Семейство Савельевых в городишке не любили. Откуда, когда это повелось – никто не помнил. Но особой неприязнью почему-то пользовалась женская половина этого рода. Местным парням матери всегда говорили: «Обходи эту девушку стороной, не быть добру у тебя с нею» - когда парень имел неосторожность влюбиться в молодую Савельеву.
Женская половина семейства была, как на подбор. Девушки все румяные, да аппетитные, как яблочки. Женские стати были на месте, а глаза этих красоток сводили с ума. Большие, с опушкой длинных ресниц, притягательные и отталкивающие одновременно. Обладали эти глаза магнетической силой. Тонули в этих глазах парни, как в омуте. И вот ведь: каким бы крутым молодой мужчина ни был, или каким бы таким себя не считал, после свадьбы попадал под полную власть своей молодой жёнушки. И кидался выполнять любые её, даже самые дурные прихоти, по первому же топанью её ножки.
Так и жили потом, под каблуком. Правда, обихоженные, всегда одетые красиво да добротно. А самое главное – непьющие. «Точно ведьмы, - шептались местные кумушки. – Своего бы змея подколодного отдала, чтоб она его приворожила на предмет излечения от самогонки. Так ведь уведёт же мужика, зараза».
В общем, обходили местные гнездо ведьм стороной, благо дом Савельевых стоял крайним на дальней улице Удинска.
Муж и жена Мещеряковы приехали в городок сразу после распределения, по окончанию педвуза. Оба учителя. Она учитель словесности, он после физмата. Дом им выделили тоже в конце той самой улицы Таёжной, где жили Савельевы. Через пару строений, считай. Притом заброшенных, необитаемых. Дом Мещеряковых был новостроем, со всеми удобствами, и молодые хозяева не могли нарадоваться, что им так повезло, что местная власть с пониманием отнеслась к семье молодых специалистов. От одного только недоумевали Светлана Борисовна и Юрий Антонович, когда их предостерегали от общения с соседями. Вполне адекватным семейством Савельевых.
Молодая пара посмеялась да и забыла об этом, стала спокойно работать в школе. На обустройство времени было мало. Приехали в начале августа, и толком ещё домашней утварью не обросли. Всё, что было в обширном доме, выделила городская управа. Казенная кровать, да стол с парой канцелярских тумбочек. Да подъёмные дали, чтобы Светлана Юрий обзавелись самым необходимым, уже по своему желанию.
Уже через год после начала их работы, молодая жена ушла в декрет и родила прелестную девочку. Светловолосого и синеглазого, в папу, ангела. Назвали Людмилой, Милой. Родила Света Милу почти одновременно со старшей дочерью Савельевых - Анной. У той тоже была дочурка, каштанововолосая да кареглазая Юля.
Наверное, судьбе было угодно, чтобы эти две девчонки росли вместе. Вместе потом пошли в садик, а потом и в школу – и стали закадычными подружками. Через ту дружбу девчоночью и местные стали вроде как оттаивать. Дескать, ну вот же, дружат. И ничего дурного не происходит. И друг за друга горой, всем бы так. Только одна заведующая школьной столовой Анфиса Викентьевна, женщина из местных, сокрушённо качала головой: «Ох, бабы, не быть добру. Всегда вот говорила – все эти городские, шибко умные, зря не слушают местных. Мы-то знаем натуру людскую. Хлебнёт потом горя эта Милка со своей подружкой. Эвона, бестия, как глазищами зыркает».
Однако подружек жизнь развела, как только они закончили школу. Милу родители уговаривали идти по учительской стезе.
– Людочка, ну ехала бы в область, поступала в наш педагогический. Он на хорошем счету, да вот и на нас с папой посмотри. Папе в его – то годы уже «заслуженного» дали.
– Мам, - – Миле очень не хотелось обижать мать, но она решила высказать всё напрямик. – Я не хочу такой жизни, как у вас. На себя посмотрите? Вечно согнутые по вечерам над тетрадками, над конспектами к урокам. Не хочу я так, правда. Это вон Юлька, глядя на вас, от романтической дури избавиться не может. Вот и пусть едет.
Отец с матерью решили дочери не мешать. Ладно. Пусть уже едет поступать в свой лесоинженерный. Благо здесь ей, по выпуску, работа как раз найдётся. В Удинске и пилорама мощная, и целый деревообрабатывающий комбинат, даром что городишко всего на сорок тысяч жителей.
– Только, Милочка, с подружкой тогда тебе расстаться придётся. В разных городах будут ваши институты. Даже в разных областях.
– Ну, ничего, - отмахнулась от родительских слов Людмила. – На каникулах видеться будем. И почта на то есть.
Так и разъехались. Иногда встречались, писали друг другу письма.
Юлька писала обо всем, что угодно, только не желала распространяться о своей личной жизни. Сама же Людмила в деталях описывала Юльке все свои романтические увлечения. Да и на каникулах, когда встречались, тоже любила и посмеяться. И косточки своим незадачливым ухажёрам перемыть. И всё допытывалась
– А у тебя как?
Юлька загадочно улыбалась, опустив глаза. Она никак не хотела раскрывать перед подругой свои сердечные тайны.
– Ты не обижайся, Милка. Вот поверь мне – нельзя об этом говорить. И ты лучше маме своей о приключениях поведай. Она ведь женщина, она поймёт. А мне вот не надо. Плохо это… мы ведь, Савельевы, ведьмы, ты разве об этом не слышала?
– Ой, да ну тебя, – захохотала Люда. – Это ты бабок местных пугай. А мамке… не, Юль. Такое матерям не рассказывают.
– Что?! – округлила свои и без того огромные глазища Юлька. – Ты уже, выходит, не девка?
– Вот Юль, ну какая ты после этого ведьма? Если такие вещи осуждаешь? Да вы ведь, ведьмы, не только на метле летаете голыми по ночам. Вы и… - тут она осеклась, сообразив, что продолжением подружку может обидеть. Да и в самом деле, кому понравится, что за ней могут предположить склонность к распутству и всяким непотребствам, вроде ведьминых шабашей. Но Юлька, казалось, ничего из подружкиного намёка не поняла.