Вероника Львовна Громова сидела в просторном кабинете, задумчиво глядя в окно. Крупные хлопья снега медленно кружились в воздухе, покрывая подоконник тонким белым ковром. Было тепло и тихо, только мерное старинных часов нарушало безмолвие.
Она рассеянно повертела в руках массивное пресс-папье — хрустальный шар с миниатюрным макетом небоскреба внутри. Интересная вещица — старинный сувенир с духом хай-тека — смотрелась на редкость уместно в кабинете владелицы преуспевающей строительной компании. Вот только сама хозяйка сейчас отчего-то не выглядела преуспевающей.
Вероника устало потерла виски, откинулась на спинку кресла. Ничего не радовало ее в этот тусклый зимний день — ни уютный кабинет, ни отличные показатели бизнеса. В душе копилась глухая обида, застарелая боль непринятия.
А ведь как хорошо все начиналось! Восемнадцать лет назад Вероника, тогда еще просто Ника, приехала в столицу из провинциального городка. Из родных — только мать-одиночка, пенсионерка, бывшая дворничиха, из имущества — пара чемоданов с нехитрым скарбом. Зато энтузиазма и упорства — хоть отбавляй.
С ходу поступила в ПТУ на маляра-штукатура. Это ж надо! Все подруги ахали да охали — на кой тебе эта грязная работа? А Вероника знала — у каждого свой путь к успеху. И ее дорога будет вымощена не розами, а кирпичами и бетоном.
Училась прилежно, сил не жалела. По вечерам бегала на лекции по менеджменту — благо, в соседний институт пускали всех желающих. Книжки умные читала, с людьми полезными знакомилась. Мечтала когда-нибудь свое дело открыть, в бизнес ударить.
Так оно в итоге и вышло. Ее, лучшую выпускницу училища, без лишних слов взяли в крупную компанию. А дальше как по накатанной — бригадир, прораб, начальник участка. Вероника училась всему — и профессии, и жизни. Набивала шишки, спотыкалась, но упрямо шла к цели.
Через пять лет взяла кредит, открыла свою фирму. Поначалу совсем крохотную — три калеки да она сама. Но дело росло как на дрожжах. Вероника пахала за десятерых. Брала только выгодные контракты, жестко контролировала качество. Имела четкую стратегию и не боялась рисковать.
А там и первый миллион не за горами. Новый офис в центре, иномарка, заграничные рабочие. Рывок в высшую бизнес-лигу дался нелегко, но оно того стоило. К тридцати трем годам Вероника твердо стояла на ногах — акула капитализма как она есть!
Казалось бы, живи и радуйся. Всего добилась, ни от кого не зависишь. Муж вон какой — заботливый, интеллигентный. Саша, переводчик-фрилансер. Познакомились в книжном магазине, разговорились. То Киплинга ей читал, то Лорку — по-английски и по-испански. Вероника тогда как раз языками увлеклась — для бизнеса полезно.
Свадьбу сыграли скромную, только для своих. А потом и вовсе лучше некуда — квартира в элитной высотке, заграничный отдых, светские рауты. Живи душа в раю! Но вот незадача — семья Саши, потомственные интеллигенты, невестку не жаловали. Не их, мол, поля ягода. Выскочка без роду-племени, неотесанная простолюдинка.
Теща, Маргарита Михайловна, так та просто змеей шипела:
— И где ты, Сашенька, ее нашел? Нет бы взял приличную девушку из хорошей семьи, с воспитанием! Притащил неизвестно кого, прости господи…
Вероника молчала, скрипела зубами. Куда уж ей, бывшей малярше-штукатурше, до аристократов! Они там небось все с пеленок Моцарта слушают да Пруста читают. Зато денежки ее не брезгуют брать. То на новую технику, то свекру на зубы. Все из ее, Вероникиного, кармана.
А муж хорош! Заступиться за жену не может, все мямлит виновато:
— Ну ты уж не серчай, Никуся. Они люди старой породы, им не понять… Стерпится-слюбится, так в их время говорили.
Ага, как же! Пять лет уже терпит, а все одно — не слюбилось. Свекор так вообще открытым текстом говорит:
— Вы, голубушка, до нашей семьи не дотягиваете! У нас все образованные, культурные.
И ведь не возразишь ничего! Сама Вероника прекрасно понимала — далеко ей до «культурки». Ну не читала она в детстве Пруста, не слушала Моцарта! Некогда было — мамке помогала дворы мести. Зато бизнес подняла на пустом месте — это чего-то да стоит. Да только разве ж объяснишь это снобам несчастным?
В общем, хороша семейная жизнь — свекровь шипит, свекор язвит, муж помалкивает. А Вероника знай деньгами сорит — может, хоть так признают родной? Эх, да что там! Поздно пить боржоми.
Так бы и жила Вероника между двух огней, если бы не один телефонный звонок. В тот тусклый декабрьский день, когда за окном мело и крутило, а на душе скребли кошки, внезапно ожил мобильный. Высветился Сашкин номер.
— Алло, Никуся? — голос мужа звучал глухо, будто через вату. — Ты это, не могла бы денег подкинуть? Тут такое дело… У папы юбилей на носу. Семьдесят лет, кругленькая дата.
У Вероники екнуло сердце. Свекру стукнуло семьдесят! Это ж какое событие — известный литературовед, доктор наук. Книжек понаписал, учеников тьма. А она и не в курсе! Вот те раз…
— Может, отметить как-то пошикарнее, с размахом? — осторожно поинтересовалась она. — Я могу ресторан снять…
В трубке повисла тягостная пауза. Потом Саша вздохнул и выдавил:
— Да нет, Никусь, не надо ресторанов. Мы тут это… решили в узком кругу собраться. Только свои, близкие. Ты уж не обижайся, но сама понимаешь… Тебя они видеть не очень хотят. Им так спокойнее будет.
Вероника стиснула зубы, смаргивая непрошеные слезы. Вот оно как, значит? В узком кругу, без лишних людей. И она, стало быть, лишняя? Приживалка?
— Ясно, — процедила она в трубку. — Значит, моего присутствия не желают. Что ж, любящей невестке остается лишь посочувствовать такой… щепетильности. Не смею настаивать.
— Ну что ты, радость моя! — заюлил Саша. — Никто тебя не гонит, просто так уж вышло. Ты это… Может, деньжат и правда подбросишь, на подарок папе? А там видно будет, как карта ляжет…
Вероника горько усмехнулась. Денег им, значит, не жалко. А вот саму дарительницу — лишняя обуза на празднике жизни.
— Ладно уж, — бросила она сухо. — Будут тебе деньги. Переведу сегодня же. А насчет прочего — уволь. Нечего навязываться, где не ждут.
— Ну что ты, солнышко! — вскинулся Саша. — Ничего такого никто не имел в виду! Просто…
Но Вероника уже не слушала. Нажав отбой, она швырнула телефон на стол. В глазах щипало от подступающих слез. Обида душила, комом вставала поперек горла.
Сколько можно все это терпеть? Муж заступиться не может. Тряпка, а не мужик! И ведь главное — деньги ее всегда нужны. На технику, на Сашкины проекты, на родительский юбилей опять же. А как встречаться, общаться — так шиш с маслом! Не по чину вам, дамочка, не нашего поля вы ягода.
Всхлипнув, Вероника яростно смахнула слезы. Хватит! Надоело унижаться, выпрашивать крохи внимания. Или она жена Александра, или не пришей кобыле хвост. Третьего не дано.
Решительно подтянув к себе ноутбук, она открыла онлайн-банк. Несколько кликов мышкой — и нужная сумма перекочевала на Сашину карту. Вероника криво усмехнулась — деньги и деньги, бумажки. Большое дело! Куда важнее то, что за ними стоит.
А стоит за ними ее гордость. Ее достоинство. Ее непреклонное желание быть собой — и никем иным. Не приживалкой, не просительницей — уверенной в себе женщиной. Бизнес-леди с безупречной репутацией.
Что ж, господа хорошие, не хотите меня видеть? Так и не надо! Сами напросились. Уж на этот-то юбилей Вероника Львовна Громова явится без спросу.
Холодно улыбнувшись, Вероника набрала номер секретарши:
— Анечка, вызовите Ивана Петровича. Срочно.
Иван Петрович, начальник строительного участка, примчался как на пожар. Статный, подтянутый. Понимает — с Вероникой Львовной шутки плохи. Коли вызывает, значит, дело серьезное.
— Так, Иван Петрович, слушай. — Вероника в упор глянула на подчиненного. — Есть у меня для тебя задание. Нужно срочно бригаду собрать — человека три, не больше. И чтобы все наши, проверенные. С завтрашнего дня начинаете ремонт в одном доме. Сделать нужно тихо, быстро и качественно. Вопросы?
Иван Петрович почесал затылок:
— Да не вопрос, Вероника Львовна. Обычное дело — подобрать ребят, материалы завезти. А к чему такая спешка-то? Адресок хоть скажите, а то я ж не телепат.
Вероника криво усмехнулась. Знал бы он, к чему!
— Адрес будет, Иван Петрович. Все будет. Вот только участвовать в этом ремонте буду лично я. В качестве маляра-штукатура. Усек?
Иван Петрович малость оторопел. Вытаращился на начальницу, будто та не в себе:
— То есть… как это? Вы сами, что ль, работать станете? А зачем? Ребята-то на что?
Но Вероника лишь отмахнулась:
— Не твоя печаль, Иван Петрович. Есть у меня на то причины.
Иван Петрович смекнул, что лучше не соваться. Раз Вероника Львовна решила лично поработать — значит, так надо. Небось, клиент попался важный, с причудами. Или проверить хочет, как и что. Бывает, чего уж там. Начальству виднее.
— Как скажете, Вероника Львовна, — почтительно кивнул он. — Все сделаем в лучшем виде. Можете на меня положиться.
— Вот и славно, — одобрила Вероника. — Завтра в семь утра — бригаду по нужному адресу, скину в мессенджер. Свободен пока.
Иван Петрович козырнул и вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. А Вероника откинулась в кресле, задумчиво побарабанила пальцами по столу. Что ж, начало положено. Теперь главное — придумать, как убедительнее сыграть свою роль. Чтоб уж никто не усомнился — ни рабочие, ни тем более драгоценные родственнички.
Она пару раз видела свою бригаду мельком, издали. Вряд ли кто-то ее узнает — если, конечно, не приглядываться. Переоденется в спецовку, платок на голову повяжет, прямо на паричок, очки нацепит. В таком виде родная мама не признает, не то что снобы-интеллигенты. Этим все, кто в спецовке, на одно лицо.
А дальше — дело техники. Шпаклевать-красить Вероника не разучилась, руки помнят. Главное — разговоры правильные вести, под простушку косить. И на родственничков особо не пялиться, а то заподозрят еще, неровен час.
План созрел быстро. На юбилей притащиться как ни в чем не бывало — за оплатой вроде как. А уж потом — бац! — и явить себя во всей красе. То-то у снобов лица вытянутся! Довольно кивнув своим мыслям, Вероника решительно поднялась. Дел невпроворот — обзвонить рабочих, материалы заказать. И Сашке на мозги капнуть насчет ремонта,
Остаток дня пролетел в приятных хлопотах. Вероника умело дергала за ниточки, проворачивая задуманное. Саша охотно повелся на идею с дареным ремонтом под юбилейное торжество. Даже обрадовался, чудик, — вот, мол, как удачно все складывается. И родителей порадуем, и лишний раз напрягаться не придется, подарок выискивать.
— Ты придумала просто потрясающе, солнышко! — весело щебетал он в трубку. — Папа будет в восторге. Он как раз намекал, что хорошо бы освежить гостиную. Старые обои совсем обтрепались, краска облупилась. А тут такой сюрприз! Дорогая, ты просто волшебница.
Вероника лишь хмыкнула про себя. Волшебница, как же. Особенно когда требуется раскошелиться на очередную семейную прихоть. Но вслух лишь ласково пропела:
— Все для тебя, милый. Ты же знаешь, мне твои родители как родные — особенно с тех пор, как мама умерла. Вот и хочу порадовать по мере сил. Ремонт — дело хорошее, для всех полезное.
— Истинно так! — горячо поддакнул Саша. — Представляю, как мама с папой обрадуются. Скажут — ай да невестка, ай да умница! Зауважают!
«Ага, разбежался!» — мысленно фыркнула Вероника. Вслух же промурлыкала:
— Будем надеяться, милый. Надо верить в лучшее. Ладно, не отвлекаю, у тебя, наверное, дел невпроворот. Люблю, целую!
Отключившись, она удовлетворенно потянулась. Ну вот, полдела сделано. Муж не в курсе, бригада предупреждена, материалы куплены. Осталась самая малость — перевоплотиться из бизнес-леди в работягу. Проще простого!
Покопавшись в недрах гардеробной, Вероника отыскала старые спортивные брюки. То, что надо — неброские, немаркие, не особо приметные. Прибавить платок, рабочие перчатки, попросить Петровича спецовку выдать по размеру — вот вам и образ простой труженицы. Чай, не на подиум собралась.
Свои роскошные волосы Вероника безжалостно упрятала под парик. На парик — платок. Сверху водрузила кепку — для верности. Критически оглядела себя в зеркало — ну точно работяга! А если еще на нос — защитные очки… Разве что руки выдают — слишком холеные, ухоженные. Но на то и перчатки.
Глубоко вздохнув, Вероника подмигнула своему отражению. Ну все, с богом! Заутра у нее начинается новая жизнь. Пусть и временная, но какая! Уж она покажет этим снобам, где раки зимуют. Будут знать, как нос воротить.
Спалось в ту ночь на удивление крепко. Вероника словно предвкушала грядущую забаву — щекотно, волнительно, с вызовом. Уж она им покажет мастер-класс! Фокус-покус, — и нет больше малярши. Есть уверенная в себе дама, что сама кого хочешь заткнет за пояс.
Ровно в семь ноль-ноль бригада Ивана Петровича нарисовалась у ворот дачи. Свекор с свекровью как раз завтракали в беседке — кофе попивали, круассанами хрустели. Увидев рабочих, Маргарита Михайловна оживились:
— О, никак ремонтники пожаловали! Сашенька предупреждал, что заявятся. И где же прораб-то ваш? Или как это у вас называется… бригадир?
Вероника лихо сдвинула кепку на затылок, шагнула вперед:
— Я буду, хозяева. Виктория Романова, можно просто Вика. Наши услуги заказывали? Показывайте, где работать будем.
Свекровь смерила ее оценивающим взглядом. Хмыкнула неодобрительно:
— Надо же, и женщины у них ишачат. Куда катится мир…
Вероника стиснула зубы, изобразила елейную улыбку:
— Работа — она, мамаша, не мужская и не женская. Что умеешь, то и делаешь. Мы люди простые, не брезгливые.
Свекор брезгливо поморщился, но смолчал. Видать, вспомнил, кто главный спонсор ремонта. Вслух же процедил:
— Гостиная вон в том крыле. Действуйте, голуба. Смотрите только, чтобы к юбилею все блестело-сверкало! У нас гости будут, сам ректор университета пожалует.
— Как скажете, хозяин, — ухмыльнулась Вероника. — Уж не подведем, не сомневайтесь. Ну, мы пошли тогда, делом займемся.
И, лихо сплюнув, двинулась к дому. Рабочие послушно потянулись следом. Свекровь брезгливо поджала губы, глядя ей вслед. Но смолчала — деваться-то некуда. Не сама ж полезет обои клеить да краску размешивать. Это вам не Пруста цитировать.
Следующие несколько дней пролетели как один миг. Вероника с утра до ночи пропадала на объекте — шпаклевала, белила, красила. Работала наравне со всеми, не жалея сил. Спина отваливалась, мышцы ныли, но оно того стоило. Главное — не выдать себя раньше времени.
Рабочие поначалу недоумевали — что за чудачка такая, сама хозяйка, а туда же, вкалывает как проклятая. Но Вероника быстро вошла в роль — травила байки, хохмила, подначивала мужиков. Глядишь, и сдружились понемногу. Поверили, что своя в доску, работяга.
Свекор со свекровью особо не лезли — видать, побрезговали общаться с плебсом. Лишь изредка заглядывали в гостиную, придирчиво осматривали фронт работ. Цокали языками:
— Смотри-ка, старается девка. Не иначе как на премию надеется.
— Вон сколько силищи, не зря в ремонтники подалась.
Вероника скрипела зубами, но виду не показывала. Ничего, недолго им осталось носы задирать. Скоро все маски будут сброшены — в самый неожиданный момент.
Закончив очередной этап работы, она решила передохнуть в тенистом уголке сада. Присела на скамейку, вытянула гудящие от усталости ноги. Ох, и непросто же ей дается эта роль! Но ничего, ради благой цели можно и потерпеть. Главное — результат, а он того стоит.
Вдруг до ее слуха донеслись приглушенные голоса. Вероника осторожно выглянула из-за куста — так и есть, свекор со свекровью, легки на помине. Стоят у клумбы, о чем-то ожесточенно спорят. Любопытно, о чем это они?
Вероника бесшумно подобралась ближе, затаилась. Обрывки фраз полетели в уши, заставив сердце тревожно сжаться.
— Говорю тебе, не по нутру мне эта Вероника! — горячо шептала свекровь, размахивая руками. — Ну что в ней Сашка нашел? Ни кожи, ни рожи, ни воспитания. Простая работяга, хоть и с деньгами теперь. Куда ему, интеллигенту, с такой мужичкой? Смех один!
— Да я разве спорю? — вторил ей свекор. — Сам не понимаю, что сын в ней углядел. Ни складу, ни ладу, одно слово — неотесанная. И ведь не скажешь ничего — мигом в бутылку лезет, права качает. Заела парня, ох, заела…
— Вот-вот! И что ж нам теперь делать? Неужто так и будем терпеть эту… оглоблю в нашей семье? Ни в гости пригласить, ни на люди показаться. Засмеют ведь, со свету сживут!
— А может, того… развести их по-тихому? Поговорить с Сашкой, вправить мозги. Глядишь, одумается парень, бросит эту гарпию. Найдет себе барышню поприличнее, из нашего круга. А то ведь на дно скатится!
— И то верно. Надо ему глаза открыть, пока не поздно. Ты уж возьми его в оборот. Ради его же блага стараемся. Нельзя такому золоту с медяшкой век вековать, это ни в какие ворота не лезет!
Вероника стиснула кулаки, с трудом сдерживая гнев. Ах вот, значит, как?! Мало им свысока на нее смотреть — теперь еще и мужа отнять надумали, семью разрушить! Ну, погодите, голубчики. Это вам так просто с рук не сойдет. Уж она вам покажет, почем фунт лиха — и Дрюона от Золя отличит, и на место поставит, будьте спокойны.
Вероника уже было пожалела стариков — ну чего с них взять, на склоне-то лет? Характер не изменишь. Хотела уже отказаться от своего плана, не портить юбилей разоблачениями. Однако теперь передумала — после таких разговорчиков грех отступать. Нет уж, милые. Если по-хорошему не понимаете, будет вам наука. Усвоите раз и навсегда…
Погруженная в невеселые думы, Вероника вернулась к работе. Губы ее были плотно сжаты, взгляд полыхал решимостью. Ну, берегитесь, родственнички. Скоро вас ждет сногсшибательный сюрприз. Уж она постарается — так, что на всю жизнь запомнится, костью в горле застрянет.
Будете знать, как простых работяг ни во что не ставить. И как сыночка своего бесценного от законной жены отваживать.
Ох и длинный же разговор предстоит лощеному семейству! Врезать бы им от души, до печенок пробрать. Но нет, это было бы слишком просто. Унижаться Вероника не станет, на крик не сорвется. Лучше уж иначе — чтоб сперва обомлели, а после устыдились. Сами в ноги кинулись, прощения запросили.
Усмехнувшись, Вероника принялась за финальные штрихи. Пора сцену готовить для феерического представления. Уж она отыграет так отыграет, будьте спокойны. Ради правды и семейного счастья — на что только не пойдешь!
Но будет им наука. Будет, никуда не денутся. Поздно в семьдесят воспитывать? Как бы не так! Правильным людям во всяком возрасте уроки впрок идут. Особенно если от чистого сердца да с добрым умыслом их дают.
Не сомневайтесь, Вероника Львовна на такое мастерица — любому снобизму рога пообломает. Была бы работа, а уж она расстарается.
Работа близилась к концу, оставались последние штрихи. Вероника с облегчением вздохнула — уф, почти все! Совсем скоро ее план воплотится в жизнь. Осталось только поговорить с Сашей, прощупать почву. Вдруг и правда поддержит, вступится за жену перед родителями? Хотя вряд ли, скорее опять начнет юлить и отнекиваться. Ну да попытка не пытка.
Вероника прикатила домой. Саша обнаружился в гостиной — возился с какими-то бумагами, хмурил брови. Увидев жену, он приветливо улыбнулся:
— А, Никусь, ты уже освободилась? Что-то серьезное?
Вероника присела на краешек дивана, внимательно поглядела на мужа. Эх, была не была! Сейчас все выложит как на духу, а там — будь что будет.
— Саш, нам надо поговорить. Я тут кое-что услышала… Короче, подслушала случайно разговор твоих родителей. Они про меня говорили, представляешь?
Александр недоуменно наморщил лоб:
— Когда?
— Неважно. Давно хотела сказать, да стыдно было… Ну, что разговор подслушала.
— Про тебя? И что такого они могли сказать?
— А то и сказали! — вскинулась Вероника. — Что я, мол, тебе не пара. Мужичка неотесанная, ни кожи ни рожи. Куда тебе, интеллигенту, с такой связываться! И вообще, надо бы нас с тобой развести по-тихому. Ради твоего же блага стараются, видите ли!
У Саши брови на лоб полезли:
— Постой, Никусь, ты уверена? Может, ослышалась? Или не так поняла? Не могли папа с мамой такого сказать, они же тебя уважают, ценят…
— Ага, ценят, как же! — горько процедила Вероника. — Гроша ломаного я для них не стою, вот и все уважение. Стыдно им за меня, видите ли. Позорю их высокую фамилию своим происхождением. Тоже мне, аристократы выискались!
Саша смущенно поерзал на стуле, отвел глаза:
— Ну что ты, милая, не принимай близко к сердцу. Сама знаешь, какие они у меня — старой закалки, с причудами. Наболтают с три короба, а всерьез принимать не стоит. Я-то тебя люблю, ты для меня всех дороже. А на родителей не обращай внимания, остынут со временем.
У Вероники даже руки затряслись от обиды и гнева. Ну вот, опять двадцать пять! Опять увиливает, в кусты прячется. И это муж называется, защитник и опора? Тьфу!
— Остынут, как же! Держи карман шире. Да они меня со свету сживут своими придирками, пока ты будешь сопли на кулак мотать. Сколько можно терпеть, Саша? Пять лет уже терплю, и все без толку. Ни капли уважения, ни грамма человеческого тепла. Одни оскорбления да унижения!
Она сердито смахнула непрошеные слезы, упрямо тряхнула головой:
— Нет, Саш, так дальше нельзя. Надо что-то делать. Иначе все, край, финита ля комедия. Либо ты с родителями разбираешься, либо я за себя не ручаюсь.
Александр нахохлился, стушевался под напором жены. Забормотал примирительно:
— Ну что ты, Никуся, зачем сразу так… Подумаешь, разболтались старики, с кем не бывает. Но они же не со зла, ей богу! Папа вон тебя вообще уважает, говорит — ох и хозяйственная у Сашки жена, а уж как готовишь — пальчики оближешь!
Вероника скривилась как от зубной боли. Ага, конечно. То-то свекор на ее фирменные пироги смотрит как на отраву. И уж, конечно, ее предпринимательская жилка вызывает у него дикий восторг. Как же. Сказочник!
— И мама тебя ценит, — продолжал увещевать муж. — Всегда интересуется, как ты да что. Переживает, не утомилась ли на работе. Заботится по-своему, понимаешь?
Ну все, достал! Вероника вскочила, зашагала по комнате, то и дело взмахивая руками.
— Саш, я тебя умоляю — хватит! Хватит делать вид, что все хорошо. Ни шиша не хорошо, когда тебя за человека не считают. И родители твои меня ни во что не ставят, и ты сам хорош — вместо того чтобы жену защитить, киселем у них под ногами разливаешься. Где твое мужское достоинство, а? Или только на словах ты такой принципиальный?
Александр вконец стушевался, вжал голову в плечи. Забубнил себе под нос:
— Да я что… Я ничего… Зачем сразу нападать-то? Семья же у нас, любовь и все такое. При чем тут принципы? Сама же говоришь — пять лет душа в душу живем. И родители мои тебя вроде как приняли. Ну, по-своему, но приняли же! Чего еще надо-то?
Вероника застонала сквозь зубы. Господи, и этого человека она любит вот уже пять лет! Этого маменькиного сынка, не способного постоять ни за себя, ни за жену… Все юлит, выкручивается, лишь бы не испортить отношения с родителями. Даже если эти отношения строятся на лжи и лицемерии.
— Саш, последний раз спрашиваю — ты со мной или с ними? Ты мне муж или так, приложение к родительскому дивану? Если любишь — докажи. Поговори с ними, объясни, что нельзя так со мной. Что твоя жена — не половая тряпка, о которую можно ноги вытирать. Иначе грош цена твоей любви, понял?
Повисло тягостное молчание. Саша мялся, отводил глаза. Было видно, что раздрай в семье ему неприятен. Но и идти против родителей он не осмеливался. Привык плыть по течению, лишь бы не нарушать статус-кво.
Наконец, он тяжело вздохнул и пробормотал:
— Никусь, ну зачем ты так… Давай не будем ссориться перед папиным юбилеем. Хоть сейчас-то сделай вид, что все нормально. А там, глядишь, и образуется. Может, сами одумаются, поймут, что перегибают палку. Потерпи еще немного, а?
Он поднял на жену умоляющий взгляд. Но Веронику этим было уже не пронять. Слишком сильна была обида, слишком глубоко въелась в самое сердце. В гробу она видала такую идиллию — когда на людях улыбочки, а за спиной грязью поливают.
— Нет, Саша. Ни сейчас, ни потом притворяться не стану. Хватит с меня фальши, по горло сыта! Коли ты сам разобраться не можешь, так я за дело возьмусь.
— Никусь, не надо! — взмолился муж. — Скандал ни к чему хорошему не приведет. Подумай о последствиях!
Но Вероника была непреклонна:
— Вот и подумаю. О том, чего стоит наша семья, если в ней нет правды и уважения. Не бойся, Саша. Скандалить не буду, это ниже моего достоинства. Но преподать урок твоим снобам — преподам.
С этими словами она развернулась и вышла вон. В ушах еще стояли жалобные причитания мужа: «Одумайся, Никусь! Давай не будем портить отношения!»
Поздно, милый. Поздно «одумываться», когда все зашло так далеко. Либо мы одна семья, либо вообще никто.
А снобам твоим будет наука. Такая, что на всю жизнь врежется. Будут знать, как простых людей ни во что не ставить.
Решительно закусив губу, Вероника принялась готовиться к своему звездному часу. Самое время действовать. Она всем покажет — и свекрам-аристократам, и мужу-тряпке. Утрет нос по полной программе.
И вот он настал — день юбилея. С утра в доме царила суматоха. Свекровь благоухала парфюмом, разодетая в пух и прах. Все-таки ректор как-никак, нужно соответствовать.
Около пяти на пороге нарисовался Саша — взволнованный, с букетом роз наперевес.
— Ну что, дорогие, готовы? Гости с минуты на минуту будут. Надеюсь, ремонт успели закончить?
— Обижаешь, сынок! — расплылся в улыбке свекор. — Все идеально, комар носа не подточит. Ты заходи пока, располагайся. Мать сейчас закуски вынесет.
Гости съезжались. А Вероника, сидя в машине неподалеку, с замиранием сердца глядела на часы. Пора! Сейчас она выйдет к гостям в своем истинном обличье — простой работницы. То-то будет потеха! Родственнички небось и не признают поначалу. Решат — ошиблась бедолага дверью, не на тот праздник жизни заявилась.
Она в последний раз оглядела себя в зеркале. Ну точно — вылитая работяга! Застиранная спецовка, стоптанные ботинки… Вероника с предвкушением усмехнулась. Эх, жаль, нельзя заснять на видео лица этих снобов, когда до них дойдет! Небось, глазки-то забегают, губы подожмутся. Как же, унизились до общения с чернью! Прямо оскорбление всем устоям и принципам, что веками складывались.
Ну ничего, сегодня она покажет им, почем фунт лиха. Заставит признать ее как равную — хотят они того или нет. Будут знать, как нос воротить от простых тружеников! Мы, может, Моцарта не цитируем, зато дело свое знаем.
Решительно тряхнув головой, Вероника подхватила приготовленный для свекра подарок. Золотая ручка с гравировкой — от любимой невестки, ха! То-то старик обалдеет, когда увидит, от кого презент. Не иначе как решит, что белая горячка началась на старости лет.
Вероника даже руками потерла от предвкушения. Ну все, хватит тянуть резину! Сейчас она войдет и начнется феерия. Родственнички ахнут, гости округлят глаза, муженек челюсть уронит. Небось, до сих пор уверен, что жена дома сидит, скучает. Ан нет, выкуси! Его жена может фору дать любому работяге. И не побоится замарать руки, если приспичит.
Кто-то, может, скажет — и охота ради такой малости унижаться? Так в том-то и соль, что не унижение это. Наоборот — гордость и доказательство собственной значимости. Плевать она хотела, настоящая труженица, на снобизм и кичливость. Хоть королевой будь, хоть дворником — человек он и есть человек. Если к делу с душой, то и в грязной робе почета заслуживает.
Вот это послание Вероника и собиралась донести до родни мужа. Чтобы неповадно было меряться регалиями да происхождением. Главное — какой ты внутри, а не снаружи. И если любишь кого взаправду — так и прими его как есть, со всеми потрохами. А не нос вороти, про высокие материи попутно рассуждая.
Эх, жаль все-таки, на видео заснять не получится! Ну да ладно, и так сгодится. Запомнят — надолго, а то и на всю жизнь. Глядишь, на старости лет в мемуарах пропишут: так, мол, и так, научила нас невестка уму-разуму.
Улыбнувшись своим мыслям, Вероника решительно распахнула дверь. Гомон голосов ударил в уши, запахи еды защекотали ноздри. Гости толпились в гостиной, звенели бокалы, порхали оживленные реплики. Свекровь в элегантном платье цвета фуксии щебетала с какой-то дамой. Свекор, важный как павлин, принимал поздравления, картинно облокотившись на каминную полку.
Вероника замерла на миг, впитывая незнакомую атмосферу. Решительно тряхнув головой, она шагнула в комнату. Гости недоуменно расступались, глядя на неожиданную гостью. Свекровь умолкла на полуслове, заметив невестку. Брезгливо поджала губы:
— Это еще что за явление? Вы, голубушка, никак ошиблись дверью? Или решили, что у нас тут балаган?
Вероника лишь шире ухмыльнулась в ответ. Неспешно прошествовала к имениннику, протянула коробочку с подарком:
— Дорогой Юрий Семенович! От всей души поздравляю вас с юбилеем. Примите этот скромный дар от благодарной невестки. Уверена, он придется вам по нраву. Все-таки не каждый день любимому свекру исполняется семьдесят, верно?
И подмигнула окаменевшему старику, не скрывая торжествующей улыбки. Стянула кепку, платок, парик. Свекровь ахнула, прижав руки к груди:
— Вероника?! Это что, шутка какая-то? Что за маскарад ты устроила, негодница? А ну сними это грязное тряпье, живо!
Но Вероника лишь отмахнулась. Повернулась к гостям, сверкнула глазами:
— Никакой шутки, дорогие мои. Просто ваша покорная слуга решила лично проконтролировать ремонт в вашей гостиной. А заодно и проучить снобов, не признающих людей труда. Что, не ждали? То-то же! Я вам не кисейная барышня, я этими руками заработала все, что имею. И горжусь этим, ясно вам?
Свекор наконец отмер, гневно засопел:
— Ах ты… ах ты… паршивка! Как ты посмела? Опозорила меня перед всеми! Да я…
Но Вероника лишь расхохоталась ему в лицо:
— Что — вы? Выгоните меня, да? Ну давайте, действуйте. Только учти — выставишь за дверь, сам на бобах останешься. Кто, по-твоему, этот ремонт оплачивал? Кто спонсирует твои сборища и причуды? То-то же, папаша. Будете знать, как нос задирать перед работягами.
Свекор аж побагровел от ярости. Но возразить было нечего — Вероника права, ох как права! Если он сейчас закатит скандал, враз без денег останется. И кому будет охота связываться с нищим?
Судорожно сглотнув, старик пробормотал:
— Ну… это… спасибо за подарок, конечно. Ценю твою заботу, Никочка. Может, ты это… переоденешься, а? Негоже как-то перед гостями…
Но Вероника лишь отрезала:
— Вот еще! Буду я ради снобов переодеваться. Им полезно на жизнь поглядеть без прикрас. А то, понимаешь, совсем от реальности оторвались. Не волнуйтесь, Юрий Семенович. Сегодня я побуду на правах работницы, но завтра снова стану вашей невесткой. Той самой, что любит тратить деньги на вашу семейку. Усекли?
Юбиляр обреченно кивнул, стушевавшись под напором Вероники. А та, удовлетворенно оглядев ошеломленных гостей, подытожила:
— Ну вот и славно. Надеюсь, все всё поняли. А теперь — продолжаем веселье! Эй, официант, тащи-ка нам сюда сам знаешь чего! Выпьем за человека труда, чтоб его!
И, лихо подмигнув обалдевшему мужу, первой опрокинула в себя бокал. Гости нервно загомонили, переглядываясь. Такого поворота не ожидал никто. Но спорить с невесткой-работягой не решился никто. Себе дороже, знаете ли.
А Вероника уже вовсю хохмила, травила байки, поддразнивала родственничков. Те жались по углам, не зная, куда глаза девать. Только и мечтали — скорей бы все закончилось, упаси боже от таких сюрпризов!
Но урок был преподан. Важный, нужный урок. Пусть неприятный, пусть горький — но необходимый. Чтобы знали — не одежда делает человека человеком. Уважать надо не гербы-регалии, а ум, характер и труд. И пусть запомнят накрепко — Вероника Львовна своего добьется. Хоть маляром-штукатуром, хоть королевой. Вот такая вот она, хозяйка жизни.
И пусть только кто-то посмеет ей перечить! Выкусят, снобы несчастные. В этом Вероника ни капли не сомневалась.
Вечеринка подошла к концу. Гости, все еще ошарашенные внезапным перформансом невестки-работяги, засобирались по домам. Расходились настороженно, перешептываясь — вот так номер, такого сюрприза никто не ждал! Неужто и впрямь сама на стройке горбатилась? Ну дает девка, ничего не скажешь…
Свекровь лишь натянуто улыбалась, провожая нежданных визитеров. Того гляди, сквозь зубы процедит что-нибудь эдакое. Но нет, сдержалась, вежливо распрощалась. Все-таки прием — дело тонкое, скандалить прилюдно негоже.
А вот свекор не утерпел, повысил-таки голос:
— Доигралась, голубушка? Опозорила меня на старости лет! Знать тебя не желаю после такого!
Вероника лишь плечом повела:
— Не очень-то и хотелось, Юрий Семенович. Без ваших нотаций как-нибудь проживу. Вон, Саше поплачусь — он меня пожалеет.
Муж застыл соляным столбом, не зная, что и сказать. Только глазами хлопал — мол, что ж ты, милая, наделала-то? Неужто нельзя было помягче как-то, поделикатнее?
Но Веронику было уже не остановить. Резко повернулась к свекрови, прошипела в лицо:
— А вы, мамаша, чего притихли? Или вам нравится, когда невестку полощут? Думали, я и слова против не скажу? Я за правду хоть в лепешку расшибусь, но своего добьюсь.
Свекровь аж отшатнулась, прижала руки к груди:
— Да что вы такое говорите, Вероника Львовна! Неужели я против правды… Просто, знаете… непривычно как-то. У нас тут все люди образованные, культурные. А вы…
— А я, значит, быдло подзаборное, — ухмыльнулась Вероника. — Необразованная, некультурная. Так, мамаша? Ну так я вам вот что скажу. Можно сто раз Пруста читать да Моцарта слушать, но человеком от этого не станешь. Душа-то гнилью пойдет, если презирать тех, кто горбатится. Пора бы уже это уяснить, на старости-то лет.
Сашины родители сконфуженно молчали, не смея глаз поднять. А и правда — что тут возразишь? Вроде бы за правду радеют, за духовность. А как дошло до дела — так шарахаются от невестки, будто от чумной. Культурно, ничего не скажешь.
Вероника тяжело вздохнула. Обвела всех усталым взглядом:
— Ладно, чего уж там. Проехали. Считайте, что урок я вам преподала. Жизненно важный урок, между прочим. Чтоб неповадно было нос задирать перед людьми труда. Мы, может, книжек умных не читали, но по совести живем. А это ой как важно.
Помолчала, потом добавила чуть мягче:
— Я ведь не со зла, поймите. Сашку я люблю — и вас принять готова. Но уж извольте и вы меня уважать — такую, какая я есть. Идет?
Свекор неловко кашлянул, глянул виновато:
— Да что уж там… Прости, Вероника. Погорячились мы малость. Тоже не со зла ведь. А ты, вон какая… боевая, с характером. Уважаю.
— И я прошу прощения, — пролепетала свекровь, комкая носовой платок. — Вы уж не сердитесь, голубушка, Вероника Львовна. Принимаем мы вас, всей душой принимаем. За урок спасибо…
Вероника улыбнулась, растроганно шмыгнула носом:
— Ну вот, другое дело. Сразу бы так. Глядишь, и притерлись бы куда быстрее. А то пять лет бодались почем зря. Ладно, чего уж там… Мир?
И протянула руку свекру. Тот крепко пожал в ответ, не скрывая облегчения:
— Мир, Никочка. Теперь-то уж точно все наладится, вот увидишь. Заживем одной семьей, душа в душу.
— Это я вам обещаю, — подытожила Вероника. — Уж я-то слов на ветер не бросаю. Коли сказала — в лепешку разобьюсь, а сделаю.
Подмигнула остолбеневшему мужу, хлопнула по плечу:
— А ты что притих, Саша? Небось, сам не свой от моей выходки? Так и не бойся, не сожрут тебя родители. Поняли они уже все, прониклись. Так что будем жить-поживать, да добра наживать. Как считаешь?
— Да уж, — выдохнул Саша, качая головой. — Ну ты даешь, Никусь… Обскакала всех. Горжусь тобой, честно. Только в следующий раз предупреждай, что ли. А то у меня чуть инфаркт не случился.
Вероника рассмеялась, чмокнула мужа в губы:
— Не бойся, родной. Что я, зверь какой? В следующий раз — без фокусов. Сегодня уж больно приспичило, накипело, понимаешь? Душу отвела, теперь жить можно.
Повернулась к свекрови, лукаво прищурилась:
— Да, мамаша, а что это у вас за книжица на тумбочке пылится? Никак, Пруст? Дай-ка гляну…
Маргарита Михайловна всполошилась, всплеснула руками:
— Ой, Вероника Львовна, да вы что! Он самый. Классик… Не по душе вам?
— Это мы еще посмотрим! — хмыкнула Вероника, прихватывая томик. — Сама почитаю на досуге, сделаю выводы. Чем черт не шутит — может, и правда проникнусь вашей культурностью. Надо же когда-то начинать, верно?
Подмигнула опешившей родне мужа — и была такова. Унеслась в ночь, помахивая книжкой. Новая Вероника, работяга и интеллектуалка в одном флаконе. Глядишь, скоро и умными беседами блеснет, посрамит снобов окончательно.
А те стояли на пороге, глядя вслед невестке. Пораженные, сконфуженные. Осознавшие, наконец, сколь глупы и мелочны были их претензии. И удивительным образом воспрянувшие духом.
— А ведь молодец Верка-то… — протянул свекор задумчиво. — Ох и молодец, чертовка. Не побоялась правду в глаза сказать, на место поставила. Уважаю…
— И я уважаю, — вздохнула свекровь. — Учиться нам у нее надо. Может, и помолодеем заодно. Как считаешь?
Саша лишь молча улыбался, глядя в ночь. Туда, где растворился стремительный силуэт его боевой жены. Уносящей с собой книгу и новую, неведомую пока мудрость.
— Считаю, мама, — отозвался он тихо. — Всем нам у нее учиться — и уму, и любви, и человечности. Повезло мне с Никусей… ох, повезло.
И с этими тихой молитвой, семья наконец-то ступила на порог взаимопонимания. Без снобизма, без глупых обид. Полная надежд на новую, уважительную и добрую жизнь. Где нет места пустому кичливому чванству — но всегда есть место принятию, человечности и любви.