Оказавшись в необычной, скорее опасной, компании, молодой полицейский почувствовал значительный дискомфорт и легкое покалывание, отдававшее где-то в районе вдруг сжавшегося желудка. Роман, удаляясь, сжал белоснежные зубы и полушёпотом выдал:
- Жди меня здесь – я скоро вернусь.
Оба (и главный бандит, и старший напарник) вышли из комнаты, направляясь в отдельное помещение, вероятнее всего для проведения денежного расчета. Как только оперуполномоченный скрылся, унося с собой заветную сумку, гарантирующую спокойное существование на грешной планете, лысый бандит кивнул Бирюкову на стул:
- Садись, «мент», в ногах правды нет. «Потрапезничай» с нами, отведай «хавки босяцкой» – уж не побрезгуй! Наверное, не каждый день изысканными яствами приходится «кишку набивать».
После сказанных слов все трое зловредных здоровяка оглушительно рассмеялись. Оно и неудивительно, массивный стол заставлялся всевозможными салатами, фруктами; но более всего виделось блюд, конечно, мясных: копчённые, тушённые, запечённые куры, маленький поросёнок, различные кушанья из говядины, шашлык из баранины – всё это, чувствовалось, заказывалось в каком-нибудь респектабельном ресторане.
Смех боевой братвы казался больше дружелюбным, чем содержавшим завуалированную насмешку, поэтому, принимая любезное приглашение, молодой полицейский без задней мысли уселся за стол. Так получилось, он оказался напротив Лысого, с правого боку посмеивался Чернявый (Чёрный), а с левого щерился Рыжий (именно такие прозвища им надавал Никита, ещё не набравшийся нужного опыта и не различавший скрытую подоплёку). Ему налили изысканного вина, подставили пустую тарелку и не забыли передать блестевшую золотом двупалую вилку. Продолжая испытывать психологический неуют, смущённый парень решил показать, что чувствует себя в преступном обществе расковано, свободно, уверенно. Непринуждённо наложив себе разных салатов, он взял и тушённый куриный окорочок.
Глотнув хмельного напитка, Бирюков не заметил со стороны хозяев никакого враждебного настроения; напротив, они широко улыбались, выказывая явное дружелюбие, словно пытались расположить к себе «дорогого гостя». Немного беспокоило настойчивое предположение: «Почему новые знакомые не потрудились назвать имена?» - да, собственно, и как звать его самого в лихой компании не казалось, видимо, кому-нибудь интересным.
Какое-то время они молча жевали, изучая друг друга внимательным взглядом и не забывая смачно водить «трудолюбивыми» челюстями. Никите позволили насладиться наложенными изы́сками, а позднее «по-пацански» спросили. Навязчиво начал Лысый:
- Как служба, «мент» – нравится?
- Да, - простодушно отвечал ему беззастенчивый новобранец, - меня всё устраивает – где найдёшь чего-то получше?
- Наверняка у тебя и «мусарская пушка» с собой? - вступил в разговор Чернявый, как бы нехотя поднимаясь и начиная медленное сближение.
- Нет, - почуяв недоброе, запротестовал Бирюков, поворачиваясь к грузному верзиле лицом и не спеша привставая, - сегодня выходной, а вне служебного времени я её с собой не ношу.
- Да, правда?.. Вот мы сейчас и выясним, - сказал здоровенный бандит, хлопая молодого сыщика рукой по плечу и заставляя присесть на оставленный стул.
Тот инстинктивно дёрнулся и попытался выбраться из-под сильной ладони; но… Лысый откуда-то снизу достал пистолет ТТ, а направив его на ошалелого новобранца, голосом жёстким, а в чём-то и грозным, сурово распорядился:
- Даже не думай!
В тот момент первый злодей уже извлекал из кобуры, расположенной у Никиты подмышкой, табельное оружие. Осмотрев «отжатый» «макаров» и убедившись, что он находится в состоянии исправном, пригодном для огнестрельной стрельбы, удовлетворённый преступник отодвинулся в сторону. Лысый, получивший от бестактного подельника отобранный пистолет, слащавым голосом продолжал:
- Ты что, тупой придурок, так до сих пор ничего и не понял, и не учуял, куда ты попал и что с тобой происходит?
- Нет, - честно признался растерянный парень, мысленно силясь определить, что за короткий промежуток времени могло измениться, и начиная изрядно подрагивать, - а чего, простите, тут необычного?
- Единственно, - сказал бандит, сидевший строго напротив; он расплылся в самодовольной улыбке (как поступают самоуверенные охотники, предвкушающие лёгкую лакомую добычу), - что твою «ментовскую» жизнь нам только-только прода́ли и что твой подлый напарник – ТЕБЯ! – нам бессовестно «заказал». Между прочим, аккурат сейчас и происходит деловая расплата.
И тут до Бирюкова дошло, что же с ним в действительности случилось. Сложное положение представлялось как белым днём: Киров предпочёл изрядный куш не делить, а просто взять да и от ключевого свидетеля разом избавиться. Потом они с Рожновым подробно распишут, что в скоропостижной кончине Укорина виноват «молодой»; сам же он обнаружится мёртвым – а с молчаливого покойника и спросу не будет. Но самое главное! Предприимчивый майор получит не половину денег, а сразу все (зачем, спрашивается, с кем-то делиться?) – ему и с кавказцами расплатиться хватит и себе нехило останется.
Пока младший лейтенант размышлял и пытался разрешить мучительные сомнения, неугомонные бандиты беспечно острили и безудержно ржали над собственными плоскими шутками; становилось очевидно, прежде чем с ним кончать, озорные преступники намеревались вдоволь натешится. Постепенно сообразив, как именно может закончиться неудачный воскресный денёк, Никита вдруг словно преобразился: безучастный взгляд приобрёл остекленевшее выражение, а покрасневшие глаза наполнились безраздельной решимостью.
Отмороженные преступники настолько уверились в тройном превосходстве, что расслабились до относительной степени, какая позволила положить захваченное оружие на банкетном дубовом столе (хотя и недалеко от себя); по-видимому, они нисколько не сомневались, что худощавый юноша-полицейский окажется не в силах противостоять накачанным, просто громадным, здоровякам. Как же они ошибались! Едва злополучная мысль, предполагавшая неслыханное предательство, достигла бирюковского разума, Никита в одночасье впал в состояние бесчувственного экстаза. Дальше он действовал, совершенно не думая (больше машинально, чем под воздействием чего-то иного). Резко вскочив и применив невероятную силу, подня́л ближайший конец стола и опрокинул на дальний край – на сидевшего напротив лысого отморозка. Вместе с обоими пистолетами, столовой посудой, расписанной скатертью и прочими принадлежностями, тот повалился на́ пол, на какое-то время оказавшись прочно прижатым и удерживаемым массивным предметом. В руке молодого оперативника продолжала оставаться острая двухконечная вилка. Не останавливаясь на успехе достигнутом, он резко метнулся в сторону Чёрного, хотя и слегка ошарашенного, но и готового вступить в бойцовскую схватку. Осуществив обманное телодвижение, как бы направляя левый кулак бандиту в солнечное сплетение, полицейский отвлёк настороженное внимание условной атакой. Естественно, тот выставил перед собою правую руку, предотвращая опасное попадание, направленное строго в живот. Тем самым не заметил, а следовательно, пропустил одновременный выпад, исполненный остроконечной вилкой, нацеленной в расширенный глаз. Поражение было точнейшим: два тоненьких зубчика впили́сь отпетому преступнику во внешнюю склеру, с дальнейшим проникновением (через зрачок и хрусталик) поглубже в стекловидное тело. Подраненный отморозок бешено завопил, а в следующую секунду рывковым движением извлёк из пронзённой глазницы остроконечный предмет – на конце, словно желейная масса, болталось глазное яблоко, а преступное лицо интенсивно заливала кровавая жидкость, бурыми струйками вытекавшая из повреждённого черепа. Поражённый преступник схватился за окровавленную физиономию – можно не сомневаться, на какое-то время первый противник считался воистину обезвреженным. Второй прижимался массивным столом; сейчас он стремительно, применяя все силы, пытался по-быстрому выбраться – отталкивал его от себя, энергично перебирая ногами. Нелепые движения походили, когда малолетний ребёнок, не умеющий плавать, барахтается, скинутый беспечным родителем в глубокую заводь. В итоге, как бы он ни старался, скинуть тяжёлый предмет покамест не получалось. Движения были сильно уж ограниченными: он практически прижимался к стене; с боков валялись деревянные стулья, поваленные жёстким ударом. Третий (что Рыжий), ошалевший от бесноватой самозащиты, пришёл в себя не раньше, чем чёрный сообщник оказался жестоко подранен; он схватил легкий фигурчатый стул и, замахнувшись, бросился на удало́го врага.
- Убью, «паскудную суку»! - кричал он, высказывая преступным намерениям несомненную ясность. - Всё, «поганый ментяра», ты труп – смерть тебе!
Заметив его позднее чем надо, Никите удалось отстраниться не полностью, а лишь убрав чуть в сторону голову: он повернулся к нападавшему отморозку в половину телесного оборота. В тот же миг деревянная конструкция опускалась на худощавую спину. Хорошо ещё, она оказалась непрочной и при прямом контакте рассыпалась вдребезги. Произведённого воздействия случилось достаточно, чтобы сбить худосочного противника с ног. Бирюков повалился на ровное половое покрытие, успев разглядеть острый шеф-нож, лежавший по ходу падения (он славится тем, что имеет прочное широкое лезвие, длинной доходящее до двадцати пяти сантиметров). Действуя машинально, на подсознательном уровне, младший лейтенант удачливо изловчился и прихватил его правой рукой. Сделав боковой кувырок, произведённый с касанием кафеля правым плечом, бесстрастной физиономией он оказался как раз меж ног пыхтевшего Лысого. Замахиваясь сверху, полицейский потвёрже обхватил клинковую ручку и стал энергично пырять по бедренному участку – стремился отыскать ножну́ю артерию, находящуюся в углублённой мышечно-сосудистой области. Верхняя часть туловища располагалась за овальной окружностью, изготовленной из цельного дуба и по тяжести сравнимой едва ли не с центнером. Почувствовав, как кромсают нижнюю половину, одичавший преступник, обильно разбавляясь отъявленной матерщиной, заголосил что было мочи:
- Снимите его с меня! Кто-нибудь убейте поганую сволочь!
Да-а… представители преступного братства явно что не рассчитывали на неожиданный поворот (вроде бы?) чётко спланированных пустячных событий. Убеждённые в значительном превосходстве, они даже и в мыслях не допускали, что какой-то «молокосос-новобранец» сможет оказать достойное, едва ли не яростное сопротивление. Но, делать нечего, раз ввязались в стрёмное дело, необходимо доводить его до логического конца. Итак, увидев, как огромный тесак раз за разом впивается в бедро неудачливого подельника, Рыжий подбежал к ошалевшему Бирюкову и интенсивно, просто остервенело, заколотил ногами по хлипкому туловищу, пытаясь отбросить в сторону. Однако молодой оперативник будто врос в занимаемое им кровавое место, выбранное для чудовищной мести, жестокой расправы; создавалось впечатление, что он совсем не чувствует боли. Обхватив левой рукою нижнюю часть «ненавистной конечности», терзаемой острым предметом, правой он продолжил энергично втыкать нож в мясистую часть бедра. После шестого удара, ему удалось достичь намеченной цели – мощным фонтаном багряная влага устремилась из основного сосуда! Мгновенно вся ближняя территория оказалась зали́той непривлекательной, вернее противной, жидкостью, скользкой и липкой; не забывала она обильно забрызгивать и других участников убийственной драмы, не на шутку разыгравшейся в обеденной комнате.
Чем же в то время был занят Чернявый? Отойдя от значимого ранения и вглядываясь единственным глазом, он опустился на четвереньки и попытался найти свалившееся оружие, гораздо более действенное. Усердный бедолага активно шарил двумя руками, но совершенно не знал, что все упавшие пистолеты находятся с той стороны, где верхняя половина Лысого испускала воинственный дух, отня́тый особо варварским способом.
Что же Никита? Добившись необходимого результата, он махом переключился на самого живого из оставшихся недругов, чересчур кровожадного и очень настырного. Под его (наверное?) пятым ударом, отпустив смертельный захват, он ловко перевернулся на спи́ну и следующий пинок встречал всецело готовый отражать внезапное нападение. Переведя ловкий корпус в сидячее положение, Бирюкову без труда удалось перехватить ударную ногу левой рукой. Удержав её на доли секунды, лезвием поварского ножа он полоснул по задней голеностопной связке. Раненый отморозок запрыгал на целой ноге, не в силах опереться на правую. Желая закрепить добы́тый успех, полицейский раскинул в стороны обе ноги, умело оттолкнулся плечами от гладкого пола и поднырнул, продвинувшись немного вперёд, – головой оказался у Рыжего между ног. Удерживая левой рукой за мощную голень здоровой конечности, умелый десантник довершил конкретное обездвиживание – острым клинком разрезал аналогичное сухожилие. Легонько подталкиваемый, бандит с грохотом повалился на́ пол.
Тем временем Лысый, обильно обагряя окружно́е пространство, потихонечку затихал, готовясь предстать пред Господом Богом с подробным отчетом – отдать ему мятежную душу. Остальная картина представлялась не меньше ужасной: Никита, поднявшись до полного роста, весь, с головы и до пят, пропитался кровавою жидкостью; Рыжий, ворочаясь в бессилии по гладкому кафелю, словно купался в багряной кровище. И только Чернявому, передвигавшемуся строго на четвереньках, кое-как удалось заползти за опрокинутый край и нащупать там табельное оружие младшего лейтенанта. Оба противника встали одновременно. Протирая оставшийся глаз, заполненный безостановочными слезами, подраненный уголовник выставил заряженный пистолет, водя им из стороны в сторону. Уверенным шагом Бирюков направился прямиком на травмированного преступника; он удерживал поварской шеф-нож в прямой и вытянутой руке, плотно прижатой к бедру. Они оказались друг против друга в тот ключевой момент, когда Чёрный отнимал от заплаканного лица свободную руку. Не медля ни единой секунды, аккуратным движением, практически нежным, но и настойчивым, полицейский отвёл вооруженную длань и вонзил небоевой клинок повыше лобковой кости́, продвигая поглубже, по самую рукоятку.
Глядя в единственный глаз, Никита медленно подня́л убойное лезвие до́верху, водя им и взад и вперед, и туда и сюда; он полностью распорол незащищенное брюхо. По мере продвижения, взгляд бандита становился бессмысленным, всё больше безжизненным, а неустойчивые ноги безвольно подкашивались; постепенно он бессильно осел, а рука, сжимавшая пистолет, беспомощно повисла вдоль умиравшего туловища. Бирюков остановился только тогда, когда острое лезвие упёрлось в грудную клетку.
- Будь ты проклят, «поганый ментяра», - единственное, что напоследок посоветовал беспутный преступник и той же секундой бесславно скончался; освобождённые внутренности вываливались наружу как раз в тот злополучный момент, когда бездыханное туловище валилось на половое покрытие.
Удивительное дело, почти в то же мгновение приоткрылась входная дверь, ведшая во внутренние помещения бандитского дома, – это возвращался главарь, закончивший с Романом успешную сделку. Он ни одной секунды не сомневался, что грохотавший шум, доносившийся из обеденной комнаты, является мучительной пыткой сотрудника внутренних дел; самоуверенный уголовник двигался настолько беспечно, что не предпри́нял каких-нибудь мер, предполагаемо направленных на внезапную оборону (ему и в голову не могло прийти, что за время его отсутствия могло случиться чего-то не так, как было задумано). Завышенное самомнение явилось, наверное, главной оплошностью в жизни! Непринуждённо распахнув фигурную дверцу, молодцеватый бандит сделал уверенный шаг, направленный внутрь; а уже в следующий миг он разглядывал представленную картину очумевшими зенками, выпученных до неестественно округлённых размеров. Но самое интересное! Он не осуществлял первостепенных действий, направленных на собственную защиту.
Доли секунды недолгого замешательства оказалось достаточно, чтобы Никита сумел приня́ть единственно правильное решение… За одно мгновение промелькнули изнурительные, по-своему практичные, тренировки, какими заполнялись армейские будни (когда он проходил срочную военную службу и когда обучался рукопашным приёмам в воздушно-десантной дивизии). Ему вспомнилось, что одним из важных элементов, требуемых к зачёту, считалось метание сталистых финок-ножей, направляемых точно в цель; боец Бирюков долго осваивал сложную технику, но всё же достиг существенных навыков и положительных результатов – все бросаемые клинки благополучно достигали намеченных целей. Вот и теперь, наработанное умение, вынесенное со времен продолжительных солдатских занятий, пригодилось так-таки кстати. В момент появления боеспособного недруга Никита как раз извлекал ножевое лезвие из чернявого отморозка. Лишь слегка повернувшись на раздавшийся шум, он разом оценил неоднозначную ситуацию и натренированным, отточено мощным, движением метнул поварской клинок в недоумённого неприятеля. Острый клинок вонзился в преступное лицо главаря и вошёл меж левым глазом и ртом, почти вплотную к горбатому носу.
Убитый бандит упал как подкошенный, так до конца и не осознав (как?!), каким образом одному худощавому юноше удалось перебить всех его накачанных соплеменников, закоренелых преступников. Однако дело не являлось законченным, так как оставался последний дерзкий преступник, живой и опасный (хотя и несколько обездвиженный). Растирая раненым корпусом по́ полу кровь, он пытался ползти в сторону входного отверстия, через которое вошёл самонадеянный предводитель, ныне покойный. В недавнем прошлом смелый, уверенный в себе, отморозок, сходив «по-маленькому» в штаны, вопил теперь что есть мочи, пронзительным криком разрывая всё внутреннее пространство:
- Помогите! Здесь убивают!
Очевидно, более никого осталось, потому как проникновенные вскрики случились тщетными и не привлекали ничьего заинтересованного внимания. Хотя об истинном положении, случившемся в обеденном зале, остальные жильцы могли быть просто не в курсе, а соответственно, не придавали нормальному шуму (естественному при подобных мероприятиях) никакого другого значения, помимо предполагаемого – пытки являются особенно изощрёнными.
Видя крайнюю беспомощность презренного недруга, неспособного оказать хоть сколько-нибудь действенного отпора, Бирюков решительным шагом проследовал к затихшему главарю. Достигнув мёртвого тела, извлёк остроконечный предмет. Недолго думая, молодой оперативник медленно приблизился к Рыжему со спины. Поставил сверху служебный ботинок – привлёк ополоумевшее внимание. Тот сперва замер, не в силах пошевелится, но уже через секунду задвигал сильным корпусом значительно энергичнее, предчувствуя скорую, а главное, безжалостную развязку. Мрачные ожидания, касавшиеся прискорбной судьбинушки, нисколько не обманули. Никита вёл себя, словно бесчувственный робот: коленом, приставленным в лопаточной области, прижал бандитскую грудь поплотнее к гладкому полу; левой рукой схватился с передней части лица; заломил преступную голову поглубже назад; стал медленно перепиливать мускулистую шею, начиная от мягкого горла. Едва он достиг двух сонных артерий, как моментально брызнули кровяные фонтаны, обильно окроплявшие вну́три комнатное пространство (а заодно и кровожадного головореза, не в меру увлекшегося ужасным убийством). Постепенно поварской шеф-нож упёрся в кость прочного позвоночника. Отпустив отпиленный череп, безвольно упавший на кафельное покрытие, молодой оперативник ударом, направленным сзади, перерубил связные шейные позвонки.
Оставаться в чудовищном хаосе считалось бы глупо, да, впрочем, и незачем. Осматривая немигающим взглядом, стеклянным и замутнённым, кровопролитную сечу и не найдя поблизости живых неприятелей, Бирюков подня́л отня́тый «макаров» и, так и продолжая удерживать захваченный нож, пошёл осматривать бандитское логово (очевидно, его убийство планировалось заранее, так как больше в злодейском жилище никого не присутствовало). Обнаружив в коттедже мужской гардероб, полицейский скинул испорченные одежды, сильно окровавленные и ставшие непригодными. Завернул их в мягкое покрывало. Сам он, умывшись, надел хозяйские шмотки и в спешном порядке покинул элитное разбойничье гнёздышко, в одночасье вдруг ставшее жутким, кошмарным, да просто ужасным.
Служебной машины (вместе с напарником Кировым, беззастенчиво пре́давшим, а заодно и прода́вшим), естественно, не было; по-видимому, матёрый оперативник ни много ни мало не сомневался, что отмороженные наркоторговцы нисколько не оплошают и что они с лихвой отработают немалые деньги, уплаченные за заказное убийство и удержанные от продажи «отборного» кокаина. Получается, до центрального управления, где находилась подержанная «девятка», Никите предстояло добраться, следуя на метро. Время перевалило за семь часов вечера. Прихватив увесистую суму, содержавшую поганое зелье (наличной валюты, к неудаче, не обнаружилось), молодой сыщик отправился в путь. Проблемный тюк, заполненный окровавленным одеянием, он выбросил в первый же мусорный бак, расположенный по ходу движения; тот устанавливался в двух кварталах от комфортабельного жилища, где оставалось четыре истерзанных трупа.
