужик, Ань, надо брать, пока в руки даётся.
– Я не могу так, – прикрыла я глаза, – внутри всё перемешалось. Он же мне не нравился, а теперь вроде да. Так бывает?
– Да по-разному бывает, Ань. И качели ещё никто не отменял. Сегодня ненавидишь, завтра любишь. Послезавтра убить готова. Это эмоции, восприятие. Но о человеке много говорят поступки. Он может быть жёстким и властным, а одновременно – нежным и заботливым. Ничего нет противоречащего, поверь. Тут главное не верить в неземную любовь. В то, что долго и счастливо. Может, и надо, но лучше пусть это всё придёт само, а не придумается в голове. Сейчас он однозначно тобой увлечён. Ты ему нравишься. Его к тебе тянет.
– Мне бы в себе разобраться, – вздохнула я, отпивая холодный кофе.
– Разберёшься, – уверенно заявила Машка. – Всё встанет на свои места однажды. Тебе нужно время. Рейнер его тебе дал. Просто живи и не оглядывайся!
И я не оглядывалась. Почти.
Продолжение следует...