Часть 15
Часть 15
Рассвело, природа нехотя пробуждалась от крепкого ночного сна, пахло озерной водой и немного тиной. Янина приподнялась на локтях и с удивлением осмотрелась, потихоньку осознавая, где именно находится. Место хорошо знакомое, еще в детстве любили они проводить здесь целые дни напролет с братьями, сестрами и друзьями.
"Что это было? Было ли? Не было? Приснилось мне что ли"? – пыталась разобраться Янина и не понимала. Слишком случившееся походило на бред, на яркий, красочный сон, на сказку. А Янина женщина простая, деревенская, земная… И, скинув сонный морок, решила она, что устала плутая и нечаянно заснула на берегу, вот ей и привиделось. Видать не найти ей колдунью-кудесницу, сколько ни старайся. Да и нет ее, наверное, вовсе, так, россказни, да сплетни. Остается одно, к тетке и домой.
Несолоно хлебавши поднялась Янина, отряхнула юбки, рукой махнула и медленно поплелась к дороге.
— Вот дура! Дура и есть! - ругала себя Янина, чувствуя, что прекрасно выспалась и полна сил.
Долго еще снилась ей Марыля и двор её, и послушные волки. Но время шло и постаралась Янина забыть.
Василь, первенец, родился ровно через десять месяцев после возвращения Янины из Веретей.
Убедившись в беременности, Янина похолодела и подумала:
"Было…Все ж таки было. Вот семя бесово, Марыля – холера, проклятая"… - Янина погладила рукой живот и усмехнулась, - не приснилось, стало быть… не приснилось. Во, дела! Да быть того не может! Совпадение...
—Слышь, Серафим! Ребенок у нас будет! Ребенок! – громко закричала Янина, ликуя. Душа ее пела, и хотелось обнять весь мир – сбылось! Все сбылось! Остальное пустяки, не стоит и думать. Главное вот, вот оно!
— А то, Янь! Будет! Еще как будет! – отозвался Серафим, не сразу поняв, о чем говорит Янина.
- Ты не понял, беременная я! – закричала Янина, сияя, улыбаясь невольно во всю ширь большого рта, – Беременная!
— Яня?! Яня!!! Счастье-то какое! Беременна! Неужто?! Я, стало быть, отец? – затараторил, вмиг обалдевший от радости Серафим.
— Вот, Яня, а ты волновалась. Зря, выходит, слезы лила? Пустое...
Беременность протекала гладко, ни тебе тошноты, ни тебе недомоганий. До последнего дня работала Яня, как и раньше. Чувствовала она себя такой счастливой, что иной раз щипало в носу от избытка чувств и перехватывало дыхание.
Мальчик родился крупным, крепким, голосистым и абсолютно здоровым. Счастью родителей не имелось предела, гордо смотрел Серафим, победно улыбалась Янина.
— Что, умолкнут теперь кумушки? Откусят себе злые языки-то? – довольно говорила она, прижимая к себе младенца. Восседала она в телеге, словно королева, ни больше, ни меньше. Серафим встречал жену из больнички в Миорах, куда привезли Янину рожать накануне. Роды прошли быстро и на редкость легко.
Назвали сына Василь.
Шиткович Василь Серафимович – гордость и радость.
Ожил дом, разгладилось у Янины, засветилось, засияло лицо.
— Еще один сын у нас будет, – заявила Янина, несколько недель спустя.
— Шутишь?! – изумился Серафим, - Уже?!
— Да не… не теперь. Но чуть позже будет. Знаю я, – загадочно ответила Янина.
И через два года появился Адоль. Столь же крупный, красивый, здоровый, как и Василь. В остальном дети разительно отличались.
С самого детства славился Василь упрямством и несокрушимой волей. Переломить его ни отцу, ни матери оказалось не под силу. Серафим уважал в нем эти качества и приветствовал, не ломал парня зря, с интересом присматривался, мотая на ус и одобрительно покачивая головой. Однако в то же время, был строг и не позволял забыть ни на минуту кто в доме главный. Адоль оказался мягче, сговорчивее, конфликтов не любил. С ним было легко и приятно, одно удовольствие. Братья привязаны были друг к другу как листва к дереву, как звезды к небу, как рыба к озеру. Интересы, между тем, у них обнаружились совершенно несхожие.
Адоль обожал готовить, то была его страсть. Едва подрос, стал ходить с мужиками на охоту, тушу лося мог разделать и освежевать самостоятельно без чьей-либо помощи уже лет в тринадцать. Частенько навещал он в сторожке местного лесника Яся, тот учил его распознавать травы, во множестве произраставшие на щедрой земле Белоруссии. Адоль смешивал их наугад, в одному ему известных пропорциях, изобретал специи, тер, нюхал, крошил, снова тер и перемешивал. Специи, им приготовленные, так преображали вкус самого простого блюда, что домашние только диву давались. Мог он так приправить обычную свинину, что одуряющий запах привлекал все жителей Снег. Картофель становился лакомством, коего никто от роду не пробовал.
— Что это вы тут, соседи, такое жарите-парите? Может, и нам отведать предложите? – стекались ко двору особенно любопытные. Среди них и те, кто над любовью Адоля к приготовлению пищи посмеивался. Не мужицкое это, мол, дело.
Однажды попробовав блюдо, приготовленное Адолем, люди стремились повторить, но тщетно. Секретами своими Адоль делиться отказывался, но к столу приглашал с удовольствием, получая настоящее наслаждение от того, с каким смаком поедали им приготовленное.
— Не берусь сказать, что для меня большее удовольствие; готовить или же смотреть, как люди еду мою поглощают и добавки просят, – признавался Адоль.
Поначалу и Янина не слишком охотно мирилась со стремлением младшего сына оттеснить ее от плиты, но со временем поняла – Адоль от своего не отступится, и предложила ему место рядом. Тем более что помогать в мастерских Адоль не отказывался, мужской работой занимался исправно, а уж чем в свободное время – его дело.
Бывало, уходил Адоль в лес на весь день, только его и видели. Возвращался всегда с добычей; будь то грибы, коренья, травы или ягоды. По глубокому убеждению, Серафима сыновья у них с Яниной получились "что надо", ни дать, ни взять. Оба талантливы, каждый по-своему, но несомненно, любо-дорого, не чета многим. Но по мере того, как мальчики росли, Янина все чаще лежала ночью без сна, вспоминая условия Марыли, ее требования.
"Неужто все правда? – думала Янина, - быть того не может…или все же может? Все ведь как сказала, так и сбылось"…
Снеги – маленькая деревня на краю леса, свой мир, свои нравы и обычаи. Ближайший поселок Волковщина в семи километрах, ближайший город Миоры в сорока. Все друг друга знают, ничего не скроешь, не спрячешь – жизнь, как на открытой ладони. Так виделось, так казалось, да только Янина точно знала – за каждой дверью своя история, своя тайна. Нет безгрешных на этой земле.
"Что сказали бы люди"? – досадливо морщась, думала Янина, яростно полоща белье или копаясь в огороде. В голове ее настойчиво, мерно тикали неумолимые часики: до тридцати, до тридцати.
Любили подлить масло в огонь и не в меру словоохотливые, любопытные и языкастые соседки. Когда Янина одного за другим родила двоих сыновей, посудачить о ней стало неинтересно, но время шло, и повод вновь появился.
— Что, Яня, твой-то Василь так и не гуляет ни с кем? Не присмотрел себе девку, зазнобу? Может чего не то с ним, а, Янь? Может у него чего не то? Женилка-то небось есть? Выросла женилка-то? – закатывались бабы безудержным смехом.
— Это с тобой, Катерина, чего-то не то! Тьфу, зараза! Что б тебя! Холера! – злилась Янина.
А соседки лишь покатывались, да вовсю веселились.
— С виду парень как парень, а девки нет…видать не мужик он вовсе, не мужик. Так, видимость одна. А может проверим, бабоньки? Проверить бы ни мешало!
— Только попробуй, живо руки-то укорочу! – грозила Янина.
Василь на насмешки не реагировал никак, не замечал, как будто, но Янина из себя выходила, заходилась от бешенства.
— Василь! Окаянный! Когда женишься, холера тебя возьми! – орала нередко Янина, врываясь в мастерскую и перекрикивая шум станков.
Мужики взрывались хохотом, и Василь с ними вместе, а Янина фурией летала по саду, бормоча под нос ругательства, плюясь и грозя кулаком неизвестно кому.
Надежда Ровицкая