«…На могиле №1 было заложено два шурфа. Один в центре, а другой близ западного угла могилы. В центральном шурфе углубились на 0,7 м во влажную глубину, и вдруг солдат обеспокоено выскочил из-за неприятного запаха, внезапно появившегося в шурфе. Вскоре запах улетучился, и раскоп был продолжен и появился 10 сантиметровый слой золы, древесного угля, крошево обгорелых костей и кристалликов медного купороса. Глубже - пошел слой глины, толщиной около 15 сантиметров, а затем опять горелый слой аналогичный верхнему слою. Вновь кратковременный неприятный запах, вновь выпрыгивание из шурфа солдата, производящего эту работу. Так было пройдено четыре горелых слоя разделенных глиняной засыпкой. Возможно, в этой могиле подобные слои шли глубже. Место это было болотистое, и грунтовая вода залила шурф, что прекратило дальнейшее продвижение шурфа в глубину.
Второй шурф, начатый одновременно с первым, близ края могилы дал несколько другие результаты и не менее интересные. Здесь при заглублении на 0,4 метра появился хорошо сохранившийся, не обгоревший человеческий таз, а рядом с ним находиласъ грудная клетка лошади (тоже не обгоревшая) внутри которой находилось русское чугунное ядро диаметром в 151 мм. Ниже опять начались слои сожжений с присыпками их слоями глины, как и в первом шурфе. На глубине 1,6 м стояла вода.
Главное было достигнуто. Сплошного раскопа не требовалось делать, чтоб не тревожить напрасно останки погребенных здесь в 1812 году, вероятно в ноябре. Еще можно было выкопать котлован, производить в нем на дровах сожжения останков, присыпать кострище землей, вновь накладывать дрова, натаскивать на них останки погибших людей и лошадей, все это опять прожигать и повторить это в одном этом месте не менее четырех раз. Потом, при окончательном засыпании землей ямы с многократным кострищем, подтаскивали еще какие-то обнаруженные вблизи останки и их кидали в яму, засыпая только одной землей, вынутой ранее при откопке этого котлована для могилы. Трапециевидная форма могилы в плане указывала на наличие с длинной южной стороны аппарели или пандуса, т.е. наклонной плоскости позволяющей затаскивать на дно котлована и размещать сверху их останки, принесенные из ближайшего окружения могилы. Затем производилось сожжение дров с останками, сбрасывание грунта после сожжения, что могло производиться только после остывания углей. Очевидно, могила заполнялась таким способом много дней, так как процесс сожжения требовал значительное время для исполнения всего цикла работы. На каждом в отдельности горизонте сожжения при площади могилы в 170 квадратных метров и однослойной укладке останков поверх дров, при площади на одного человека около одного квадратного метра, здесь могли за один прием сжигать до 170 человек. А в четыре или более приемов останки не менее 680-700 человек или около 350 лошадей. Подхоронения уже при окончательной засыпке котлована могилы после сожжения незначительно увеличило это число.
На второй братской могиле в глубине Утицкого леса на поляне с дубом (он упал шесть лет назад) был сделан 9 июля 1966 г. всего один очень неглубокий шурф. Он дал часть русского мундира нового для 1812 года образца, бывшего в дивизии Неверовского, где пуговицы на груди пришиты не отдельно каждая нитками, а сквозь их «ушки» продевался через весь ряд борта мундира тоненький длинный ремешок, укреплявший более надежно все пуговицы сразу. Это обстоятельство ввело в заблуждение сотрудника ГБВИМЗ А.Л. Ларионова, принявшего эту цепь пуговиц с остатками зеленого сукна за конскую уздечку. В этой же могиле встречались мундирные пуговицы полков дивизии Компана. Сожжения в этой могиле не было, хоронили воинов враждующих армий вместе.
Когда мы с А.П. Ларионовым (уже без К.Н. Пчелина) собирали и обсуждали находки в шурфах для передачи их на хранение в Бородинский музей, произошло для нас обоих следующее незабываемое событие. Мы услышали благозвучную музыку, раздававшуюся из гущи леса. Кто-то, невидимый нам, но близко от нас, играл на баяне какую-то никогда не слышанную нами мелодию и играл профессионально. Мы вскоре увидели человека, сидевшего на пеньке с баяном на коленях, в окружении нескольких коз. Он первый обратился к нам, сразу поняв, что мы делали здесь в лесу и для чего. Этот человек сказал нам, что знает еще одну братскую могилу 1812 года, и повел нас туда через лесной бурелом, прекрасно ориентируясь среди деревьев и довольно далеко в сторону запада, за старую дорогу Семеновская — Утица, в места южнее памятника полкам генерала Дорохова. На месте, куда он нас привел, был ясно виден небольшой холм. Но эта могила, условно называемая нами №3, не была отмечена на карте Кожевникова и Гришкевича и тоже нуждалась в проверке методами археологии».
Продолжение следует
Продолжение следует.