"Горькая ягода" 3
В тёте Наташе вообще удивительным образом сочетались домовитость и безалаберность. Но больше всего Ира страдала от того шума, который неизбежно сопровождал каждое её появление в их квартире. Говорить она не могла - только кричать. Готовка любых блюд, если уж Наталья снисходила до этого дела, неизбежно сопровождалась грохотом посуды, а уж сколько очисток, ошмётков, крошек и несъедобных остатков потом громоздилось на всех горизонтальных поверхностях кухни – так это просто уму непостижимо.
Она категорически ненавидела уборку, так что приводить место обитания и деятельности после Наташки в божеский вид приходилось Ирине.
Какой-то другой жизни Ира не знала. Думала, что так, или с небольшими вариациями в поведении, живёт большинство. Разве что или пьют меньше, или вообще не пьют, но тогда есть другие, невообразимые ею сложности. Мало ли какие? Бьют, например. Весь мир поэтому Ирине представлялся опасными для жизни джунглями, в которых всегда нужно быть начеку, а если от кого-то она видела участие и сочувствие, то усматривала в этом неизбежный подвох. Разве только её учительница, Ксения Петровна, никогда не относилась к ней пренебрежительно. Ира остро жалела, что не она её мама – раз уж мама Настя покинула её два года назад.
На летних каникулах после третьего класса Ирине несказанно повезло: суровая тётка Антонина, приёмщица из пункта стеклотары, взяла её к себе помощницей. Правда, случилось это только после того, что она дважды почти полностью забраковала целых две партии собранных Ириной бутылок.
– Ты что тащишь сюда? Не отмытые толком, со сколами. Что ленивая такая, дома воды нет что ли? Ершик для очистки купить нельзя, мыла кусок? Иди отсюда, замарашка.
После второй такой отповеди Ира без сил села на пол и расплакалась. И Антонина смягчилась.
– Чего ревёшь, непутёвая?
– Тётя Тоня, если я дома буду мыть, папка увидит и заставит потом деньги ему отдать, а он их пропьёт.
– Ишь… - хмыкнула приёмщица. – А самой-то деньги на что?
– На тетрадки. На одежду и обувь…
– Не на конфеты, стало быть, или там мороженое?
– Нет. Мороженое я никогда не ела.
Она не расслышала, что там энергично и невнятно стала бормотать тётка Антонина. Даже попятилась к выходу. Но та вдруг откинула доску прилавка на петлях и сделал приглашающий жест: «Заходь». В глубинах своей лавки, за стеллажами, она показала Ире раковину, губки, ёршик, какое-то жидкое средство для мойки, и сказала
– На вот, перемой всё, что с собой затащила. И вон те два ящика. Тогда приму.
Ира радостно принялась за работу. О! Сегодня она будет с выручкой. И даже не подозревала, что с этого момента у неё появилась первая в её жизни оплачиваемая работа. К концу дня у неё было столько, сколько она раньше зарабатывала за неделю.
Всё это благолепие омрачилось к весне того года, когда Ира была готова закончить четвёртый класс. Потому что трезвый и злой Петька притащил в их квартиру пищащий свёрток с маленьким, со сморщенным личиком, младенцем. И огорошил Ирину тем, что теперь она этому его сыну станет нянькой.
– А может и мамкой, – зло буркнул он. – Эта шалава сбежала прямо во время выписки из роддома. Так что Костик теперь на тебе.
Господи, он ещё и Костик. Она терпеть не могла это имя, потому что так звали её главного в классе обидчика, сынка богатых родителей, директорши гастронома и какого-то начальника из троллейбусного парка. И этот мордастый Костик её буквально донимал. Не хуже родного папы. И даже заступничество Ксении Петровны помогало мало.
Но не будешь же вымещать свою неприязнь на этом Костике-два? Она вздохнула и спросила отца:
– Пелёнки где, папа?
– Ну, вон, там, чего-то в пакете…
Она развернула принесённый из прихожки битком набитый пакет и вздохнула ещё горше – в нём не было ни одной чистой пелёнки ли распашонки. Всё было в неизбежных отходах жизнедеятельности младенца. Хорошо, что есть горячая вода – квартиру маме всё же дали в своё время с удобствами.
– Пап, нужно купить мыло. Хозяйственное. Нашими порошками стирать это нельзя. У Костика от них аллергия будет.
– Ну так поди и купи, – огрызнулся отец.
– Тогда помой Костика. Только тёплой водой. И переодень, – спокойно возразила дочь.
– Как помой и переодень? Ты чо, малявка? Совсем озверела?
– Ну тогда иди за мылом, – впервые повысила голос на отца Ира. И Петька выкатился, что-то зло бормоча себе под нос. А для неё начался ад.
Уже через полчаса младенец закричал, явно требуя еды. Она не знала, чем его кормить. Манкой? А можно ли? Как он на молоко вообще среагирует, да и нет дома того молока. Хорошо, отец пришёл ещё через полчаса, притащив, кроме хозяйственного мыла, ещё и детские смеси.
Под непрерывный аккомпанемент плача малыша они прочитали инструкцию на упаковке, сварили ему эту еду и, быстро остудив под струйкой воды, накормили. Костик умиротворённо утих, а она, перемотав его в единственную оставшуюся чистой, пелёнку, отправилась в тесную ванную со стиркой. Вручную. Потому что в старенькую машинку запускать все эти жёлтые, розовые и салатово-зелёные тряпочки не решилась. Мало ли что? Если мешалка на дне бака-активатора даже простыни рвать ухитряется.