Фенимор

Дворов и задворок в Питере не счесть, и про каждый есть что рассказать. Сегодня про один и расскажу. Стоял погожий денёк, какие в начале сентября выпадают часто. Солнце лениво катилось к западу над изломами крыш. Я прогуливалась по Итальянской улице, а передо мной шёл кот. По закону жанра кот должен быть рокового черного цвета, но нет – он был обычный серый, в полоску. Шёл прямо посреди тротуара, неторопливо и спокойно, с осознанием себя полноправным членом уличного движения. Раз только он посторонился, пропуская электросамокат, и неодобрительно посмотрел ему вслед...

Вот уже второй час ехали мы со станции, а вокруг простирались всё те же унылые торфяные болота, кое-где торчали хижины и непонятные гранитные утёсы. Заунывно звучал где-то колокол да квакали лягушки. – Сопьёмся мы тут, Ватсон, – сказал сэр Генри, – как пить дать, сопьёмся. Дядюшка точно написал в завещании, что наследство я получу, только если поселюсь в этих краях? – Точнее некуда, сэр Генри. Бросите Баскервиль-холл и денежки – тю-тю. Достанутся здешним поселянам. – Скверно. Ох, как скверно, Ватсон...

Дом этот прилично смотрится этажа со второго. На первом просто бардак какой-то – разномастные вывески, разнобой в витринах. Апраксин переулок весь такой, дизайн-код искать бесполезно. Но зато этажа со второго дом аккуратно и строго вытягивается вверх. Изящная часовая башенка сверкает глазурью на солнце и напоминает о старых временах, когда часы были не у каждого и узнать точное время было той ещё задачей... Это довольно известный дом. Он очень хорош, хотя из-за своего местоположения плохо виден, и оценить его красоту и масштаб непросто...

Стилистический эксперимент. Как бы выглядела сказка о репке в исполнении разных писателей. Например, Эрнест Хэмингуэй, "Старик и репа". Старик ковырялся на своём огороде. За весь сезон у него ничего толком не выросло, только мелкий картофель да несколько морковин. День за днем не приносил урожая, старик возвращался ни с чем, и его лопаты были похожи на орудия наголову разбитого полка. Старик был худ и измождён. В его руки, заскорузлые, морщинистые, в узлах жил, навсегда въелась земля, та земля, что когда-то так щедро кормила его и о которой он привык думать как о женщине...

Я люблю дома. Красивые и старые – с историей – люблю чуть больше. У каждого свой характер и даже что-то вроде своего призвания, помимо общепринятого – быть людским обиталищем. Трудно сказать, от чего это зависит – то ли от личности владельца, то ли от архитектора, то ли от людей, которые долгое время в нём жили. Возможно, всё гораздо проще и дело только в личных ощущениях, а они у каждого свои. Вот это, например, дом-интеллигент на Каменностровском проспекте. Одет в элегантно-серое, что почти всегда – по погоде: Это филолог или историк, несомненно видавший лучшие времена...

На площади Александра Невского я бываю редко, особых дел у меня там нет. А в тот понедельник я подалась в те края готовить очередной пешеходный квест для друзей. Надо было обойти окрестные улицы на предмет интересных рож на фасадах, башен, флюгеров и лепнины, и вообще всего, что можно искать и разглядывать. В одном из окон первого этажа я наткнулась на вальяжного рыжего кота, который спокойно обозревал улицу из-за чисто вымытых стёкол. Кот оглядел меня жёлто-зелёными глазами и показал взглядом на вывеску заведения...

В один из будней поехали мы с Фенимором голову смотреть. В этот парк все за этим и ездят. Сергиевка – место хоть и красивое, но больше там делать особенно нечего. В скромный дворец не пускают, чайный домик разрушен, капелла в руинах. Разве что мосты-плотины интересные, но это на любителя. Доехать можно до станции "Университетская", а там прямо от железнодорожной платформы дорога, прямая, как стрела, ведёт в лес. Это и есть парк Сергиевка. Если упрощённо, то это имение одной из дочерей Николая I и её супруга...

После ватрушки с морошкой двинулись дальше по улице Восстания. Я её давно люблю. Правда, ходить там лучше по утрам, когда город собран и деловит – как сейчас, например. Кто-то бежит на работу, кто-то спешит на учёбу, кто – открывает свои заведения, вымытые и прибранные. А мы сидим в кофейне и смотрим в высокие окна. Выходной посреди недели – штука всё-таки стоящая. Мне нравятся дома этой улицы, с их сатирами, грифонами, флюгерами и львами. Я люблю всякие зазывательные фишки баров, магазинов и салонов красоты – вроде смешных вывесок, причудливых пепельниц и букетов на входе...

Погожим осенним днём шли мы из Ботанического сада. То ли там цвел какой-то исполинский мега-кактус, то ли мы наведались туда, чтобы побродить по тропикам в преддверии скорых холодов – они уже таились в переулках и проходных дворах. Возвращаясь из пальмовых зарослей, мы нарезали круги в лабиринтах Петроградской стороны. Фенимор рассуждал, что Каменноостровский проспект, в частности, будет немного интереснее Обуховской обороны, хотя и там есть несомненные плюсы – одна "Апостольская гавань" чего стоит...

Свинцово-серая заря занималась над Лондоном. Мы сидели в гостиной нашего дома на Бейкер-стрит и завтракали. Я чистил пятое варёное яйцо, а Холмс доедал тарелку овсянки, которую запивал шерри. За завтраком мы обсуждали некоторые любопытные исследования Холмса относительно особенностей глаз преступников. Сами глаза лежали тут же рядом, на блюде. – Осмелюсь заметить, Холмс, что вы слишком много пьете с утра, – сказал я, глядя на стремительно пустеющий графин. – Видите ли, Ватсон, я должен привести мысли в порядок...

Когда-то, давным-давно, мы с Фенимором квартировали на Лиговском проспекте. С тех пор я считаю, что это очень интересные места. Своеобразные, но интересные. Амбивалентные, я бы сказала. С одной стороны – простые небогатые доходные дома, явно не для фрейлин двора и каких-нибудь гофмейстеров, промышленные постройки, скучные фасады, и тут же по соседству с ними – то какая-нибудь обсерватория, то конь из стены торчит, то какой-нибудь сложносочиненный дом, то нарядный особняк, похожий на пряничный домик...

Летними днями, а особенно летними вечерами шестая и седьмая линии Васильевского острова напоминают курортный променад. Фонтаны сеют водяную пыль, лиственницы кидаются мелкими шишками, ветер треплет цветные навесы над верандами, отовсюду несет выпечкой и ресторанной снедью. Воробьи снуют от одного заведения к другому, и добывать хлеб самим давно считают ниже своего воробьиного достоинства. Голуби никуда не снуют, им приносят и так. Вдалеке угадывается Нева, оттуда веет морской прохладой и духом дальних странствий...