Каждый день на закате Иман шла к берегу реки, питающей всю долину Хадрамаут, чтобы увидеться с этим странным Амином. Ощущая себя с ним легко, она часто забывала о времени. Амин рассказывал ей о далеких странах, о разных людях, о жизни за пределами ее родной долины.
Иман не спрашивала, откуда Амин все это знает, ей просто нравилось сидеть с ним рядом на песке и слушать его тихий вкрадчивый голос, волшебным образом отражавшийся в долине, будто бы он кричал.
Амин исполнил свое обещание не прикасаться к ней, хотя и очень удивился, впервые увидев ее в платке и абайе. Он всегда внимательно следил за ее реакцией на его рассказы, и ее расспросы зажигали в его необычных глазах свет. Иман была готова поклясться, что его глаза светятся в темноте, но разум отказывался принимать этот факт. Вместо этого, девочка списывала все на разыгравшееся воображение из-за рассказов Амина.
Нариман как-то поделилась с Яхьей своим наблюдением, что Иман каждый вечер исчезает из дома, а возвращается в хорошем настроении, да и братья стали замечать, что их сестра все чаще опаздывает на ужин, обходясь потом парой лепешек, да стаканом воды.
Братья решили проследить за сестрой. Двое из них тихо крались за ней в закатных лучах солнца, а сама Иман, которая обычно слышала любой шорох, даже ни разу не обернулась на звук шагов неумелых преследователей.
Братья притаились за деревьями и принялись ждать, но все, что они увидели, это как Иман сидит на берегу реки и разговаривает сама с собой. Удивившись такому поведению сестры и так и не заметив никого рядом, братья поспешили рассказать все отцу.
Яхья задумался, уж, не сходит ли его дочь с ума? С чего это она ходит на берег реки, чтобы поговорить сама с собой? Да и эта набожность, эти расспросы у Нариман, а когда у нее не находилось ответов, она приставала к отцу и братьям. Он решил поговорить с дочерью об этом, для чего дождался, когда она придет домой, пригласил ее поужинать, да и спросил:
- Иман, а куда это ты бегаешь каждый вечер? Уж, не завела ли ты себе жениха? Так расскажи нам, как созреешь, так и свадьбу сыграем, мне для тебя ничего не жаль, дочка!
Иман как-то притихла, будто ища подходящие слова, и когда она уже была готова рассказать про Амина, отец не выдержал паузы и продолжил:
- Твои братья проследили за тобой, но увидели лишь, что ты сидишь на берегу реки и разговариваешь сама с собой. Все ли у тебя в порядке?
Иман будто оцепенела после слов отца. Она каждый вечер разговаривала с Амином, но братья его не увидели? Почему?! Разве что...
- Папа, а джинны могут разговаривать с человеком? - выпалила она, поставив отца в тупик,
- Признаться, я не знаю, дочка, если хочешь, то я спрошу нашего имама, но почему ты интересуешься? - удивился отец.
Иман боялась услышать правду, хотя и все странности, которые она слышала от Амина и информация о том, что братья его не увидели, наталкивала на мысль, что он действительно джинн, а не человек. Она мотнула головой, отгоняя страшные мысли, а отцу сказала:
- Знаешь, папа, я действительно каждый день хожу на берег реки, только бы побыть с собой и привести в порядок свои мысли. Я поняла, что мы плохо знаем нашу религию, поэтому каждый день прошу Аллаха помочь мне не наделать грехов...
Яхья решительно не понимал, что происходит с его дочерью, но отсутствие у нее явного жениха его успокоило, это означало, что не стоит беспокоиться за возможную ошибку с тяжелыми последствиями.
На следующий же вечер Иман снова побежала на берег реки, где ее уже поджидал Амин:
- О, моя Иман сегодня пришла ко мне раньше времени? - улыбнулся он, но девочка была серьезна, на улыбку не ответила, лишь внимательно рассматривала его лицо,
- Скажи мне правду, Амин, ты джинн?
При произнесении этого слова по глади желтой реки, начавшей уменьшаться в размерах из-за длительного отсутствия дождей, пронесся порыв ветра, вспугнувший семейство воробьев, что чирикало в ветках граната. Птицы вылетели из дерева в разные стороны с громким гомоном, и все стихло, лишь Амин пристально смотрел на Иман.
А потом, вдруг, его ноги оторвались от земли, он подхватил Иман на руки и закружил, а после бережно поставил ее обратно на песок. Его глаза горели огнем, кожа в сумерках казалось еще бледнее, чем обычно, даже немного уходила в синеву, а его губы прошептали:
- Я люблю тебя, Иман, ты только моя. Да, я джинн...
Иман хотелось закричать, броситься бежать, звать на помощь, но она будто онемела, а ее ноги приросли к песку...