Автобус нырял по ухабам пыльной дороги. В нём было нечем дышать от жары и пыли. Тесно сидел и стоял народ вокруг сумок и мешков. Автобус, как корабль в шторм швыряло по волнам, но привычный к таким неудобствам люд лишь дружно охал. Пыль висела смогом.
А Ленку тошнило. Она сидела у окна и при каждой волне всё порывалась вскочить и выбежать из автобуса. Она открыла окно, но тучная тётенька, сидящая рядом и сжимающая коленями клетчатую сумку, прикрыла его – сказала, что болеет.
По этой дороге из Нижнего Лена ездила не раз. Только вот раньше ездила она с родителями на машине. И все было прекрасно. На автобусе ехала она впервые, ехала в тайне от родителей.
– Леночка, опять к бабушке? Всё ль нормально у нее? – позади ее оказалась соседка бабули. Ленка побледнела, резко встала, – Ой, чего это ты?
Ленка крикнула, чтоб остановили, еле успела выскочить из автобуса. Ее вырвало...
***
Лет с шести каждое лето возили ее в деревню к бабушке – матери отца.
Бабушкин дом с покатой несимметричной крышей, разросшимися кустами вишни и смородины в палисаднике стоял неподалеку от реки – притока Оки. Лена с малых лет ныряла в восторженную деревенскую жизнь. Наслаждалась ею вместе с местной подружкой Катькой и другом Серёжкой, которого звали все – Серый. Они лазали по деревьям, строили соломенную избушку за бабкиным огородом, грызли зелёные яблоки. Серый их опекал, он был на пару лет старше. Были у них и ещё друзья, но эта троица была неразлучной.
В дни прохладные бабушка протапливала огромную русскую печь. Они забирались туда, затягивая коробку с котятами, а следом и волнующуюся кошку. А бабуля подсовывала им туда ягоды и пирожки.
Они пололи бабушкины грядки, а ещё грядки в доме Катьки, ходили купаться на реку, ели свежекопанную картошку, носились босиком, устраивали вечерние концерты для старушек – подружек бабушки. И Ленка радовалась, что нет здесь рояля "Бехштейн".
Ступни Ленки, впрочем, как и вся ее кожа, и не только кожа, но и вся она, были нежными. Ходить босиком постоянно она не могла, но хотелось, и Серёжка носил за ней ее шлепанцы.
Когда подросли, появились на бабушкиной полке помады и духи. Помимо воли забрезжило впереди что-то новое, важное и волнующе-тревожное – наступала пора любви. Серёжка начал подозрительно вздыхать, и Ленке эти изменения в нём не нравились. Но на фильмы в клуб с ним она ходила. По инерции, как и раньше.
Год назад Серёжка поступил в военное училище. Неожиданно как-то. Был уверен, что не поступит, вернётся. А потом Ленка получила от него письмо с одним словом, расписанным на два тетрадных листа по диагонали – "Поступил". Бабушка побежала с этим письмом к Серёгиным родителям. Оказалось – им сообщили из военкомата, но весточку от него первой получила всё же Лена.
Катюха захороводилась раньше всех. Звала в соседнее село в клуб на дискотеку. Но бабушка была категорически против, пугала внучку местным хулиганьем. Да и сама Лена ходить туда побаивалась.
Тогда Катька начала забегать к подруге после дискотеки. Они полуночничали, сидя на скамье во дворе, и Катька рассказывала и рассказывала местные новости любовных треугольников и квадратов, подмечая всё до мелочей.
– Знаешь, он такой большой, кудрявый. Олька сразу втрескалась. Стоит – аж руки трясутся, а он хлоп, и к этой дуре Матвеевой подваливает. Представляешь? На танец ее... И куда глаза глядят у парня?
– Так ведь он не знает, что она дура. Она ведь симпатичная.
– Да чего в ней симпатичного-то? Она вообще сегодня вырядилась – в шортах, а ляхи-то у нее... Ох, всё жду, когда тебя отпустят – фурор будет. Вот ты – точно красотка. У нас таких нет.
Ленка фыркала.
С детства была она конопатой. Волосы не то, чтоб рыжие – каштановые скорей, а лицо – просто позор какой-то. Особенно весной и летом – веснушки густо облепляли нос, щеки и лоб. И эта ее рыжина, казалось, затмевала собой все достоинства. Бабушка звала ее – Солнышко.
Лена была высокой, скорее худощавой. Взгляд ее был несколько раскосым, но притягивающим своей иронией и вдумчивостью одновременно.
– Да ты чего! Обалдела! Какая я красотка – вот ты...
А Катюха, и правда, была хороша – фигуристая не по годам, с узенькой талией и пышной грудью. Гибкая и округлая, слегка курносая блондинка с волнистыми волосами. Всегда она была румяная, лёгкая и сильная.
– А! Сейчас на таких, как я, только мужики постарше заглядываются, а парням худосочных подавай. И, чтоб обязательно – в джинсе. А я у мамки никак не допрошусь ... Дорогие, говорит. Ну, и ладно, – она расстроенно махнула рукой, – Переживу.
– А ты мои надевай на дискотеку, все равно я тут в халате торчу...
– Да неловко. А бабуля?
– Бабуля? Да она и не заметит. Только....Пошли, – Ленка махнула рукой, звала. Катя была крупнее, но джинсы Лене были великоваты, нужно мерять.
– Отпа-ад! Ле-ен! Отпа-ад! – Катюха вертелась у зеркала, рассматривая свой обтянутый джинсами зад. Конечно, были они узковаты, но на Катькиной фигуре смотрелись прекрасно. Ленка даже позавидовала, что на ее попе выглядят они совсем по-другому.
– Погодь. У меня и рубашка джинсовая есть к ним. Сейчас, – Ленка полезла в шкаф, вытянула рубашку.
– Ле-ен, – Катька уселась на кровать, рискуя порвать джинсы, – Неловко мне. Я в твое выряжусь, и – на дискач. А ты сидишь тут одна. Может уговорим бабулю, а?
– Да я и сама не очень хочу. Чего мне там делать? Танцевать я не умею, любовь крутить – тоже. Да и родители, если узнают, у бабули неприятности будут.
– А чего там уметь-то. Дрыгайся, да и всё. В любви, кстати, примерно также, – она захихикала в ладошки, – А Серый все равно по тебе сохнет. Приезжал тут зимой из училища – в форме, краси-ивый. Я сама чуть не влюбилась. Но я ж знаю, что он тебя любит.
– Да, ну тебя! Сказки! Он и пишет всё только про учебу свою. Вообще, о чувствах – ни слова. Написал однажды только – "смотри там, замуж без меня не выскочи". Помнишь, говорила уж...
– Ну, во-от. Видишь! – Катюха начесывала челку.
– Ага! Это он имеет в виду, что на свадьбе гульнуть хочет. Вот и всё. А мне ещё...ох... На следующий год поступать, отец говорит – на юридический, – Лена поморщилась.
– А ты? Ты куда хотела бы?
– Я бы? Не знаю... Я б в туризм. Поездить бы, мир посмотреть. А юриспруденция – это ж копошение в бумагах в душном помещении. Не хочу!
– Эх, Ленка! Радуйся! Моя вон мамка говорит – в поварихи иди, чтоб при продуктах.
– А ты?
– А я б в юристы, я б в бумагах, – улыбалась веселая Катька, – Только туда мне дорога заказана.
– Почему? Ты ж хорошо учишься...
– И чего? Там, наверное, деньги нужны. Да и далеко. Мать ведь как хочет – чтоб я и училась, и в выходные ей помогала по хозяйству. Даже пытаться просить не стоит...
– А ты попробуй.
– Нее, – Катюха грустно махнула рукой, – Судьба моя тут остаться. Мечтать вот только и можно. Мечтаю иногда.
***
А джинсы сыграли свою драматическую роль. Тот самый большой кудрявый молодой зоотехник вдруг заметил фигуристую девушку. Ленка безнадежно ждала ее вечерами, но Катерина была занята. Не до подруги – она провожалась с новым кавалером.
– Ох! Леночка, – плыли Катькины глаза, – Он такой....
– Кать, а ты там ничего ему не позволяешь лишнее? А то ведь взрослый он очень...
– А я чего? Малолетка что ли? Но... Разве ты поймёшь? Мы, может, и поженимся.
– Ты дурочка! Тебе ещё и восемнадцати нет! Какое там! И год до окончания школы, Кать!
– Да ладно! Можно же и в техникум какой...
И когда Катюха поплыла окончательно, когда от любовного дурмана стала сама не своя, и когда Лена почувствовала, что отношения подруги с новым зоотехником зашли слишком далеко, она подключила тяжелую артиллерию – бабулю.
Катерина слушала бабушку, сидела, опустив голову, водила большим пальцем ноги по рисунку ковра, пытаясь найти в рисунке свои, придуманные, узоры.
Бабушка предостерегала, приводила примеры из своей долгой и мудрой жизни, пугала, а потом разводила руками.
– Что я могу? Мать бы надо подключить.
Артиллерия в цель не попала.
На каникулы из училища приехал Серый. Катька права – возмужал. Под два метра, коротко стрижен, худощав. Явился к Лене с конфетами, улыбчивый и счастливый.
– Соскучился я, Ленка!
– И я...
Раньше б бросилась на шею, а теперь Серый казался таким взрослым и ещё немножко чужим. Не бросилась. Зато бабуля его разобнимала, затискала и, по традиции, начала кормить.
– Ох, сало-то где оставил – худотень! А ведь в детстве-то хороший был, плотненькой...
Лена пожаловалась Сергею – Катюха совсем пропала в дурмане любви. Серёга помрачнел, задумался. Обещал на дискотеку сходить, глянуть.
– Я с тобой, – быстро и умоляюще глянула на него Ленка, а потом к бабуле, – Бабушка, ну, пожалуйста, – Лена сложила руки, – Я же с Серым, мы одним глазком глянем и всё.
– Ох, не нравится мне это. Зачем пойдете-то?
– Не переживайте, со мной она будет. Глаз не спущу.
Уговорили. Вечером направились в клуб соседнего села. Катюха, увидев друзей, бросилась к ним.
– Ленка! Ну, наконец! И чё? Отпустила бабуля?
– Мы ненадолго. Как ты тут?
– Я? Да нормально, – а глаза опустила, в голосе грусть, – Вон мой Славик. Они сейчас там в домино дуются, а потом пойдем погуляем. Танцевать он не очень любит, – но Катька редко унывала, – Мы с девчонками, пошли к нам...,– потянула Лену к себе.
Серый проводил ее глазами и направился к играющей в домино мужской компании. Парни курили и, по очереди отхлебывая, передавали стеклянную бутылку с вином друг другу.
– Серый! Приехал? О! Ребят! Это Серёга наш. Он военный, курсант. Один из села поступил, хоть трое ездили от военкомата-то.
– Да нет! Мишка тоже поступил. Лучше меня сдал. Его медкомиссия завернула просто, – скромно пояснил Серёга.
– Ну, все равно. Главное ж – итог. Как там учеба?
– Нормально. А у вас как?
Разговор по пустякам продолжался ещё минут пятнадцать. Серый присматривался к зоотехнику, и он ему не нравился. Самоуверенный и смурной. Казалось, что неинтересна ему была и эта компания, и этот клуб, да и вся жизнь в этом месте в целом.
Неинтересна была ему и Катерина. Это стало заметно, как только она подошла. Она чирикала о подруге, знакомила, а он перекатывал окурок с одного угла рта в другой, стучал домино и мычал.
– Слав, нам поговорить бы..., – Серый улучил момент.
– А че надо? – зоотехник не понял.
– Выйдем?
– Ну, выйдем...
И когда Серый заговорил о Катерине, сказал, что как сестра она ему и спросил – серьезно ли у них, услышал в ответ нецензурщину:
– А не пошел бы ты...
А дальше было всё совсем худо. Катерина нервничала, кусала губы, когда Серый пытался увести ее домой. Славик всё рубился в домино и никак не реагировал на подругу.
В конце концов Катерина разревелась и отправилась домой с Леной и Серым. Вот только на лесной дороге их поджидали.
– Я тут подумал. Ты, наверное, сам в Катюху шибко влюблен. Так забирай. Махнемся – отдашь мне свою рыжую красотку, – выдал Славик.
Лена с Катей испугались, а вот Серый – ничуть. Он пошатнулся, серые глаза его блеснули, сузились, жёлтая бледность поползла по скулам. Поначалу ловко орудовал кулаками, раскидал всех, но он был один – на троих. Девчонки визжали, звали на помощь, наконец, прибежали взрослые мужики. Окровавленного Серого довели до дома. Потом он ездил – вставлял зубы, но в милицию не заявлял, боялся вылететь из училища.
Катерина рыдала от почти потерянной любви, Лена ее успокаивала.
Бабуля слегла с давлением. Качала головой и винила себя:
– Вот чувствовала ведь, чувствовала! Дура я, дура старая...
Так бы и закончилась первая настоящая Катькина любовь... если бы не ее последствия.
К концу лета Лена, когда уже была дома, в городской квартире, получила от Кати трагичное письмо. Катерина беременная. Она призналась в этом своему Славику, и он ей тоже признался – женат, растет дочка. Катерина рассказала обо всем матери – мать заставляла ее делать аборт. Уже и дата была назначена.
Ленка позвонила на телеграф, вызвала подругу на переговоры на день следующий. Но Катерина на переговоры не пришла. Тогда Лена вызвала Серого – но тоже без особой надежды – знала, что он сейчас на каких-то своих военных сборах.
– Кому ты там все названиваешь, Леночка? Уже забудь своих деревенских. Впереди – десятый класс. Сосредоточься! – мама всегда с подозрением относилась к этой дружбе Лены с деревенскими, и если бы не настойчивость отца, она бы уже давно прекратила эти поездки дочери.
– Она там деградирует, дорогой. Там нет инструмента, она совсем теряет навык. И с кем она там общается? Ты замечаешь, что она даже говорит по--другому после этой твоей деревни.
– Нормально она говорит! Так, как люди говорят. А не будет ездить, совсем загниет в этой цивилизованности. Там воздух, природа и да, навоз.. но это и есть жизнь, дорогая. И она должна ее нюхнуть!
Мать морщилась от этих слов, закатывала глаза, но не спорила. Ей и самой нравилась приезжающая из деревни дочь – уходили подглазины, сглаживались торчащие ребра, появлялся загар, обострялся интерес к занятиям. Вялая – весной, приезжала из деревни Лена явно отдохнувшая, набравшая не только деревенских словечек и характерного диалекта, но и сил. Она уже с азартом била по клавишам рояля, с радостью бежала на английский.
Серёга, вопреки ожиданиям, на переговорный пункт пришел. Родители были на работе, и Лена говорить могла свободно.
– Серёж, прости, что я тебя беспокою. У нас беда. Катя беременная, мать ее на аборт отправляет. Представляешь?
– Это следовало ожидать. Сволочь – этот Славик.
– Да! Женатый он. Но ведь она ещё... В общем, в суд же можно подать. Засудить паскудника. Но мать ее не хочет, упёрлась – скрыть, сделать аборт. И в школе, чтоб никто не знал. Серёж, я поехать к ней хочу – отговорить от аборта.
– Конечно, лучше б родила. Ребенок-то не виноват, – этот вопрос о неожиданной беременности для парня был в новинку, он не знал, что тут можно и посоветовать.
– Серый. Я тут подумала. А если... Ты б не мог? В общем...
– Говори уже, чего ты...
– Ты б не мог жениться на ней? Фиктивно... Нуу, чтоб позора не было. Как будто ребенок твой, понимаешь? Пройдет какое-то время, и разведетесь. Делов-то... Я думаю, тогда б мать ее не заставила это делать. Считай, ты человека спасаешь – маленького человека. Серёж...
В наивной юности все большие шаги ещё не кажутся столь серьезными, и Лене казалось, что совершает она вполне благое дело.
– Я не знаю... Меня не отпустят, наверное. Сборы у нас, потом период учебный, – Серый сомневался, он был озадачен.
Он совсем не хотел жениться так рано, тем более на Катьке, тем более брать на себя чужого ребенка. Но слезно просила его об этом любимая девушка. Та, о которой грезил он лет с шести, та, которую в мечтах он представлял своей будущей женой.
– Серёженька, миленький, ну, пожалуйста. Ты спасёшь Катерину. Мы ж так давно дружим. Мы трое – не разлей вода. Пришло время доказать нашу дружбу. Ради меня....
– Ради тебя? Лен, ну, если ты хочешь... но только фиктивно. И только – ради тебя. Ой, а вдруг меня не отпустят... Я подумаю, что можно сделать ...
Он перезвонил через пару дней, сообщил, что для того, чтобы его отпустили жениться, нужна справка, подтверждающая Катину беременность. На переговоры с Леной Катерина не пришла опять.
Нужно нужно было ехать в деревню. Но разве родители ее отпустят?
Лена почти придумала, как съездить, был один хитрый выход. Но не успела осуществить задуманное, как ей позвонила сама Катя.
– Лен, это я... Я не могла придти. У меня шаг влево-вправо – расстрел, – Катька говорила приглушённо. Лена поняла – она на телеграфе, прикрывает трубку рукой. Там у них не было даже кабинок. Слово – "беременность" говорить было нельзя.
– Ты как там, Кать?
– Да нормально, – голос был совсем потухший, как и не Катькин, – В школу хожу на отработки. Вот и сейчас, типа там, а сама – сюда, тебе звонить. И дома сижу. Лен, я попросить тебя хотела – ты никому... ладно? Даже бабушке.
– Не-не... Только... только Серый знает.
– Как? Ну вот, – Катерина выдохнула тяжело,– Теперь все узнают... А мне мать ... в общем... Все мозги мне уже проела...
– Да ты что! Серый же – могила. Катюха, я Серому звонила, чтобы он помог, и он готов, готов ... это самое...
– Чего готов?
– Брак зарегистрировать с тобой, – прошипела Лена в трубку.
– Серый? Зачем?
– Затем, чтоб ты ничего не делала, понимаешь? Ну...
– А Серый тут при чем?
– Да не при чем! Просто ... Подумай. Это же выход. Тогда и делать ничего не надо будет, и мать успокоится. Это понарошку, понимаешь?
– Ааа..., – до Кати, наконец, начало доходить, – Ну, я не знаю даже.
– А чего тут знать! Только... Кать, ему справка нужна, что невеста его – это самое. Понимаешь?
– Какая невеста?
Лена уже бесилась от тупости подруги, от невозможности говорить открыто.
– Да ты! – крикнула она в трубку.
– Я? А, да. Так я не могу. Мать разве согласится? А без нее... Там сложно всё, Лен, – в голосе безысходность и горесть, – И он же по тебе сохнет, как же...
– Катюха, я приеду, и мы чего-нибудь придумаем. Ладно? Ты только не унывай и себя береги. Слышишь – береги. Не соглашайся на всякие глупости. Я скоро приеду, жди...
***
Автобус нырял среди ухабов пыльной дороги. В нём было нечем дышать от жары и пыли. Тесно сидел и стоял народ вокруг сумок и мешков. Автобус, как корабль в шторм швыряло по волнам, но привычный к таким неудобствам люд лишь дружно охал. Пыль висела смогом. Ленку тошнило.
Юная десятиклассница ехала спасать подружку...
***
Подписывайтесь на канал Рассеянный хореограф, чтобы его не потерять)
Читайте на досуге ещё увлекательные рассказы: