— Ну, чего ты, отец, приуныл? — озабоченно спросила Настасья Иннокентьевна у своего мужа. Она отставила в сторону таз с огурцами и внимательно посмотрела на него.
— Да вот боюсь, что Женька наша так замуж никогда и не выйдет — тяжело вздохнув, ответил мужчина. Он сидел за столом, склонив голову над чашкой чая и грустно смотрел в окно.
— Да с чего ты взял? Молодая она, ещё и тридцати нет — встала на защиту дочери Настасья. Она аккуратно села напротив супруга и положила свою, испещренную вздутыми венами, руку ему на ладонь.
— Ох, чувствую я, дождётся, что одна останется, — помотал головой Григорий Алексеевич, крепко ухватив жену за руку. — Этот ей не так, тот не так. Уж сколько ухажеров вокруг вьётся, а всё выбрать никак не может. Тьфу! Раньше вот родители выбирали женихов и невест, так и проблем никаких не было. Приведут, сосватают, а там, глядишь, и свадьбу сыграли, и детки по лавкам. А сейчас что за мода? До брака живут как хотят, расходятся, традиции чтить перестали. Эх! Ты бы поговорила с ней, мать, внуков понянчить охота.
— Да поговорю, Гриш, поговорю. Не переживай ты так, а то сердце-то слабое, ещё гляди, прихватит — обеспокоенно воскликнула Настасья Иннокентьевна и, достав из шкафа настойку, быстро накапала в стакан и подала мужу.
— Лучше беленькой плесни, знаешь, что не люблю эту гадость — оттолкнув стакан, попросил Григорий, не признававший никаких лекарств, кроме самогона.
— Некрасивый он, мам — уныло протянула девушка, вернувшись вечером домой. Настасья уже вовсю поджидала её, чтобы немедля поговорить. Уведя Женю в комнату, чтобы не мешать спящему мужу, она поведала ей об утреннем разговоре с отцом. Надеясь, что дочка всё же прислушается к её словам, Настасья предложила очередного кандидата в женихи, и теперь терпеливо ждала ответа. Но, девушке разговор пришелся не по душе. Она с малых лет не любила, когда родители лезли к ней в душу. А, уж, тем более терпеть не могла, когда они пытались её с кем-нибудь сосватать. Евгения была единственным ребёнком в семье и взгляды на жизнь у нее были прямо противоположные родительским. Если те видели в ней будущую хозяйку и мать их внуков, то девушке хотелось просто наслаждаться жизнью и своей молодостью. Она с лёгкостью заводила романы и также разрывала их, разбивая юношеские сердца. Девка она была видная: грудастая, глазастая, с длинной косой цвета спелой ржи. От поклонников не было отбоя. Да только все ей были не по душе. Она мечтала, что когда-нибудь из города прискачет принц на белом коне и заберет её в другую жизнь. В ту, где нет кур, свиней, колодца, огородов и постоянно витающего в воздухе запаха навоза.
— Да ты на отца-то посмотри, разве красавец он? Зато глаза какие, словно два озера, утонуть можно. Ведь вся доброта и забота в глазах сразу читается. Глаза, они же как зеркало. Сразу видно какой человек на самом деле, плохой или хороший. А любовь, доченька, дело наживное. Вот вроде кажется, что и не любил никогда, а в какой-то момент посмотришь и жизнь свою отдать готов за него. Так что не жди любви огромной, выбирай того, кто лучше всех к тебе относится, и замуж выходи — отчаянно выпалила Настасья Иннокентьевна. Она сидела на кровати и умоляющими глазами смотрела на свою кровиночку. Но, Женя уже не слушала мать. Отвернувшись к стенке, она закрыла глаза и представила свою будущую жизнь.
— Отца пожалей. Совсем плохой стал — промолвила напоследок женщина и, махнув рукой, вышла из комнаты.
После того разговора прошло немного времени. Но, в жизни Настасьи Иннокентьевны и Григория Алексеевича так ничего и не менялось. Женихи, то и дело, наведывались к ним в дом, да только никому из них Евгения взаимностью так и не ответила. Отец, устав ждать долгожданных внуков, потихоньку слёг, а потом и вовсе ушёл на руках преданной жены. Настасья, убитая горем, махнула рукой на дочку и больше с разговорами к ней не лезла. А через некоторое время ушла и сама. Немного погоревав, девушка стала жить свою свободную жизнь. Поначалу она радовалась тому, что теперь её никто не будет доставать вопросами о свадьбе и детях, но со временем, ей стало очень одиноко. Давнишние ухажеры постепенно отсеялись, оставив Евгению без привычного внимания. Они женились на более сговорчивых, покладистых девушках и создавали свои семьи. В один момент Женя обернулась по сторонам и поняла, что осталась совсем одна. Принц из города всё никак не ехал за ней, и грусть-тоска одолела девушку. Женя стала видеть страшные сны, в которых умирающий отец тянул к ней руки и просил внуков, а мать, со слезами на глазах протягивала собственноручно сшитое подвенечное платье. Девушка вскрикивала, а затем просыпалась в холодном поту, пытаясь отряхнуться от этих видений.
— Вы простите меня, родные мои, — плакала Женя на могиле у родителей. — Дура безмозглая, не послушалась вас, совсем одна осталась. Она сидела на железной скамейке, размазывая руками слезы и непрерывно всхлипывала. Она смотрела на фотографии своих близких и ей казалось, будто бы они с укором наблюдают за ней. Не выдержав этого взгляда, девушка понуро опустила голову и, закрыв лицо руками, продолжала молча сидеть. Просидев до самого вечера, она попрощалась с родителями и ушла домой. Туда, где её никто не ждал. Евгения так и продолжала влачить своё существование, пока, однажды, придя на кладбище в очередной раз, не услышала чей-то голос. Обычно, в это время, людей было немного. Но, сейчас, кто-то упорно звал её.
— Тётенька, тётенька, не плачьте. Они тут не одни, я за ними приглядываю — промолвил тонюсенький голосок позади неё. Обернувшись, Евгения увидела маленького растрепанного мальчишку лет семи и от удивления перестала плакать. Его сальные волосы торчали в разные стороны, лицо было перепачкано землёй, а на впалых щеках проглядывал еле заметный румянец. Но, Женю поразило не это, а глаза. Его глаза были, словно два озерца, в которых можно было утонуть.
— Ты откуда здесь, малыш? — только и смогла вымолвить Женя, указывая рукой на место рядом с собой.
— Здешний я, — осторожно сказал мальчик, усаживаясь рядом. Угостив ребёнка конфетами, девушка выяснила, что он беспризорный, живёт в будке у приютившего его сторожа, и помогает ухаживать за могилами. Проговорив с мальчишкой до самого вечера, Женя ушла домой с каким-то непонятным ощущением. Словно он за один день пробудил в ней до этого неизвестные ей чувства. Уже лёжа в кровати, она вспоминала их разговор и эти наивные голубые глаза, которыми он так испуганно поглядывал на неё.
На следующий день, Евгения спешила на кладбище. Только в этот раз не к родителям, а к Тимофею. Так, оказалось, звали беспризорного мальчика. Собрав побольше домашней еды, она спешила хоть немного обогреть его своим теплом. Мальчишка уже с радостью ждал её. Уплетая за обе щеки еще горячие пирожки с капустой, он уже без опаски, с благодарностью, смотрел на нее и ловил каждое слово. Женя со страстью в глазах описывала ему их будущую жизнь, их дом и школу. Малыш хлопал своими белесыми ресницами и утвердительно кивал головой. Этим же вечером домой они возвращались вдвоем. Крепко схватив за руку свою новую знакомую, Тимофей старался не отставать ни на шаг. Он, то и дело, оборачивался назад, не в силах поверить, что больше не вернется туда. Но, после оформления всех документов и обустройства Тимы, Евгения снова привела его на кладбище. Посадив его на скамейку напротив могил своих родителей, она опустилась на колени и погладила землю рукой.
— Мам, пап, знакомьтесь, ваш внук Тимофей. Как вы и хотели, — тихо промолвила девушка, на лету смахивая нахлынувшие слезы. — Простите, что не успела.
— Мамочка, не плачь, теперь всё будет хорошо, слышишь? — прошептал Тимофей, крепко обнимая ту, которая за последнее время стала ему роднее и ближе всех на свете.
— Слышу, сынок, слышу — улыбнувшись воскликнула Женя, погладив мальчишку по голове. Она посмотрела в его лучистые глаза и подумала о том, что готова жизнь за него отдать.