В наше время многие буквально помешались на своих авторских правах. Глотки готовы рвать за нарушение своей «интеллектуальной собственности». В этих условиях, уже с первой книги проекта «Клио», основополагающим стал принцип, неизменно декларируемый в начале каждого нового издания:
Любая часть данной книги в благих целях может быть воспроизведена в любой форме и любым способом. Популяризация и распространение исторических знаний есть главная цель нашего проекта.
Да и как, скажите, может быть иначе, если на протяжении десятков лет великое множество самых разных людей благожелательно и бескорыстно оказывали мне свою поддержку?! Щедро делились они материалами своих личных собраний, семейных архивов, трепетно собиравшихся годами коллекций. Например, почтенная Маргарита Смирнова, предоставившая собрание уникальных документов видного архитектора Г.В.Никитина, или знаменитый латвийский филолог и историк, профессор Борис Фёдорович Инфантьев, великодушно передавший мне несколько папок со своими материалами, даровав право свободно распоряжаться ими по своему усмотрению.
Бесчестно и несправедливо стало бы теперь единолично присвоить всё это богатство, ревниво оберегая его от использования другими исследователями! Именно поэтому я так радуюсь, когда вижу, что мои книги, статьи и всевозможные публикации живут в интернете своей самостоятельной жизнью, становясь источником информации и вдохновения для многих. Берите и пользуйтесь на здоровье, дорогие коллеги, ибо мой личный корыстный интерес заключается в том, что хочу я жить в окружении знающих, просвещённых и не чуждых духовным интересам людей. И если таковых прибудет в мире с моей помощью, то буду я безмерно счастлив!
Из многих бескорыстных помощников и доброжелателей выделю особо ныне покойного банкира Игоря Буймистера. Этот замечательный человек в своё время профинансировал несколько проектов «Клио», за что я всегда буду ему благодарен.
Он не имел при этом ни личной заинтересованности, ни коммерческой выгоды, однако дело, которым я занимаюсь, вызвало у Игоря интерес и сочувствие, что и побудило его поддержать финансово мои начинания.
Именно благодаря помощи таких отзывчивых меценатов книги из серии «Клио» получили широкое распространение. Как–то подсчитал, что за все годы я совершенно БЕСПЛАТНО раздал, раздарил, презентовал более 6 000 книг, изданных моими стараниями.
Кроме того, многие из них выставлены в интернет–сети для свободного и бесплатного скачивания, поскольку находятся они в общественном пользовании.
Когда меня иногда спрашивают, сколько книг я издал за прошедшие полтора десятка лет, то затрудняюсь с чётким ответом на этот вопрос… Дело в том, что некоторые из них я переиздавал в новом качестве, после серьёзной редакторской правки, с дополнениями, исправлениями, изменениями… И как, скажите на милость, их после этого считать, за одну, за две, или за три?! Поэтому обычно говорю: «Я, историк Игорь Гусев, издал более десятка книг по истории Риги и Латвии». Так, пожалуй, будет справедливо.
Вот лишь несколько названий: «Быль о Саласпилсе», «История латвийских русских», «Прогулки с Игорем Гусевым», «Укрепления Старого Города», «Выдающиеся русские латвийцы», «1812 год в Прибалтийском крае», «История Риги в вопросах и ответах», «История Риги. От основания до начала XX века», «История Риги и окрестностей (1914—1919 гг.)», «Московский форштадт».
Книги эти разные: большие и малые, скромные и в роскошном представительском оформлении, но все они одинаково мною любимы, одинаково мне дороги. Все они — мои родные дети! Иногда с этими книгами случаются прямо мистические вещи…
В 2010 году мне удалось выпустить красивую содержательную книгу «Пётр Великий и Рига» в дорогом подарочном виде. По случаю участия той осенью в международном культурном форуме в Москве, отправляясь туда, взял с собой несколько экземпляров. Мероприятие прошло успешно, переполненный впечатлениями, явился я на прощальный фуршет с последней книгой в руках, обдумывая, кому бы её подарить. Пока прикидывал, за какой столик пристроиться, меня окликнул седовласый мужчина с весёлым приветливым взглядом: «Эй, молодой человек! Идите к нам!»
Я воспользовался его любезностью и провёл вечер среди приятных, общительных людей. В знак признательности, я на прощание презентовал своё детище радушному сотрапезнику, пригласившему меня в компанию. Надо отметить, странным блеском сверкнули при этом его глаза…
Как потом оказалось, из всех сотен присутствовавших на фуршете гостей я передал книгу «Пётр Великий и Рига» именно тому, кому следовало её подарить: известному российскому историку, старшему научному сотруднику института российской истории РАН Владимиру Алексеевичу Артамонову, одному из ведущих специалистов по Петровской эпохе… Вот и задумывайся после этого о случайности совпадений!
Уже на следующий день уважаемый Владимир Алексеевич принимал меня у себя дома, шутливо ругая при этом: «Ты, Игорь, самый настоящий злодей, я как с вечера раскрыл твою книгу, так, пока под утро её не прочитал, спать не лёг…»
Не скрою, искренняя похвала маститого учёного была для меня дороже ордена. В то же время лишний раз убедился в том, что даже серьёзные российские исследователи, порой, до прискорбия мало знают о некоторых нюансах Латвийской истории, ведь мы для них традиционно Terra incognita…
К сожалению, далеко не всегда мои отношения с важными людьми складывались легко и приятно. Печальным исключением стало недолгое знакомство с бывшим рижанином, известным писателем, юмористом Михаилом Задорновым. На взлёте своей популярности, в 2012 году, он снял документально–публицистический фильм «Рюрик. Потерянная быль». Ещё перед этим, узнав о том, что Михаил Николаевич работает над данным проектом, я загорелся ему помочь. Дело в том, что история балтийских славян, это тема, изучению которой я посвятил долгие годы. Перелопатил гору источников и литературы, лично посетил легендарный остров Рюген. Для меня любой норманист — это кровный враг, и потому я надеялся встретить в лице популярного писателя сподвижника и союзника в борьбе с норманской теорией, которая, к слову сказать, до сих пор торжествует на историческом поле России. Думал вместе с ним побороть это гнусное, живучее чудовище…
И вряд ли в Латвии на тот момент нашёлся бы у Михаила Задорнова более знающий, бескорыстный и пылкий консультант. К прискорбию, этого не случилось…
Мы познакомились с Михаилом Николаевичем, и я даже передал ему для работы некоторые из своих материалов, но… Никогда не забуду его вялое, вальяжно–ленивое рукопожатие, с которым он неизменно приветствовал и прощался, не вставая с кресла. Для него я был и остался НИКТО. И даже на рижскую премьеру фильма меня не сочли достойным пригласить… Бог судья, но, по крайней мере, остаюсь признательным Михаилу Николаевичу за то, что он хотя бы попытался возжечь интерес в обществе к этому ключевому для изначальной российской истории вопросу. За попытку — спасибо!
Рад, что тема балтийских славян–вендов время от времени всё же поднимается в медиа–пространстве. В 2022 году латвийский историк Михаил Павлович Тюрин издал свою монографию «По следам вендов. От Средиземного моря до Балтики». У его замечательной, объёмной, богато иллюстрированной книги лишь один существенный недостаток — мизерный тираж. Увы нам, увы…
Мой неизменный интерес к прошлому балтийских славян и следам давнего славянского присутствия на земле Латвии иногда оборачивается неприятными обстоятельствами.
Весной 2015 года книга «История латвийских русских» и фильм «Латвийские русские: десять веков истории» (снятый мною ещё в 2009 г.) подверглись настоящим гонениям со стороны латышских СМИ. Особенно грустно, что книга и фильм не стали поводом для обсуждения «белых пятен» латвийской истории. Они вызвали взрыв негодования просто одним фактом своего наличия.
Главное недовольство относилось к тем фрагментам, где говорилось об общих родовых корнях русского и латышского народа, о нашем едином балто–славянском прошлом. Как язвительно заметил мой приятель: «Ну да, латыши привыкли верить, что они произошли от богов, а ты уличил их в родстве со славянами…»
На просторах интернета развернулась настоящая виртуальная битва с моими «кощунственными» выводами. И что печально — среди сотен гневных комментариев, с которыми я ознакомился, не нашлось НИ ОДНОГО, в котором бы обнаружилась хоть какая–нибудь конструктивная критика.
Возмущённые оппоненты дружно поливали меня помоями, обзывали «шовинистом», «колорадом» и «ватником», но никаких достойных аргументов и фактов (кроме негативной оценки моей личности) при этом не использовали. Одни лишь грубые оскорбления. Книгу эти люди не читали, фильм не смотрели, но осуждали меня гневно и единодушно! Прямо как на партсобрании в советские годы. Оказалось, что для многих гордых носителей «благородной крови» само предположение о возможном родстве со славянами является оскорбительным, унижающим их высокое национальное достоинство…
В своё время я любил играть с дочкой–малышкой, которая таилась в углу и закрывалась ладошками, а я её искал и, естественно, «не находил». Она ведь «спряталась»…
Этот образ маленького ребёнка, который умело закрывается ладошками от реалий большого мира, неизменно встаёт передо мной, когда я пытаюсь анализировать позицию некоторых коллег, представляющих официальную латвийскую историческую науку.
Любой честный исследователь подтвердит, что корпус археологических источников пополняется непрерывно, и новые материалы могут как подтвердить, так и существенно изменить или даже опровергнуть сложившуюся ранее картину. Как отметил известный российский археолог Е.А.Шинаков, «отсутствие того или иного археологического признака не всегда адекватно отсутствию отражённого им элемента структуры или процесса — многое зависит от степени изученности территорий… Другими словами, наличие археологического признака — факт, его отсутствие — не обязательно факт».
Собственно археологических данных совершенно недостаточно для однозначного определения связей, соответствующих линии этногенеза, а их значимость куда более спорна, нежели письменных и лингвистических источников.
Но самое главное — это степень ответственности и научной смелости, позволяющей признать наличие археологического артефакта славянского происхождения, в то время как официальная научная традиция в Латвии покоится на железобетонном принципе–аксиоме: у нас нет, и никогда не могло быть никакого автохтонного славянского населения!
Археологические данные дают нам богатейший материал для анализа. Например, при раскопках в Кокнесе, согласно академическому справочнику, «преобладает гончарная керамика древнерусского облика (98 %)». Серьёзные исследователи понимают, что следует дифференцировать предметы, которые могут быть объектом торговли, и бытовые вещи, которые изготавливаются для использования внутри определённых коллективов и, скорее, могут отражать конкретную этнокультурную традицию. И если интерпретация материалов погребального обряда ещё может вызывать активные дискуссии, то трактовка керамического материала бывает только однозначной. Примитивная кухонная посуда не являлась предметом торговли, из–за её непрочности она не могла перевозиться на дальние расстояния.
Эта посуда лепилась непосредственно на месте людьми, имеющими навыки изготовления согласно определённой традиции, и если керамика «древнерусского облика», то делали её, безусловно, русские руки. Кстати, немецкий хронист Генрих прямо называет Кукенойс (Кокнесе) «русским замком» (Kukenoys castro Ruthenico). Какой же вывод из всего этого следует? Весьма логичный. В латвийских учебниках истории укрепление Кокнесе однозначно определяется как древнелатгальское городище…
Профессор А.Г.Кузьмин отмечал: «Один и тот же источник, один и тот же факт будет иметь совершенно разное значение в различных концепциях: несущественный в одной, он может стать основополагающим в другой. …Археологические, антропологические, этнографические, лингвистические и прочие свидетельства лишь тогда заговорят в полный голос, когда они будут взяты во всей совокупности и им будет найдено место в многостороннем историческом процессе».
Каким же образом у нас нередко трактуются факты?
Американский историк литовского происхождения Мария Гимбутас в одной из своих книг упоминает некую историческую версию. Она пишет, что «большинство учёных разделяют [это] мнение… — и тут же завершает мысль дивным образом, — хотя ни исторических, ни археологических данных, подтверждающих эту гипотезу, не обнаружено». То есть факты, подтверждающие данный тезис, отсутствуют напрочь, однако большинство специалистов дружно его поддерживают!
В нашем случае ситуация обратная — существует множество прямых и косвенных данных, прямо вопиющих о славянском происхождении латвийских вендов, однако официальные латвийские историки упорно продолжают эти данные игнорировать, без устали отстаивая версию о «курземских ливах, проживавших в бассейне Венты и получивших имя от этого гидронима». Некоторые исследователи предпочитают определять балтскую принадлежность
тех или иных памятников без проверки их связи с достоверными памятниками балтов, а исходя лишь из того примитивного принципа, что на данной территории в более позднее время обитали именно балты, а значит никаких славян там никогда не было и быть не может!
С глубочайшим почтением я отношусь к авторитетному латвийскому археологу Андрису Цауне, его вклад в историческую науку просто бесценен. Но и в его рассуждениях присутствует элемент лёгкого лукавства. Например, он пишет о привозных украшениях с Руси, найденных при археологических раскопках ранних слоёв культурного слоя Риги.
Это и 23 стеклянных браслета «служивших обычным украшением русских горожанок XII — начала XIII вв.», и витые браслеты славянского происхождения, и особые перстни.
О чём это свидетельствует, кроме развитой торговли с Русью? Да ни о чём! А вот на основании случайной находки двух фрагментов шейных гривен и нескольких подковообразных фибул учёный делает глубокий вывод о том, что «среди первых обитателей Риги встречались и отдельные представители латгалов». Получается парадокс: немногочисленные латгальские предметы разъясняются как результат переселения, а более многочисленные русские элементы — как результат торговли.
В трудах Андриса Цауне можно найти много интересного. Так, он отмечает, что в Риге в XII—XIV вв. присутствуют разнородные типы жилищ, что свидетельствует о полиэтничности населения нашего города уже в самый ранний период его существования. Он же пишет о том, что в Риге преобладают археологические древности, в основном двух этнических групп. Это украшения, предпочитаемые «населением северной части Курземе — куршами или куронизированными ливами», и проживавшими в низовьях Даугавы ливами. Если признать, что за столетия совместного проживания славяне–венды частично переняли у ливов и куршей элементы их материальной культуры, в том числе и украшения, совсем не однозначным становится утверждение о том, что славянский этнос по факту отсутствовал на древней рижской земле. Но чтобы высказать подобную скандальную мысль, требуется определённая научная смелость и готовность идти против утвердившихся догм, а на это, увы, готов не каждый.
Археология порой приносит нам удивительные сюрпризы. Так, например, немецкий археолог Й.Херрман в 1982 году, занимаясь раскопками в шведской Бирке, обнаружил в могилах IX века женские останки с украшениями в виде скандинавских фибул. Скрепляли эти фибулы остатки вышитых полотняных рубах и платьев «славянского покроя» — совершенно чуждый для Скандинавии вид одежды. Если бы не эти полуистлевшие одеяния, то ни у кого не возникло бы и тени сомнения в том, что это типичнейшие скандинавские захоронения.
При изучении полиэтничных культур дополнительные сложности возникают в результате миграций или взаимопроникновения одной или нескольких этнических групп на территории других. Такие археологические культуры выделяются среди прочих прежде всего разнохарактерностью погребального обряда, разнотипностью домостроительства и так далее. Если моноэтничные археологические культуры формируются на основе одной или нескольких близкородственных культур, и некоторая неоднородность, наблюдаемая в начальной их стадии, быстро нивелируется, то полиэтничные культуры складываются в результате взаимодействия нескольких неродственных культур. Таким образом, несмотря на то, что роль археологии в реконструкции исторических реалий прошлого значительна, возможности её не следует абсолютизировать. Для привлечения найденных предметов к решению этнических проблем эти предметы должны быть прежде всего сами этнически чётко выверены и характерны.
В этой связи хочется особо подчеркнуть, что археология есть наука весьма хрупкая, ранимая. Многое здесь зависит не только от оценки находки, но и от добросовестности самого археолога, от его честности и совестливости.
Ведь так просто, в угоду существующему национальному мифу, утаить или просто «не заметить» артефакт, противоречащий официально признанному взгляду на историю.
Ведь это трагедия, когда в угоду ложно понимаемым национальным интересам наука превращается в служанку политической конъюнктуры. Мы помним, как в 30–е годы в нацистской Германии, при раскопках, бульдозерами буквально срывали археологические памятники, слишком наглядно свидетельствующие о славянском прошлом страны.
Уничтожение «неудобных» памятников истории и культуры — печальный прецедент налицо…
В настоящий момент история латвийских вендов — это уже не узконаучная проблема. К великому сожалению, стараниями национал–радикалов она превращена в политический вопрос. Сам факт признания латвийских вендов славянами, а значит, признание славян одним из автохтонных латвийских этносов кажется многим кощунственно–недопустимым. Мысль о том, что в основе латышского этноса стоят не только балты и финно–угры ливы, но и славяне, вызывает у некоторых «патриотов» искреннее возмущение и агрессию. Эти люди с готовностью отрекаются от своих славянских предков, частица крови которых течёт в их жилах.
Мы живём в сложное, трудное, непредсказуемое время. И даже теперь, когда пишу эти строки, я вовсе не уверен, что статью мою не заблокируют и не «зачистят» по соображениям странно понимаемой цензурной «политкорректности». Но пока есть возможность работать, буду стремиться отстаивать историческую Правду и человеческую Справедливость…
Вспоминаю цитату из газеты «Рижский вестник» за 1872–ой год: «Народ, не умеющий чтить великих людей своего прошедшего, недостоин иметь их в будущем».
Окончание следует