Елена А.- про праздники в коммуналках.
Раньше мамина большая семья жила в одной комнате коммунальной квартиры на Арбате, а в 1935 году расширились - заняли целых две комнаты в коммуналке на 2-й Извозной улице (сейчас это Студенческая), дом № 28.
9 человек в двух комнатах + 5 за стеной
На момент моего рождения в этих комнатах жили 8 человек - дедушка с бабушкой, их дети - мамина старшая сестра и брат, мама с папой и два моих брата. Я стала девятой.
Как мы там умещались? Не спрашивайте, не знаю, маленькой была. Помню только ощущение, что жили хорошо. Ведь война закончилась, все еще относительно молоды. Папа вернулся с войны инвалидом, но живой, дедушка тоже был ранен, но цел же. Бабушке 48 лет, дедушке 50, папе 40, маме - 30.
Сейчас, когда я рассказываю внучке о нашем житье-бытье, она никак не может поверить, что в двух комнатах проживало столько народа. А за стенками этой комнаты - еще народ. Да, за стеной, в 16 квадратных метрах, жили еще 5 человек, а в бывшей ванной комнате, переделанной в жилую, - мать с сыном.
Тем не менее, не смотря на перенаселение, не помню крупных ссор ни в своей семье, ни среди соседей. А уж праздники и вовсе всех объединяли. Кроме постоянных обитателей квартиры наезжала вся родня.
Пока готовится угощение, можно похулиганить
Иногда собиралось столько народу, что снимали дверь с петель, устраивали из неё столешницу, накрывали праздничной скатертью и заставляли закусками - всё равно дверь не закрывалась и гуляла вся квартира. В ход шло всё, даже швейная машинка накрывалась скатертью и играла роль чайного столика, заставленного сладостями. Дети чаще всего крутились около него.
Я очень любила это время. Время суеты, возни на кухне и ароматов по квартире всевозможных вкусностей. Обязательно варился холодец, резались овощи для винегрета, пеклись пироги с различной начинкой. Я любила с вареньем.
Во время приготовления и уборки взрослые просили не путаться под ногами, значит, мир принадлежал мне. Можно было спокойно залезть в мамину шкатулку, достать её губную помаду, малевать себе губы и щеки, наряжаться в её бижутерию и приспособить соседа Костика, он был младше меня, для роли пажа. Обычно, когда я "выезжала на бал", он тащил за мной шлейф из покрывала. Когда такая игра надоедала, я брала мелок и заставляла Костика учиться писать им прямо на полу в комнате, где было свободное место. Он выполнял всё мои приказы, ведь жаловаться некому - все заняты.
Но когда мама, мастерица печь пирожные безе, взбивала яичные белки с сахаром, я старалась оказаться на кухне. Тогда, по окончании процесса, облизывать венчик для взбивания доставалось мне. А ещё она делала пирожные картошка, обязательно с коньяком. Гости всегда первым делом за чаем съедали картошку.
После холодца и селедки - танцы!
Стулья собирались у всех соседей. На столе - большие миски с винегретом, на блюдах разложены тоненько порезанные колбаса разного сорта и цвета. Дымилась отварная картошка, в судках - холодец. Обязательно селёдка - залом, жирная, с толстой спинкой, - гордо лежала в селедочнице с петрушкой во рту, покрытая кольцами лука. Просто и сытно.
Дети объединялись в дружный коллектив и беспрепятственно передвигались по квартире - не до них. Если на пути стоял стол, мы ныряли под скатерть и между ног гостей, проползали к нужному месту. Со взрослыми сидеть за столом не стремились. У нас была своя компания и свои игры.
А как пели! Раскладывая песню на несколько голосов. Мой дядя Толя имел очень красивый баритон, он был запевалой. После чая столы сдвигали в сторону и начинались танцы. Я была при патефоне. Как сейчас бы сказали - диджей.
Кто-то говорил:
- Маэстро, вальс! - и я крутила ручку патефона, ставила пластинку с песнями Шульженко и осторожно опускала иглу. Во время танцев кто-нибудь из гостей подхватывал меня, сажал на плечо и кружился вместе со мной. Было высоко, жутковато и весело.
Другие воспоминания автора: