"Человек ходить по стене не может"

Татьяна Борисовна Дурасова - одна из легенд ленинградской журналистики. Много лет работала в отделе писем областной газеты "Ленинградский рабочий". Это значит, что писала она на самые острые и откровенные темы. Потому что за каждым письмом стояла чья-то неповторимая судьба и единственная жизнь. И проблемы, о которых она писала, сегодня столь же актуальны, как и 40-50 лет назад. Несмотря на изменившийся за окнами пейзаж...

На снимке: Татьяна Дурасова с дочерью Татьяной. 2014 год. Фото Любови Выгодской

Татьяна Дурасова

ИЖДИВЕНЦЫ

Вместе с управляющим общежитием Дмитрием Ильи­чём Ваниным мы стоим на лифтовой площадке одиннад­цатого этажа. На белой стене выше человеческого роста отпечатались чёрные следы больших мужских ботинок.

Человек ходить по стене не может. Значит, он снял ботинки с ног и надел их на руки. Для этого требовались какие-то усилия, а значит, надо было иметь боль­шое желание оставить после себя грязные следы.

Именно это удивляет больше всего.

В Ленинграде ещё немного таких прекрасных общежитий, как это на острове Декабристов. На всех его шестнадцати этажах в двух- и трёхместных комнатах живут молодые ра­бочие с предприятий Васильевского острова. Каждая ком­ната имеет свою прихожую и санузел с душем. В сущности, это маленькая квартира.

Современное оборудование: одна стена в комнате состо­ит из встроенной мебели. Полки для книг и полки для по­суды, шкаф для одежды. Отличные кровати с полированными спинками, столы и стулья. Объединение кожевенных предприятий купило даже торшеры…

На первом этаже будет столовая. Она ещё не открылась, но табличка о часах работы уже висит. Часы удобны: в по­ловине седьмого, не выходя из дома, можно позавтракать, вернувшись со смены — поужинать. Есть на каждом этаже и кухня, не обязательно питаться в столовой.

Можно, пожалуй, сказать, что молодые рабочие «Севка­беля», «Пневматики», «Электроаппарата», а также кожев­ники получили все условия для того, чтобы жить удобно, чисто, достойно, без всяких бытовых затруднений.

Но вот мы ходим по этажам и комнатам. Нам попадают­ся разбитые стёкла в кухнях, фанерные листы, вставленные вместо стёкол на лестничных площадках. Некоторые кори­доры так грязны, словно по ним двигались, прижимаясь всем туловищем к стене. Неспокойно и не слишком достой­но живут обитатели благоустроенного общежития, судя по этим признакам.

— Рано вы пришли к нам, — сказал Дмитрий Ильич, — ещё не устоялся быт.

Нет, не рано. Дурные традиции складываются легко и бывают чрезвычайно живучи. Очень важно посмотреть, что перевешивает сегодня, какие традиции рождаются в первые месяцы жизни нового общежития.

— Зовут меня Иван Васильевич Воронов. ...Почему в красной повязке? Член цехкома, поэтому и попросили меня: поде­журьте в новом общежитии… Да, пенсионер. Ну, почему же нет молодёжи? Молодёжь есть. Но знаете, к людям зрелого возраста прислушиваются больше.

Вот уже который вечер сижу возле вахтёра, смотрю и размышляю. Смотрю, как пробегают мимо девочки и маль­чики. Себя вспоминаю. В 37-м году и я жил в общежитии. Есть и сходство, есть и различие.

Нынче все со средним образованием. Одеты лучше, чем мы одевались. Заработок у рабочих сейчас высокий. А с дру­гой стороны, живут так, что и больших денег не хватает. Родители, смотрю, помогают своим взрослым сыновьям и дочкам. Многие подходят к столу с письмами и огорчаются: «Перевода маман не прислала»… Мы и зарабатывали мно­го меньше, но родителям помогали сами.

Молодые, здоровые. Работают на ленинградских заво­дах, а не ленинградцы многие из них, нет, не ленинград­цы… Иной раз замечаю, нет в парне уважения к достоин­ству другого человека. Просит вахтёр показать пропуск — в ответ грубость. А зачем грубить? Порядок есть порядок. <…>

Теперь нужно сказать о двух обстоятельствах. Во‑первых, в это общежитие я пришла не случайно. В редакцию обратилась группа девушек с жалобой на то, что в благоустроенном, красивом общежитии невозможно жить. Почти каждый вечер, почти каждую ночь на этажах шум и крики. Особенно неприятна обстановка в дни получ­ки: 13 и 28 числа.

Бывает, что среди ночи в комнаты девушек начинают ломиться, бить ногами в двери. В это время никто не вый­дет в коридор: во всех комнатах пережидают, авось, дебо­ширы уймутся сами. Утром девушки жалуются, что были напуганы, не выспались и не знают, как будут работать.

Идя в общежитие, я знала, что ребята в нём большей ча­стью имеют среднее образование, отслужили в армии, хо­рошо работают на производстве.

Отчего происходит такое несовпадение? На производ­стве — один человек, дома — совсем другой (общежитие — дом, не так ли?). В этом и хотелось разобраться. Несколь­ко дней продолжалось наше знакомство. Подводя итоги встреч и бесед с новосёлами, я разделила бы их условно на три группы.

Первая группа, самая многочисленная, — это те, кто успел не только прописаться, но и обжиться в новом доме. У них нет конфликтов с соседями... К тесному соседству с людьми они приспособились и свои интересы не противо­поставляют интересам других жителей общежития. Как-то быстро они создали в комнатах уют.

В основном, это девушки. Но вот в 141-й комнате на ше­стом этаже живут юноши. Тот же стандартный интерьер, как и везде, — и одновременно что-то иное. Бра над кроватью. Традесканция на окне спускается из пластмассовых ве­дёрок. Ящик для обуви в прихожей. Чистота, опрятность… Написала это и задумалась: бра, цветочки… Что в этом осо­бенного? Ведь заботятся люди о собственном уюте.

Однако домашний уют в общежитии — это немало. Человек ощущает комнату своим домом, а не той ничьей «общагой», в которую, увы, так легко превратить самое благоустроенное здание, построенное с заботой о молодё­жи. Ради этого ощущения проектировались и создавались современные удобства, покупалась красивая мебель, вешались шторы.

Одна красноречивая деталь бросилась мне в глаза: пластиковая шторка в душевой. Это уже не только для себя, но и для всех. Строители оставили немало недоде­лок. В одном месте пользуются душем — ниже этажом вода льётся по стенам. Повесив шторку у себя, юноши из 141-й комнаты проявили хозяйское отношение ко всему дому.

Вторая группа числом поменее. В основном, самые мо­лодые, самые неопытные в житейском смысле обитатели дома. Им труднее приспособиться к быту общежития, хотя они искренне этого хотят. Чего им не хватает? Вот две девушки: воспитывались в интернате, вместе рабо­тали в городе Коврове Владимирской области. Вместе при­ехали в Ленинград и устроились на одном предприятии. Девушки бойкие, словоохотливые, доверчивые.

— Ой, как мы мечтали о Ленинграде! Нам говорили: са­мый лучший город и самые лучшие люди. Мы… прямо бредили Ленинградом. В сентябре приехали сюда наугад — куда примут, туда и пойдём. Устро­ились на завод Коминтерна… И вот всё, как мы думали. Даже лучше! Такие добрые люди кругом.

Завод устроил нас в это общежитие. Видите, как всё красиво. Наше — только коврик с кошкой на стене да коврики на полу, остальное казённое. Даже торшер. Не было у нас денег — на заводе и деньгами помогли… Были в Эрмитаже, гуляли по Невско­му. Любовались на памятник Петру… Гуляем — вдруг оста­новимся и говорим: «Подумать только, ведь мы по Ленин­граду гуляем, по нашему Ленинграду!»

В общем, счаст­ливые мы. Вот только одно… Большая неприятность у нас. Боимся, расселят в разные комнаты. Купили мы с получки вина, выпили и почему-то подрались. Не понимаю, из-за чего. Видите, это я Лиду поцарапала. А ведь она мне самая близкая подруга. Так стыдно, глаз не поднять… Нет, вина в нашей комнате больше никогда не будет.

Третью группу — в основном, состоит она из юношей — я назвала бы убеждёнными иждивенцами. Эта группа недо­вольна всем, ни к кому и ни к чему не умеет приспособиться. И не хочет приспосабливаться. К себе никаких требований не предъявляет, зато от других (администрация, воспита­тели) требует многое. Выразители её настроений — многие жильцы пятого этажа.

Пятый этаж общежития имеет свою, совершенно осо­бую атмосферу. Сюда мне не советовали ходить без прово­жатого. На вопрос «почему?» отвечали уклончиво: мало ли что может быть. Здесь часты скандалы, драки. Коридор на пятом этаже не просто грязен, стены почему-то запачканы кровью.

В комнате 108-й было грязно, накурено, неуютно. Веро­ятно, никому уже давно не приходило в голову взять веник и подмести. Когда, постучавшись, я вошла в комнату, двое ребят сидели за столом. Один из них метнулся к кровати, звякнуло стекло. На столе, покрытом куском байкового одеяла, остались стаканы со следами водки, нарезанное сало.

Вошли ребята из соседних комнат, уселись вокруг и ста­ли жаловаться на бытовые условия. На протечки в душе­вых, на то, что не в порядке водопроводная система.

— Ляжешь спать, и вдруг вода в кранах зарычит, словно тигр, — говорил Иван Горбенко. — Завоздушена у них вся система. Сон уже нарушен… Разве для того мы приехали в Ленинград, чтобы страдать бессонницей? Мы, может, при­ехали за романтикой…

Я спросила, отчего на пятом этаже происходит тот шум, от которого не может спать все здание. Наступило короткое молчание. А потом мне толково и вдумчиво объяснили, что зло это неизбежно. Шум — оттого, что пьют. А пьют — по­тому, что нечем больше заняться.

— Что делать, если делать нечего? По рублю? По ру­блю, — сказал Сергей Панфилов.

А пить, как я поняла из дальнейших пояснений, никому не хочется. Хочется заняться спортом. Среди ребят много спортсменов-разрядников, самбистов, футболистов, лыж­ников, тяжелоатлетов.

И тут в комнату вошла воспитатель этих ребят с заво­да «Пневматика» Лариса Миленькая. По возрасту она не старше своих воспитанников. Рядом с ними, широкопле­чими и высокими, худенькая девушка с серьёзным лицом и короткой стрижкой казалась особенно хрупкой. С её по­явлением в разговоре произошёл некий поворот. Уже не к журналисту адресовались присутствующие, а обвиня­ли своего воспитателя. Выходило, именно она виновата в том, что вместо спорта они скидываются по рублю… Особенно горячился Александр Дубинин:

— Лариса, ответь, что мне делать, когда я пришёл в че­тыре часа домой? Ответь, Лариса! Куда мне девать здоро­вье?

Лариса молчала, подавленная громкими обвинениями. Было в них что-то неблагородное и просто немужское.

— Слушайте, ребята, — сказала я, — представьте себе, что вы ленинградцы. Пришли к себе домой после смены в четыре часа дня. Чтобы заняться спортом, вы должны буде­те поехать в секцию. Почему же вы ждёте, что секция при­дёт к вам домой?

— Чтобы после смены я ещё ехал куда-то, — оскорблённо пожимает плечами Дубинин.

…Странное получается несоответствие. Взрослые, здоровые, умеющие работать, полные уважения к себе люди не знают, как жить в самом обычном смысле слова. Не знают, куда деть себя в свободное от работы время. В их позиции чётко звучат барственно-иждивенческие ноты. Учить и воспиты­вать нас не надо. Сами всё знаем, всё умеем. Нет, ты при­думай нам забаву. Доставь, принеси, обеспечь. А не подне­сёшь нам на блюдечке наши увлечения и хобби, — тебе же хуже будет. Будем пить.

Вот каким образом возлагают взрослые люди ответ­ственность за своё достоинство на других людей. Как бы ни билась Лариса Миленькая, охраняя достоинство своих подопечных от них самих, вряд ли это у неё хорошо полу­чится. Ну, положим, добьётся она, что дадут им свободную комнату для занятий самбо (на какие жертвы не пойдёшь, чтобы не пили они), — будут ли посещать они эту секцию? Неизвестно. Ведь не посещали же секцию волейбольную, созданную стараниями той же Ларисы по их просьбе.

Но даже если разыщут для молодых людей свободную комнату, время, чтобы скучать останется у них и после это­го. Целый вечер будет свободным, и, стало быть, не исчез­нет проблема, так полно выразившаяся в крике души Дуби­нина: «Куда же мне девать своё здоровье?!»

Они говорят о досуге. А дело вовсе не в нём. Дело в прин­ципиальном иждивенчестве — в позиции, которая мешает человеку научиться требовать прежде всего от самого себя...

Когда очерк был опубликован, знакомый социолог спросил меня:

— Почему это происходит сегодня с моло­дёжью?

Ответа я не знала. …Сегодня я думаю, это оборотная сторона социальных гарантий. Доведённая до крайней черты привычка всё получать даром. Государ­ство обязано было дать тебе и место в общежитии, и горячий завтрак обеспечить, и воспитателя приставить. Велико­возрастный недоросль принимал всё как должное и возмущался, если, открыв рот, обнаруживал, что ложку никто не поднёс.

Не буду делать вид, что знаю, какова должна быть мера социальных гарантий, чтобы одни молодые не превращались в иждивенцев, а другие — в беззащитных среди волков. Знаю только, что эту проблему, как и многие другие, нельзя замалчивать.

Из предыдущих публикаций Татьяны Дурасовой: