Екатерине уже за двадцать, замуж не выходила, потому что никто не сватался. Не нашлось для нее женихов ни в селе, ни во всей округе.
Вроде бы и девка ладная, все при ней, но вот такая у нее доля незавидная – быть вековухой, однокосой, перестаркой.
После рано умерших родителей Катя сама растила двух младших братьев, хозяйство вела, некогда было невеститься, ходить на посиделки и вечерки.
Братья женились, разделили родительский дом-пятистенник между собой, и хотя любили старшую сестру, вырастившую их, и невестки обе к золовке были добры, но так получилось, что в родном доме Екатерина оказалась лишней. Поэтому жить она ушла к одинокой набожной старушке Устинье, дальней их родственнице.
Не бывавшая замужем девка стала одеваться потемнее, чтобы быть незаметнее, сутулилась и вместе со старушками-богомолками начала ходить по церквям и монастырям. Даже иногда в голове мелькала мысль – остаться в каком-либо монастыре навсегда.
Правда, иногда у нее появлялась и совсем другая мысль – родить ребеночка. Но в селе на нее все косо поглядывают, а тут, пожалуй, вовсе объявят ведьмой, колдуньей, невестой сатаны. И рожать-то не от кого, не проситься же самой к кому на сеновал.
Однажды после службы батюшка, отец Павел, попросил нескольких старушек сходить в школу и прибраться там к началу нового учебного года. Остановил он свой взгляд на Кате и сказал:
- Не посчитай, голубушка, за тяжкий труд. Ты помоложе, половчее, сходи и ты.
Работы в школе было много. Надо все протереть, полы вымыть, вокруг школы прибраться. Старушки устали, по домам разошлись, а Катя одна уже крылечко домывала, ведра споласкивала, тряпки на просушку развешивала.
Тут и появился учитель, который ездил в город за новыми учебниками. Посмотрел он, как чисто и уютно стало в школе, вышел во двор и сказал девушке:
- Вот спасибо тебе. Как хорошо стало!
- Так ведь не одна я, барин, трудилась.
- Какой же я барин? – возразил учитель. – Я сын сельского дьячка. Зови меня Николай, ну, хорошо, Васильевич. А ты вроде наша, сельская. Где-то я тебя видел. Да, да, в церкви. Ты Екатерина, со старушками стоишь во время службы. Не замужем что ли?
- Нет, барин! – почти с вызовом сказала Катя. – Старая дева я! Вековуха! Прокисшей невестой дразнят меня.
- А сколько лет тебе?
- Двадцать четыре, - с горечью в голосе ответила Катя. – Много уже.
- Подожди! – улыбнулся Николай Васильевич. – А кто же я тогда, если мне двадцать восемь, и женатым я еще не был?
- А чего не женишься?
- Не знаю. Все как-то не мог собраться. Ты пошла бы за меня?
- Нет, барин. Я тебе не ровня, - грустно улыбнулась и Катя. – Тебе надо одну из поповен наших приглядеть.
- Нельзя! Отец Павел – мой родной дядя. Вот что. Замуж за меня не хочешь, так работать в школу приходи. Будешь за порядком и чистотой следить. Я тебе платить стану. Не возражай. Это батюшка мне тебя и посоветовал. Завтра с утра приходи на работу. Все, договор заключен и подписан. С «барином» спорить нельзя.
Привыкшая с детства к тяжелому труду, Екатерина удивлялась своей работе в школе. Нужно всего-то после уроков полы вымыть, печи истопить, а во время занятий за ребятишками следить: кому волосы причесать, кому соплюшки в платочек помочь высморкать.
Удивительно, озорники, которые, бывало, бегали за ней по улице и кричали вслед: «Седая макушка! Непетое волосье!» - теперь очень боялись, если кому она пальцем погрозит, пресекая детские шалости.
За осень работы в школе Катя, даже не мечтавшая об этом, научилась читать. На уроках она сидела позади всех, у самой печки, и вместе с учениками, только про себя, повторяла нужные буквы и их звучание. А уж письму потом учитель ее обучил. Это за то, что она стала готовить в учительском доме для него обеды. Учитель так и сказал: «Должен ведь и я тебе приносить какую-то пользу!»
Зимой Николай Васильевич спросил однажды Катю, бывала ли она в городе.
- Давно. Когда матушка и батюшка были живы. Два раза на ярмарку ездили.
- Скоро каникулы. Батюшка даст нам лошадей, и мы с тобой поедем в город. Моя младшая сестра, она в соседней губернии с родителями живет, выходит замуж, и я хочу для нее купить свадебное платье, туфельки – наряд для невесты. А ты с ней одного роста, и все остальное такое же - по тебе будем мерить. Уж не откажи в моей просьбе.
Съездили, и наряд, и кольца примерили и купили.
Через несколько дней отец Павел со всем своим семейством пришел в гости к учителю, Катю заставили тоже присесть за стол – тут батюшка и объявил, что они прибыли сватать ее.
- А жених-то кто?! – удивилась Катя.
- Так вот же он! – объявил отец Павел и показал на своего племянника Николая.
- Катя! – сказал и учитель. – Давно я тебя выбрал. В церкви на службе увидел и понял, что кроме тебя мне никого не надо. И батюшка одобрил мой выбор. Выходи за меня замуж!
Поповны, даже не дожидаясь ответа невесты, бросились обнимать и целовать ее.
Растерянная, смутившись, Катя все-таки сумела сказать:
- Я согласна.
Когда проходило венчание, народу в храм набилось немало. Смотрели сельчане на невесту и не узнавали ее: красивая, нарядная Катя была совершенно не похожа на ту девку-перестарку.
Спустя какое-то время в селе Екатерину стали называть не иначе как Катя Школьная. Ну, конечно же, нашлись и завистники, которые уверяли, что девка околдовала учителя, приворожила или даже просто забрюхатела от него еще до венчания. Впрочем, это не мешало многим, даже злопыхателям, просить Екатерину прочитать или перечитать еще раз письмо, пришедшее от сына или мужа с войны.
А письма с фронта приходили всё тревожнее. Кто-то из земляков уже был искалечен и находился на излечении в госпитале, про иных знакомые сообщали и совсем трагические вести.
После чтения одного такого сообщения Екатерина вдруг представила, что и учителя могут забрать на войну, откуда он никогда не вернется. Если до того по ночам Катя была робка и холодновата с мужем, то теперь с таким жаром и даже неистовством стала отвечать на ласки своего «барина». Стыдно сказать, но днем она с нетерпением ждала, когда же наступит ночь.
Случилось то, что должно было случиться – Екатерина поняла: она будет мамой. Бабка-повитуха, которую привела матушка Серафима, рассказала молодухе, что можно ей во время беременности, чего нельзя. Поздней осенью Катя Школьная родила девочку.
- Через год еще одна девочка появилась, а потом три сына друг за дружкой, - закончил свой рассказ мой новый приятель Петр Владимирович, с которым мы недавно познакомились, подружились и стали вместе ездить на рыбалку. – Так и сложились в нашем роду традиции. Во-первых, педагогическая деятельность стала приоритетной у нас, а во-вторых, замуж выходим и женимся не очень рано, не торопимся.
- Слушай, а вот речевые обороты про девку-перестарку в рассказе мелькнули.
- Седая макушка и непетое волосье?
- Вот-вот!
- Отголоски деревенских обычаев. Незамужней можно было без платка до седых волос на людях появляться. А невесте подружки с пеньем девичью косу расплетали и заплетали две косы как знак замужней женщины.
- Понятно. У Пушкина есть: «Мне с плачем косу расплели и с пеньем в церковь повели». А чего плакали-то?
- Тоже традиции. Русскому человеку при каждом удобном случае надо поплакать, выпить, подраться, рубаху на себе рвануть.
- Самое страшное у нас – это старое ломаем, чтобы новое построить. Сломаем «до основанья», а строить ни времени, ни желания уже нет. Так, сляпаем что-нибудь на скорую руку. А где похоронена Катя Школьная?
- Ни могилы, ни кладбища старого уже нет. Давно лес вырос. Да что там кладбище – небольшие холмики с деревянными крестами! Церковь кирпичная, храм высоченный был в селе! Красота! Кто видел, ахал от восхищенья! Думали, триста лет простоит! Тысячу лет! И что?! Сломали, за лето разобрали! Кирпич для коровника понадобился. Живем в халупах, а дворцы рушим.
- Ладно. Давай рыбу ловить.
- А может, вначале выпить нам по три капли?
- Ага. Потом поплачем, подеремся, рубахи порвем! Что мы, не русские что ли?!
(Щеглов Владимир, Николаева Эльвира).