Прогрессивный во всех смыслах военачальник, стремящийся объединить Японию, Ода Набунага, сталкивает лбами феодалов помельче для беспрепятственного завладения их землями. Набунага отказался от традиции выбора специалистов на ту или иную должность по сословному признаку. Он даже детей лишил привилегии наследования титула, лишь бы место занял сильный и мудрый самурай. В своей продвинутой теории управления предводитель допустил существенную ошибку. Не учёл, что один из его знатных вассалов, Тоятоми Хидеёши, сам из крестьянской семьи, то есть не обладает косным взглядом на развитие истории и вовсе читать не умеет. Такие люди, если добрались до значительных высот в иерархии сёгунов, изначально лишены оков вековых заветов предков и смотрят на мироустройство с взглядом хищного стяжателя, не обладающего высокими стратегическими планами на развитие страны.
Такеши Китано, наверное, в современном мире, второй, после Куросавы, японский режиссёр. Всякий видел, наконец слышал, о Брат якудзы или Затоiчи. Он продолжатель великого Акиры в популяризации японских традиций посредством рассказа о крепких воинах. Только у Куросавы это самурайское движение, а у Китано организованная преступность, хотя одно трансформировалось в другое, с теми же правилами и обычаями. Однако это достаточно поверхностное суждение, ведь и тот и другой создавали фильмы, далеко не только о ронинах и братках Но коренное отличие классиков в том, что Куросава всегда рассказывал с серьёзным тоном и пытался европеизировать эндемичные притчи (Достоевский, Шекспир). Китано же присуща некоторая издёвка, насмешка, без особых стремлений к адаптации мировых классиков. Его предпоследние работы так и вовсе можно охарактеризовать, в том числе, как комедии, точнее трагикомедии. Шея в этом смысле продолжает выбранную интонацию последних лент, она сатирична, местами смешна и содержит в себе гигантский объём историчности, который, если набраться терпения, можно долго исследовать.
После Затоiчи японец возвращается к субжанру дзидайгэки, только в Шее повесть масштабнее, эпичнее. Она схожа по объёму с Ран,, но без шекспировских отсылок. В этой картине Китано доводит воинскую верность перед хозяином до абсурда. Хотя исключать историческую подоснову тоже нельзя. Наверняка в рядах ниндзя или самураев были связи одного пола, да и проститутки не всегда были женского. Или, положим, среди глав кланов междусобойчики. Классику все равно нечего терять, Поэтому истинное авторское лицо не старается скрывать. Поцелуи самураев смотрятся инопланетно, пожалуй, раньше такого не видал свет. Он нарочно утрирует образы, успевшие стать в культуре бронзовыми монументами, тем самым развенчивает непоколебимость их поступков. Некоторые сцены яснее всякого фолианта точно описывают их внутренний мир. Для режиссёра в Шее нет авторитетных исторических личностей, все равны во все времена перед великим может быть. Он закольцовывает выдуманный собой же парадокс – «Приверженец свободных взглядов Набунага погибает от их воплощения. Его предаёт тот самый сын пахаря, который при консервативном правителе так и остался бы на пашне». Каждой реформе своё время.
Сложные для внимания междоусобные интриги, большое их количество, сонм интонаций общения друг с другом, ко всему азиатская манера жестикуляции и артикуляции, все это формирует объёмное представление японской оперетты с яркими костюмами, масками и только мужчинами в кадре. Название Шея вещает о той части тела, по которой секундант ударяет мечом во время харакири. То есть самый необходимый член в момент исполнения священной традиции Воина. Тут каждый с шеей, а значит все они под мечом. Кто доберётся до финала не так важно, важно как. Вначале надо потерпеть. Неразбериха, в похожих до смешения, именах, и в позициях кто за кого, постепенно трансформируется в эфемерное понимание. А в третьем акте и вовсе становится страшно увлекательно наблюдать за восхождением крестьянского отпрыска на японский трон. Битвы масштабные, но не грандиозные, сказывается ограниченный бюджет. Это не Трон в крови или Ран, тем не менее, с костюмами и гримом все в полном порядке.
Шея прекрасное произведение сатирической трагикомедии в исторических локациях. Китано мастерски жонглирует накалом эпизодов, когда сцена сепуку вызывает одновременно и омерзение и улыбку, а преклонение священнослужителя перед военачальником пробирает до смеха. Режиссёр, хотел он добиться такого эффекта или нет, доказывает собственную творческую состоятельность, мол, жив курилка и остальным по-моложе даст. Приятные впечатления после просмотра, определённого рода вера в себя и будущее планеты восстанавливается, когда возвращается уверенность в жизни на ней таких бескомпромиссных творцов.
