За Новой Голландией городской пейзаж определяют Адмиралтейские верфи и корпуса кондитерской фабрики.
Пакгаузы, брандмауэры, красный кирпич, портальные краны, суровые доходные дома. Это совсем неплохой пейзаж, просто такой – своеобразный.
Бываю я там редко, но однажды случайный ветер занес меня на Матисов остров, а оттуда – на улицу Писарева. Стоял февраль. Утренний час пик миновал, разгорался день, ледяной и ясный – такие выпадают, когда при сильной влажности ударит мороз. Заиндевелые деревья искрили под неярким зимним солнцем. А в конце пустынной и тихой улицы поднималась из белых деревьев белая башня.
Это была полноценная сказочная башня – вокруг таких пасутся рогатые лошади, а на лестницах теряют хрустальную обувь. Зимний мираж стоял над промышленной улочкой и по законам жизни непременно должен был растаять с минуты на минуту. Но он держался в морозном воздухе. Зато времени подойти и посмотреть у меня тогда не было.
Я вернулась туда в конце мая. Зимний мираж никуда не делся, разве что трансформировался в весенний. Сказочная башенка стояла в Алексеевском саду, где цвели каштаны. В гранитной чаше весело плясала струя фонтана. На скамейках сидела разношерстная публика. Кто-то возился с фотоаппаратурой, прилаживая зонты и свет – башня оказалась популярным местом у фотографов. Кто расположился с книгой, кто – с таксой, кто – с напитками. Но в целом все вели себя чинно. А в саду несло двумя прекрасными ветрами – одним, прохладным и корабельным, с Невы, другим, теплым и конфетным – с кондитерской фабрики.
Башенка присматривала за садом. Её остроконечная графитовая крыша с узорчатым шпилем терялась в зелени старых деревьев. Тогда я уже знала, что это – башня дворца одного из великих князей, где сейчас Дворец музыки. Афиши приглашали на концерты. А иначе во дворец не попасть – или слушай фортепьяну, или иди вон. А из-за ворот дворец попробуй ещё разгляди...
– Мороженое из сирени! – послышался надтреснутый голос.
Строки из Северянина прозвучали неожиданно, но вполне к месту.
Поодаль сидел перед мороженицей гражданин, рядом тарахтел электрогенератор. Я хотела спросить, нет ли ананасов в шампанском, но гражданин держался с большим достоинством, исключавшим всякие шутки. Он продавал необычный и редкостный товар, к которому относится можно было только почтительно и никак иначе.
– А откуда такое? – поинтересовалась я, разглядывая содержимое ледяного сундука.
– Местное, – ответил мороженщик. – Такое только здесь бывает.
Ради интереса я взяла шарик в вафельном рожке. Странное дело – рыхлый лиловый шарик в вкраплениями мелких цветков почти не имел вкуса, но от горьковато-свежего запаха настоящей сирени закружилась голова. Была весна в лучшей поре, пели соловьи, ночи становились всё светлее, но сам шарик такого мороженого почему-то оказался маленьким, очень маленьким, и просто стремительно таял, оставляя легкий привкус сиреневого цветка.
В начале июня кусты вокруг башни покрылись белыми цветами, а в жестяном сундуке мороженщика было одно-единственное мороженое – из жасмина. Похожее на зеленый жасминовый чай.
Два следующих месяца мне было совершенно не до Новой Голландии, Матисова острова и дворцовой башенки. Но все знакомые, кто собирался в те края, получали от меня наказ отыскать мороженщика и посмотреть, чем он торгует. Коллеги шастали по закоулкам Адмиралтейского района и сообщали, что тут имеются только сетевые магазинчики с нормальным человеческим мороженым. Разве только один приятель сказал, что видел в «каком-то сквере» кого-то похожего, продающего кислое темное мороженое. Я тогда долго раздумывала, что бы это могло быть, а потом случайно заметила куст черноплодной рябины, увешанный темными гроздьями.
Ну да, ей как раз время. А ведь такие кусты росли в моем детском саду. Мы собирали ягоды в огромные кастрюли, таскали в столовую, где из них варили компот, и потом показывали друг другу синие языки. Да, было когда-то... Принцип мороженого становился более-менее понятен.
В сентябре я выгадала вечер, добралась до Алексеевского сада и уже издали услышала знакомый голос:
– Каштановое мороженое! Каштановое!
Поди ж ты... Созреть-то они созрели – вон шипастые яблоки свисают – но в наших краях каштаны не сильно съедобные. Да хоть и съедобные – все равно на любителя. Мне они напоминают горох, который в супе не доварили и зачем-то подсластили. Хотя как-то раз в Венгрии... Ладно, всё равно приехала, надо пробовать.
Я взяла шарик цвета темной карамели и ковырнула палочкой... Ну надо же. На вкус та самая штуковина в вазочке, в каком-то кафе на туристической улице то ли на Балатоне, то ли под Будапештом. Жаркое лето тогда выдалось, под сорок градусов, воду на улицах раздавали. А ещё были купальни, Долина дев в Эгере, белые громады Рыбацкого бастиона над Дунаем и чудесная освежающая прохлада садов на горе Геллерта, куда мы еле добрались. И было это в мой самый первый отпуск на самые первые заработанные деньги...
А потом я навестила башенку ближе к ноябрю. Был прохладный ветреный день, и думалось, что еду зря, какое мороженое в такую погоду. Ну хоть посмотрю на башню, и то ладно.
В Алексеевском саду тарахтел знакомый генератор. Дедок сидел на своем месте, читая спортивную газету, разве что уже не выкрикивал – видимо, боялся застудить горло.
Мороженое походило на сорбет: бело-прозрачное, совершенно замёрзшее, с колкими ледяными крупинками. Сладковатое, и послевкусие от него оставалось... хвойное. Как от варенья из молодых шишек – пробовала я когда-то это забавное варево. Такое чувство, что грызёшь елку. А хвойный запах сразу напоминает Новый год.
И тут я поняла, что за мороженое продавали сегодня. Это был вкус первого снега.