Не нужно было и говорить, что два следующих дня прошли для меня, как в тумане. Стоило мне только замереть на месте, или присесть, как перед глазами сразу вставала картина ТОЙ ивы, с распятым на ней молодым волхвом, и вся кожа у меня сразу покрывалась мурашками. Ощущение было таким, будто я из жаркого лета внезапно попадала в зимнюю стужу. Я старалась занять себя чем-то, чтобы постоянно двигаться, чтобы голова отключилась на настоящее. Но это было очень непросто. Вторую ночь я уже не спала. Лежала рядом с Егором, прислушиваясь к его ровному и, ставшему уже спокойным, дыханию, пялилась в потолок и вспоминала наше с ним первое знакомство. Это, конечно, отвлекло меня на некоторое время, но ненадолго. И тогда я осторожно, чтобы не потревожить спящего встала, и вышла на улицу. Постояла на крыльце несколько минут, раздумывая, чем бы себя занять. Взгляд мой упал на лошадь, мирно пасшуюся на поляне перед домом и не подозревающую о моих «коварных» планах в отношении ее. Я неторопливо оседлала Ярку, и направила ее в сторону леса, выбрав маршрут наугад. Кобыла недоумевала от такого моего ночного бдения, и выражала свое удивление, или даже, несогласие с подобным поведением, потряхиванием головой и легким фырканьем.
Перед самым рассветом, вымотанная до невозможности, я вернулась в усадьбу. Внутрь не пошла, зная, какой у дяди Славы чуткий сон. Не хотелось мне тревожить старика, да и объясняться с ним, почему меня в такое время носит по лесам, тоже не очень хотелось. Я уселась на крыльце, положив руки на колени и приготовилась встречать рассвет. Небо на востоке светлело. Легкий туман выполз из-под деревьев и закрыл невесомым полупрозрачным серым покрывалом луговину перед домом. Казалось, что Ярка, которая паслась во дворе, парит над землей. Я передернула зябко плечами, то ли от предутренней сырости, то ли от бессонной ночи. Интересно, сколько я еще так выдержу? Думаю, что недолго. Мысли от усталости путались в голове, и, незаметно для себя, склонив голову на колени, я, кажется, задремала.
Вдруг, прямо передо мной возникла фигура древнего старца. Как и когда он подошел я заметить не успела. Он просто появился на траве перед крыльцом, словно, уже давно стоял здесь, опираясь на свой посох с фигуркой филина в навершии. Его невозможно было не узнать. Все в той же белой, до пола просторной льняной рубахе, подпоясанной обычным сыромятным ремешком, на плечах овчинная душегрейка с куньей оторочкой по краю. Он остановился прямо напротив меня, и сокрушенно закачал головой. Его желтые, как у птицы, глаза смотрели на меня с печалью и каким-то недоумением. Я глядела на него, не смея отвести взгляд, и, кажется, даже не дышала. Так меня взволновало его внезапное и неожиданное появление. Хрусткий, как опавший прошлогодний лист, и такой же сухой голос, отчетливо прошелестел:
- Как же так… Великая… Али ты совсем из памяти выкинула все то, чему я тебя учил? Душу не разорвать на две половинки, оттого ты и мучаешься. Прими себя единой, целой… Прими себя такой, какая ты есть. Это твоя судьба. Ты можешь притвориться слепой и глухой, но это ничего не изменит. Ты только сделаешь свой дальнейший путь еще сложнее. А путь у тебя и без того не легок…
Мне хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться, но взгляд Старца, его голос завораживали меня. Я сидела словно примороженная к деревянной плахе крыльца, не в силах пошевелить ни ногой, ни рукой. Голос Волхва звучал в моей голове, возрождая воспоминания той, другой жизни, и не было сил ни закрыть глаза, ни заткнуть уши.
Старик тяжело вздохнул и опять покачал головой, взгляд его сделался усталым и каким-то обреченным. А я подумала, что даже и тогда, в той, далекой от настоящего времени, жизни, я никогда не задумывалась, сколько же ему лет. Он, должно быть, был стар, очень стар, и судьба у него была непростой. И, внезапно, я, почему-то, подумала про деда Ивана. Я никогда не задумывалась до этого над тем, как они похожи между собой. Нет, не внешне, внутренне. Та же стойкость и сила духа, та же ненавязчивая, сдерживаемая мудрость, таже внутренняя сила, которая чувствовалась в каждом незначительном движении, и, даже, выражение глаз, мне показалось, было похожим.
По-видимому, на моем лице что-то такое отразилось, потому что старик, сдержанно улыбнувшись, проговорил:
- Ну вот… Ты и начала соединять, что до этого тебе казалось несоединимым. И помни, твой сан «Великая» даден был тебе не зря… Прими же его сейчас, так же, как и принимала тогда, стань единой, и тогда, ты преодолеешь все, что назначено тебе судьбой. А предстоит тебе еще немало испытаний…
Он повернулся, и медленно побрел по росной траве к воротам, которые я забыла затворить. Мне хотелось спросить его, что же мне такое предстоит, и как мне это преодолеть, но голоса не было. Соскочить бы с крыльца, догнать Старца, но ноги онемели, будто приклеившись к доскам из старого дерева. А он отдалялся от меня с неимоверной скоростью, будто и не шел вовсе, а летел над туманом. И вот, когда его фигура почти совершенно растворилась в предрассветных сумерках, до меня, будто из далекого-далека, вновь донесся его голос, больше сейчас похожий на шелест ветра в кронах деревьев:
- Стань целой, Великая…
Я очнулась от тихого поскуливанья. Жучка сидела рядом со мной и пыталась лизнуть меня в щеку. Я соскочила со ступенек, заполошно оглядываясь по сторонам. Небо на востоке уже алело яркой полосой, подкрашивая весь остальной небосвод в нежно-лиловый оттенок первой распустившейся сирени. Разумеется, никого рядом не было, если не считать Ярку и Жучку.
Собачонка метнулась от меня в сторону, испуганная моими порывистыми, резкими движениями и обиженно затявкала. Что это было? Сон или явь? Кажется, я перестаю различать границу между этими мирами. Ну, если это называется «стать единой», то двери психушки вскоре гостеприимно распахнутся передо мной. При этом, я надеялась, что с Холодовым-старшим мы, все же, будем сидеть не в соседних палатах. Вот, черт!! Но я могла бы поручиться чем угодно, что Старец был реален! В моей голове все еще звучали его последние слова: «Стань целой, Великая…» Это он мне так, «Великая»? Мне?! Какая к чертям собачьим, «Великая», если я со своими снами разобраться не могу!!! Протерла лицо двумя ладонями, пытаясь сосредоточиться на действительности. А голос внутри меня уже нашептывал: «Прими все, как есть… Старец прав… Перестань делить свой мир на «тот» и «этот». Есть только один мир, твой, там, где живет твоя душа…» Я отмахнулась от своего внутреннего голоса, пробурчав сердито вслух:
- Угу… Твоих советов мне и не хватало сейчас…
И тут я, вдруг, подумала… А ведь старик прав… Ведь я же не мучаюсь воспоминаниями своего детства. Я принимаю их, как должное. А чем ТЕ воспоминания отличаются от воспоминаний о моем детстве? Сменой декораций? И только? Ведь и ТАМ я, по-прежнему, ощущала себя самой собой, а вовсе не кем-то другим! Мои мысли, чувства, все было точно такими же. Менялись только обстоятельства. Попади я сейчас, ну не знаю… на другую планету, например, ведь я же не изменюсь, моя сущность останется прежней. Могут измениться только поступки сообразно возникающей ситуации, а я сама так и останусь Полиной. Да, в конце концов, хоть горшком назовите!! Душа-то останется прежней, и все моральные принципы, с которыми я всегда жила, не изменятся. И добро не перестанет быть добром, и зло останется для меня злом. И бороться с последним я буду по мере своих сил, способностей и возможностей, как это делала всегда.
И тут я почувствовала такое облегчение от своих (своих ли?) мыслей, что даже тихонько рассмеялась. Вот, что имел в виду Старец, когда говорил, стань целой. Он именно это и имел в виду, теперь я в этом была уверена! Я вдруг почувствовала себя такой уставшей, что захотелось немедленно забраться в кровать, и уснуть. Едва переставляя ноги, я поплелась на второй этаж. Тихонько, чтобы не разбудить Егора, прокралась на цыпочках к кровати, легла с краю, свернувшись калачиком, и тут же, почти мгновенно, уснула. И мне больше не снилась ТА ива, с распятым на ней молодым Волхвом.
Пробудилась я от того, что кто-то, совсем рядом, почти над моей головой возбужденно шипел:
- Ты уверен??? Уже двенадцатый час, а она все еще спит! Что у вас тут происходит, черт возьми?! Может, она заболела? – В ответ послышалось невнятное бормотание, и опять, голос моей подруги прошипел почти в отчаянье: - Эх вы, мужики!! Только о себе и думаете!!!
Голос Егора, который опять пробовал оправдаться, звучал глухо и виновато. Я не стала ждать дальнейшего развития событий, а сладко потянулась и проворчала:
- Да что же это такое!! Никакого покоя от тебя никому нет!! Что ты на людей шипишь, словно змеюка, которой наступили на хвост? Все со мной нормально…
Валька радостно взвизгнула и кинулась меня обнимать. И тут же затараторила:
- А мы приехали, никто не встречает. Ярки на месте нет, Жучка не гавкает, соответственно, дяди Славы тоже нет. И тебя не видно. Я уже испугаться хотела…
Я, нежно приобняв подругу, с усмешкой проговорила:
- Раз хотела, надо было испугаться. Свои желания следует претворять в жизнь.
Валентина с некоторым недоумением хлопнула на меня ресницами. Кажется, до нее не дошел целиком смысл сказанного мной. Посидев несколько мгновений, замерев, будто белка в птичьей кормушке, она нерешительно спросила:
- Это ты так, типа, шутишь, да?
Я махнула рукой.
- Оставь… Лучше скажи, как вы съездили? Удалось узнать что-нибудь дельное?
Валентина сразу же изменила выражение лица с недоумевающего на таинственно-загадочное. Зачем-то, оглядевшись по сторонам, прошептала довольно громко:
- О… Еще как…! Можно сказать, Кольша действовал с риском для жизни, но добыл-таки, нужную информацию! Когда услышишь – обалдеешь. Я так лично, совсем офонарела от таких известий!! – И она, сияя взглядом, преисполненным гордостью за своего мужа, торжественно оглядела нас.
Я усмехнулась:
- Ну, для этого тебе не нужно было ездить в город, офонареть ты бы и здесь могла.
Валентина сурово сдвинула брови, и сердито проговорила:
- Это ты опять так шутишь, да? Я, между прочим, могла бы…
Я ее прервала:
- Знаю, что могла бы, но лучше не стоит. Пойдемте быстрее вниз, мне не терпится услышать все новости, так сказать, из первых уст, то бишь, от самого героя-Кольши. – И потянула подругу к двери.