- Ты тут, конечно, птичка свободная, певчая. Но это ты так думаешь. Коль сюда приперла, стала такой же - зэчкой. Уехать сможешь, если я отпущу. А я не отпущу.
Лицо деда было страшным. Это было похоже на то, как если бы у Чебурашки вдруг появился волчий оскал и взгляд шакала. Такое бывает в страшном сне, но это сном не было, добрый дед превратился в хищника наяву. Аленка справилась с дрожью, которая превратила было ее тело в трясущийся кисель, выпрямилась, сцепила руки, окончательно прогоняя страх, спокойно глянула в шакальи глаза
- Ничего ты не сделаешь, дед. Захочу - уеду. Но я не захочу, у меня муж здесь, да и ребенка, которого вы изуродовали со своей семейкой жаль. Поэтому можешь тут не трясти бороденкой, никто тебя не боится.
Илья Петрович обалдело посмотрел на Аленку, потер растерянно подбородок, на котором действительно торчала седая, колючая, неухоженная щетина, сделал шаг назад.
- Я и говорю - дура. Уедет она… Тут законов нет, перо в бок и уедешь на тот свет утренней лошадью. А насчет Мишки…
Дед снова подошел близко, скрутил платье на груди Аленки неожиданно сильной рукой, притянул ее к себе, обдал стариковским запахом, прошипел
- Судить не тебе, вякнешь еще - придушу. Мальчишка к тебе льнет, может потому ты еще и живая. А то сам бы приструнил с…
Дед грязно выругался, чуть ослабил хватку, и Аленка со всей силы двинула его в грудь двумя руками. От неожиданности Илья Петрович не удержался на ногах, полетел в сторону и упал бы, если бы не пышная грудь Любови, невесть откуда взявшейся на поле боя. Она придержала деда, рыскнула по сторонам глазами, запищала заполошно
- Ой… Вы тут ругаетесь, а Мишанька сам лошадь из конюшни вывел. Хорошо, Яшка заметил, у околицы его поймал. Надо замки, Илья Петрович, на конюшню навесить, да цыгана этого к ответу призвать. А то шляется…
Илья Петрович оттолкнул от себя толстуху, крякнул, рванул к Аленке, но притормозил. Было что-то у нее во взгляде отчаянное, такое, что останавливает, не дает продолжить, пугает. Дед сбавил обороты, сказал спокойно
- Бездельники. Каждого на площадке розгами надо выдрать, распустились. Никому доверять нельзя. Иди, придурь, Мишаню успокаивать теперь до вечера надо. Иди.
Аленка перевела дух, поняв, что ее смерть пока откладывается на неопределенный срок, вытащила из кармана конфету, которую припасла для Мишани, протянула деду
- Хотите, Илья Петрович? Ваши любимые.
Дед сплюнул в сторону, развернулся, как солдат на плацу и помаршировал к дому.
…
- Ну ты даешь, Ленка. Отчаянная. Я б не смогла Ты что, не боишься что ли? Они тут отмороженные, а жизнь человеческая гроша не стоит. Придержала бы коней…
Люба с наслаждением прихлебывала чай из блюдечка, откусывая по маленькому кусочку от здоровенного бутерброда с маслом. Она масло намазала толстенным слоем, присыпала его сахаром, выглядело это вкусно, но Аленка себе такого не позволяла, не было у них с Проклом денег на такие деликатесы. Люба внимательно всмотрелась, хмыкнула
- Тебе сделать? Ты ж теперь тут будешь, как я понимаю, второй приживалкой маленького господина. Тебе и масло полагается. А?
Аленка помотала головой, но бутерброда так хотелось, что когда Люба все-таки намазала второй кусок и положила перед ней на блюдечко, не удержалась, взяла. Откусила
- Они что, домой теперь меня не отпустят?
Любовь пожала плечами, осторожно, на цыпочках прокралась в спальню Мишани, глянула, так же выбралась назад
- Спит… Не знаю, Лен. Они теперь обозленные, как шакалы. Они с той дурой секретаршей знаешь что сделали? Мне по секрету рассказали, ты только никому.
- С какой секретаршей? Ты же говорила - медсестрой…
- Не… секретаршей, она у Мирона служила, ну и шуры-муры с ним, вроде. А он медсестру, ну, ты понимаешь. По пьяни. Вот та и двинула ему в печень, говорят прям по рукоять, насквозь. Так они ее сквозь строй провели. Палками лупили. Насмерть, говорят…
Аленка с ужасом смотрела, как шевелятся мягкие губы няньки - та говорила про Полину. Аленка вдруг поняла четко, как будто кто-то откинул пелену - здесь, в этом месте, у этого северного моря кончается жизнь. Здесь нет справедливости, правды, человеческих отношений, любви, сострадания, честности и чести. Здесь преддверие ада. И она здесь навсегда.