14-го декабря 1918 года, когда Киев захватывают войска Петлюры, главный герой романа «Белая гвардия» Булгакова, врач Алексей Васильевич Турбин, будучи раненым, убегает от разъярённых гайдамаков по Владимирской улице из магазина мадам Анжу. Преследователь был уже «шагах в пятнадцати и торопливо взбрасывал винтовку», но тут неожиданно на помощь раненому приходит незнакомка - Юлия Александровна Рейс, которая прячет Алексея у себя в доме и тем самым спасает ему жизнь.
Он «увидал ее в самый момент чуда, в черной мшистой стене, ограждавшей наглухо смежный узор деревьев в саду». Как в мелодраме, «простирая руки, сияя огромнейшими от ужаса глазами», женщина прокричала:
- Офицер! Сюда! Сюда...
- Почему вы решили, что я офицер? Почему кричали мне - «офицер»? – спрашивает её впоследствии Турбин, который был одет в серую солдатскую шинель.
Она блеснула глазами.
- Я думаю, решишь, если у вас кокарда на папахе. Зачем так бравировать?
- Кокарда? Ах, боже... это я... я... - Ему вспомнился звоночек... зеркало в пыли... - Всё снял... а кокарду-то забыл!...
В магазинчике мадам Анжу Турбин встретился с полковником Малышевым, который был одет в студенческую шинель. Усов на полковнике не было.
- Повоевали и будет! – иронически спокойно заявил он и пояснил, что «Петлюра в городе. На Печерске, если не на Крещатике уже. Город взят».
Малышев пожал руку ошеломленному Турбину, круто повернулся и убежал в темное ущелье за перегородкой. Тому ничего не оставалось делать, как последовать примеру своего командира.
Ещё раньше, харизматичный и картавый полковник Феликс Най-Турс подал юнкерам, готовящимся вступить в бой на улицах города, весьма необычную команду:
— Юнкегга! Слушай мою команду: сгывай погоны, кокагды, подсумки, бгосай огужие! По Фонагному пегеулку сквозными двогами на Газ’езжую, на Подол! На Подол!!. Гвите документы по дороге, пгячьтесь, гассыпьтесь, всех по догоге гоните с собой—о-ой!
Для нас важно, что в обоих случаях вышеуказанные герои занимаются крайне неблаговидными для офицеров поступками – ликвидацией знаков различия, дабы сохранить себе жизнь.
Мало того - чем напряжённее и драматичнее развивается ситуация, тем быстрее срываются с плеч погоны! Время не терпит!
Герой ещё одного знакового произведения «Хождения по мукам» А. Н. Толстого, потомственный дворянин Вадим Петрович Рощин, уезжая из Екатеринослава, также не брезгует подобной операцией:
«… И уже в пути снял офицерские погоны, кокарду, спорол с левого рукава нашивки и выбросил в окошко, - вместе с этим мусором полетело все, что до ночи в «Би-Ба-Бо» казалось ему необходимым для самоуважения…».
Недалеко от Гуляй-Поля его настигли «двое военных в черкесках и заломленных бараньих шапках», один из которых стал пристально его расспрашивать:
– Ты что за человек? Откуда?
– Что я за человек? – Рощин отвернулся от крепкого запаха лука и сивухи. – Я свободный человек. Еду из Екатеринослава.
– Из Екатеринослава? – угрожающе спросил всадник. – А для чего здесь?
– А для того я здесь, что ищу жену.
– Жену ищешь? А почему погоны спорол?
Дрожа от бешенства, Рощин ответил сколько мог спокойно:
– Захотел спороть погоны и спорол, тебя не спросил.
Вот так – «захотел и спорол»!
Литературные герои, выбирая между какой-то мифической «офицерской честью» и жизнью, безусловно, отдают предпочтение последней. Даже на страницах книг геройствовали не все, да и не перед кем.
Толстой очень хорошо подметил значимость всяких военных атрибутов в сложное время – «мусор», когда-то достойный самоуважения.
Все эти игрушки, которые в мирное время имеют какой-то смысл, в тяжкий момент выбора для некоторых перестают играть вообще какую-то роль.
Простому солдату с «чистыми погонами» что было бояться? Ему ничего не будет. Он – часть стада, которое просто погнали на убой. Об этом очень хорошо сказал Есенин в поэме «Анна Снегина» -
Война «до конца», «до победы»,
И ту же сермяжную рать
Прохвосты и дармоеды
Сгоняли на фронт умирать.
«Сермяжная рать»… Приказали – пошли!
А вот с господами офицерами и рангом повыше дела обстояли не так просто, именно поэтому обладатели погон так старались избавиться от них при первом же удобном случае.
Господа офицера своими мундирами, чинами и наградами бравировали, использовали, выражаясь современным казённым языком, «своё служебное положение». Всё было на показ!
Игры в военную атрибутику в человеческом обществе начались с давних времён. Надо было как-то выделить, кто главнее. В Средние века у рыцарей были доспехи с красивыми перьями и рыцарей стремились взять в плен ради выкупа. Простодюдин на войне не мог рассчитывать на то, что ему сохранят жизнь – такие были никому не интересны.
Функцию знаков различия погоны в России стали выполнять лишь в начале XIX века (до этого несли лишь утилитарную – удерживали на плечах амуницию), но тут же приобрели огромную популярность у разного рода щёголей высшего света.
Погоны и эполеты считались символами офицерской чести, а их отсутствие (в частности, лишение) приравнивалось к бесчестью.
Часто погоны срывались перед строем, порой при этом отрывалась и часть рукава мундира. Цель такого резкого публичного жеста заключалась не только в том, чтобы наказать офицера. Это было символическим «раздеванием», «разоблачением» виновного в должностном проступке.
Так, во время Первой мировой войны 14-го августа 1914 года командир 1-го армейского корпуса 2-й армии Самсонова генерал от инфантерии Леонид Артамонов лично доложил генералу Самсонову по телефону, что его корпус «стоит, как скала» и что командующий армией «может на него вполне полагаться», а сам через 10 минут отдал приказ об отходе всего корпуса, не сообщив ничего об этом генералу Самсонову. 18-го число он был отстранён от отстранён от должности за крайне неудачное руководство войсками в Восточной Пруссии. Поговаривали, что разъярённый Верховный Главнокомандующий Великий Князь Николай Николаевич лично сорвал с Артамонова погоны.
Этот ритуальный жест активно практиковался во время расправ над офицерством в период смуты 1917 года. Погоны воспринимались революционными массами как видимый признак приверженности «отжившему» строю.
Но все эти игрушки (равно, как и титулы) играли свою роль только в определённой системе координат. Как только народное терпение иссякало, вес побрякушек становился слишком тяжёл и тащил их обладателей на самое дно.
Однако не только страх смерти заставлял избавляться от погон, но и желание угодить новой власти. Многие офицеры и генералы, перешедшие на сторону победившего пролетариата, сами с готовностью отказывались от всех пережитков прошлого, в т.ч. и некогда обожаемых знаков различия.
Приспосабливались то есть.
Так, на мирных переговорах с Германией в Брест-Литовске в качестве руководителя военной комиссии советской делегации принимал участие генерал-майор Александр Александрович Самойло (1869 – 1963), в годы Первой мировой войны - помощник генерал-квартирмейстера штаба армий Западного фронта.
Следуя распоряжению советского правительства об отмене знаков отличия, перед аудиенцией с командующим немецким Западным фронтом принцем Леопольдом Баварским в его резиденции в Скоках Самойло спорол с мундира генеральские погоны и лампасы, а также снял все ордена.
Во время Второй мировой войны некоторые обладатели высоких званий в сложные моменты также старались особо «не светиться», а наоборот, прикидываться «серыми мышками», дабы никто ничего и не заметил.
Игрушки игрушками, а своя шкура всё-таки дороже стоит!
Так, Маршал Советского Союза Г. И. Кулик, отправленный в июне 1941 года в штаб Западного фронта руководить действиями 3-й и 10-й армий, оказался в окружении и едва не попал в плен, будучи вынужденным выбираться из немецкого тыла в крестьянской одежде.
Вот что об этом докладывал начальник 3-го отдела 10-й армии полковой комиссар Лось:
«… Непонятно поведение Зам. Наркома Обороны маршала Кулика. Он приказал всем снять знаки различия, выбросить документы, затем переодеться в крестьянскую одежду, и сам переоделся в крестьянскую одежду. Сам он никаких документов с собой не имел, не знаю, взял ли он их с собой из Москвы. Предлагал бросить оружие, а мне лично ордена и документы, однако кроме его адъютанта, майора по званию, фамилию забыл, никто документов и оружия не бросил. Мотивировал он это тем, что, если попадёмся к противнику, он примет нас за крестьян и отпустит.
Перед самым переходом фронта т. Кулик ехал на крестьянской подводе по той самой дороге, по которой двигались немецкие танки, <...> и только счастливая случайность спасла нас от встречи с немцами. Маршал т. Кулик говорил, что хорошо умеет плавать, однако переплывать реку не стал, а ждал, пока сколотят плот…».
В данном случае обладатель высшего воинского звания (Маршал Советского Союза!) подал своим подчинённым прекрасный пример для подражания!
Этот случай сильно разозлил товарища Сталина и карьера незадачливого полководца пошла «под гору».
В данном случае Кулику удалось спасти свою жизнь, а вот многим соотечественникам повезло меньше. Большое количество генералов РККА в первые месяцы войны попали в плен, и некоторые из них стали коллаборационистами (причём по собственной инициативе).
Вот что двигает людьми в критических ситуациях – побыстрее освободиться от «пережитков прошлого», не гордость, а страх двигает поступками!
Собственно, времена меняются, а люди нет!
Как-то мне на глаза попались воспоминания военного журналиста Виктора Баранца, который в 1991 года был референтом начальника Главного политического управления Советской армии и Военно-морского флота (Главпура).
В интервью газете «Завтра» товарищ полковник рассказывал, как он избавлялся от компромата в дни августовского путча, боясь мести рассерженных сограждан:
«… И мой поход в референты закончился тем, что я ночью, как белогвардейский офицер во времена Октябрьской революции, срывал табличку со своей двери, ожидая прихода «большевичков». В те дни Главпур объявили осиным гнездом коммунистического режима и до нас дошли слухи о скором аресте. Ночью я стоял в 50-метровой очереди к «моргу» (так мы называли дымящую печь, в которой сжигали документы) со своим пудом писем…»
Все носители больших чинов или званий, увешанные с ног до головы наградами, полученными от прежней власти, в определённый момент времени понимают, что игры закончились.
Finita la commedia!
Как говорил герой гайдаевской комедии «Бриллиантовая рука»: «Пора рвать когти».
Вопрос о том, что для человека дороже «честь» или «жизнь» во всех вышеприведённых случаях решается в пользу последней.