Утром Дмитрий еле открыл глаза. Он задремал лишь на рассвете и проспал не более двух часов, так что глаза слипались сами собой, но ехать в суд было необходимо.
Это двадцатая глава ретро-детектива "Одна жизнь на двоих". Загадочные преступления, семейные тайны и красивая история любви на фоне патриархальной Москвы конца XIX века.
Роман публикуется по главам, но уже написан полностью, так что можно читать не опасаясь, что финал истории так и не будет написан)
Все главы можно увидеть в подборке.
В здании суда его мучения продолжились. Едва Елисеев успел войти, сразу увидел женщину, в которой узнал жену. В ужасе он отвернулся, но не вытерпел, взглянул вновь. На сей раз, он увидел совершенно другое лицо, хотя одета женщина была точно так же. Показалось… но это было только начало. Она являлась ему несколько раз и быстро исчезала в толпе. Наконец, он занял своё место в зале суда, прямо за трибуной, рядом с Морсовым и Измайловым. Тут же на свободное место рядом с ним уселась Ольга Можжевелова.
Конвойные ввели Михаила и, указав подсудимому на специально отведённое место за низким резным заборчиком, встали за его спиной. Вошел судья. Все поднялись со своих мест. Процесс начался.
Вдруг Дмитрий перевёл взгляд с выступавшего какого-то незначительного свидетеля на свои колени и не поверил своим глазам. У него на коленях лежал шарф жены, весь забрызганный кровью. Дрожащим голосом он обратился к Ольге:
— Сударыня, вы это тоже видите?
— Что, простите?
— Вы тоже видите у меня в руках шарф?
— Я не понимаю, о чём вы говорите. У вас нет ничего в руках.
Судья постучал молотком, призывая к тишине. Но проклятый шарф так и был перед глазами Дмитрия! Чтобы отделаться от страшного видения, он закрыл лицо руками. Когда он вновь открыл глаза, то чуть не подпрыгнул от ужаса. На коленях лежал пистолет. Не отдавая себе отчёта в этом, начал бессвязно бормотать: "Нет! Нет, это всего лишь воображение".
— Сударь, что с вами? Вам не хорошо? – обратился к нему Измайлов.
— Скажите, пожалуйста, скажите, что вы тоже это видите! – голос Дмитрия умоляюще дрожал.
— Где? Что я должен увидеть?
— Я с ума схожу, – со злостью прошептал Дмитрий и крепко зажмурил глаза. А в следующую секунду он уже не смог сдержаться, вскочил и закричал на весь зал безумным голосом.
— Я не виноват!
На пол упала свадебная фотография, испачканная кровью. Все взоры устремились на него. Уличив минуту, Ольга подцепила карточку носком туфли и незаметно задвинула её под свой стул. Свидетель замолчал и с растерянным лицом стоял на трибуне. Тишина. В воздухе сквозило ожидание.
— Господин Елисеев, вы желаете что-то сообщить суду? - строго спросил судья.
Дмитрий бешеным взглядом обвёл зал, и у самой двери взор его снова нашёл лицо и фигуру мёртвой жены, и сейчас на её груди, затянутой белоснежным гипюром, отчётливо выделялось кроваво-красное пятно. Более вынести он не мог. Голос его раздался на весь зал, был сдавленным, но громким:
— Это я. Я убил её!
Десятки изумлённых глаз устремились на него, и в этот момент он почувствовал какую-то сумасшедшую радость оттого, что он снял с себя часть груза этого преступления.
— Господин Елисеев, вы осознаете последствия своего заявления?! – спросил судья.
Дмитрий вышел на середину зала и заговорил быстро и громко, так что слышали даже самые дальние ряды.
— Да, конечно. Господи, как хорошо-то! Как бы я ни хотел его посадить, ничего не выходит! Нина даже мёртвая его защищает! Где-то за дня три до случившегося я нашёл у жены письмо. Она попросила меня что-то принести, я начал искать эту вещь, и в ящике бюро я наткнулся на письмо. Оно было без конверта, меня подвело любопытство. Я никогда не контролировал её переписки, да, я всегда ревновал, но не меньше я её уважал. Она была совершенно свободна в своей корреспонденции и в знакомствах. Но тут не удержался. Прочёл. Я узнал, что Асенька – не моя дочь. Я не мог поверить, что Нина меня обманывала, сначала я решил тут же её обвинить и добиться, чтобы она сказала правду. Я скомкал письмо, хотел порвать. Потом подумал, что лучше сначала во всём убедиться, решил, что она может хватиться письма, и положил назад. На званом обеде она больше всех говорила с князем Боровицким. Я всё понял. В то утро я увидел из окна, как он входил в дом. Что случилось дальше, вы знаете.
— Зато вы ничего не знаете! – эту фразу произнесла женщина, до сих пор стоявшая у дверей. Лицо Дмитрия мгновенно посерело.
— Нина? – испуганно спросил он.
— Это Наталья Леонидовна Ершинцева, сестра-близнец Нины Леонидовны, – вмешалась Ольга.
Зал удивлённо загудел.
— К порядку, к порядку! - застучал молотком судья, который уже понял, что этот процесс контролировать не получается, — Сударыня, назовите свое имя!
— Да. Это так. Мы очень похожи. Только Наташа может многого не знать, из того, что известно Нине. Например, что все окна и двери вашего, Дмитрий Петрович, дома на ночь крепко запираются, зато в крыше есть люк, в котором вообще замка нет. Помните ли вы, для чего был сделан этот люк?
Ответа не последовало.
— Сударыня, я повторяю, представьтесь! - снова возмутился судья.
— Одну минуту, господин судья! Господин Елисеев, единственный ваш страх – это потерять своё имущество. Вы до смерти боялись воров, и потому все окна и двери в доме накрепко запирались. Но ещё больше вы боялись пожаров. Боялись оказаться наедине с пожаром в запертом доме. А потому в крыше был сделан люк. И люк этот никогда не запирался. Знали об этом только вы и ваша жена. Даже слуги о нём не знали. Так или есть неточности? И ещё Наташа никогда не была замужем, – она достала обручальное кольцо.
— Вам, Дмитрий Петрович, должно быть любопытно: сделались вы вдовцом или нет. Вынуждена вас огорчить. Я жива. Я и есть Нина Леонидовна Елисеева.
Михаил ошарашенно привстал и тут же сел обратно. Ольга торжествует пихнула Измайлова в бок и шепнула:
— Я же говорила, что с кольцом не сходится!
— Нина? Как это возможно? - прошептал Елисеев.
— Как? Ты же слышал, Наташа мне не просто сестра, мы близнецы. Помнишь, мы ждали её приезда? Она действительно приехала, только ты не знал. Это она читала в гостиной. Ты ошибся. Я случайно тоже оказалась там. Я искала её и шла по другому коридору, и уже приоткрыла дверь, когда заметила тебя. Ты с ней не был знаком, я сразу поняла, что пуля предназначалась мне. Я была в ужасе и убежала. Первой мыслью было исчезнуть из нашего дома.
— Разве ты этого не заслужила? Ты меня обманывала.
— Да. Я тебя обманула. Только не так, как ты думаешь. Да, Ася не твоя дочь, но и не моя. Её мать – Наташа, отец – князь Боровицкий. У них уже был один сын, Владимир. Он живёт с няней в Липецке. Он знает, кто его родители, но никогда не сможет сказать о них вслух. Наташа считала, что такая же участь для девочки будет намного тяжелее. Она почему-то решила, что родиться у неё именно девочка. Тогда, шесть лет назад, она попросила меня помочь. Мы перебрали разные варианты. Воспитанница, бедная родственница, подкидыш, но я знала, что в таком случае ты её любить не будешь. Я же знаю, ты ненавидишь благотворительность. Ты бы считал её нахлебницей. Я понимаю, тот обман, на который мы пошли – это гнусно, ужасно. Я заставила тебя полюбить и воспитывать чужого ребёнка. Но я сомневалась, что смогу иметь детей, а тебе нужен наследник.
— Кто ещё знал?
— Никто. Даже мой врач. На первый приём я ездила в больницу, точнее не я, Наташа. А потом ты примерно на неделю уехал. Она приехала, будто гостить, мы обменялись платьями, и я уехала к маме, в Ершинку. Именно поэтому Наташа никогда у нас не бывала, боялась, что ты что-то заподозришь.
— Так что же делал князь Боровицкий в нашем доме?
— Наташа просила просто вернуть письма. Он не поверил, что Ася – их дочь, Наташа хотела расстаться с ним окончательно и, чтобы ещё раз не встречаться, попросила меня передать письма. Ты всё сам себе придумал.
— И видения я тоже придумал? Или они были жалким спектаклем? – подавленным голосом спросил Дмитрий.
— Да. Это не очень гуманно, но мы ничего больше не смогли придумать.
— Ты вообще меня не очень жалела. Так как это удалось?
— Я расскажу. Я уже упомянула о люке в крыше. Конечно же, не зря. Ночью господин Измайлов проник через этот люк в дом и открыл заднюю дверь, через которую вошли мы с Ольгой Алексеевной. Мы изображали одно приведение, я лицом, а она силуэтом, а господин Измайлов кидал фонарём тени в нужном направлении. Эффект усилился погодой и твоим собственным воображением. Твой страх сделал больше, чем все наши приготовления.
Дмитрий медленными, неверными шагами подошёл к Можжевелову и заговорил, обращаясь только к нему, но в то же время громко, чтобы было слышно всем:
— Ты знаешь, я тебя ненавидел чуть ли не с первой секунды нашего знакомства, и думаю, это чувство было взаимным. Надо было быть круглым идиотом, чтобы не заметить ваших чувств друг к другу. Я считал себя обманутым, оскорбленным, но не решался выразить это открыто. Я воспользовался твоим отсутствием и попросил руки Нины. Свадьба состоялась. Но кто бы знал, как я ревновал все эти годы! Я прекрасно сознавал, что вы не виделись восемь лет, но всегда оставалась крупица сомнения. Но как эта крупица разрослась, когда я прочёл то письмо! Я думал, в нём говориться о тебе. Правда, меня смутили признания в любви Натальи, но она могла говорить о другом человеке. Наверное, тогда во мне было больше рассудка потому, что я смог скрыть свои чувства. Я посчитал, что измена если и была, то давно, и сейчас между вами никакого общения нет. Потом я заметил её поведение с князем Боровицким на обеде и понял, что опасность кроется не только с твоей стороны. Свою ревность я попытался скрыть снова, но когда на следующее утро я увидел в окно, как в дом вошёл Боровицкий, я… нет, я не могу объяснить словами эти чувства! Тайное свидание у меня под носом! Это было чересчур. Я совершенно не осознавал свои действия. Первое, что попалось мне на глаза, был футляр с дуэльными пистолетами. Это прекрасное старинное оружие, я очень ими гордился и хранил на виду в стеклянном шкафу и в открытом футляре. Вы не представляете с каким упоением, с каким ощущением превосходства над их жалкими страстями я засыпал в него порох, заталкивал пулю… Я зарядил пистолет и пошёл их искать. Я хотел застрелить его, но когда в гостиной я увидел Нину, как ни в чём ни бывало читающую книгу, я потерял рассудок окончательно, я просто поднял пистолет и выстрелил. Не знаю, как решился на это. Я понимаю, мне сейчас никто не поверит, но, когда я увидел её снова, когда понял, что она мертва, моё горе было искренним. Только представьте теперь моё состояние, когда я узнал, что именно господин Можжевелов расследует моё преступление. Но мысль уничтожить этого человека пришла гораздо позже, когда я начал опасаться за себя. Письмо, показания слуг, обыск, всё это устроил я. Но я кругом ошибся, я даже убил не того человека. Я нигде не вижу правды, и дальнейшей жизни у меня нет!
Порывистым движением он вытащил револьвер, несколько человек бросились к нему, но не успели даже добежать. Кто-то что-то кричит, говорит, всхлипывает, причитает… эту какофонию звуков прорезал лишь громкий крик:
— Желаю счастья!
И выстрел… на мраморный пол из-под его головы текла красно-бурая крoвь.
Продолжение:
Начало: