Нынешнее время – эпоха господства прозы. Данная максима едва ли может быть как решительно опровергнута, так и однозначно проиллюстрирована. И всё же она возникла не на пустом месте.
Так, Сатин, герой хрестоматийно известной пьесы Горького, некогда провозгласил: «Человек – это звучит гордо!»; данная максима, не чуждая всему замыслу пьесы и умонастроению писателя отдалённо, но узнаваемо предваряет и антропно окрашенную прозу наших дней. Если в лирике мир человека является немного фрагментарно и преимущественно не предметно, то проза в её нынешнем виде воспроизводит человека в его психофизической данности, в полноте и многообразии его проявлений.
Поэтому так хочется представить читателю рассказ Зульфии Абишовой «Банка икры».
И вот мы, благодарные читатели, имеем возможность поэтапно разгадывать тайну человека или разматывать запутанный клубок, положенный в основу своего рода метафизического детектива. Следует внести уточнение: едва ли не всякий детектив – это палка о двух концах или медаль, которая имеет неизбежные две стороны. Одной стороне медали соответствует собственно сюжетная интрига, популярная в зарубежной литературе – например, у таких авторов, как Конан Дойл или Агата Кристи. Другой грани детектива как явления соответствует та или иная этическая коллизия, знакомая нам, например, по произведениям русского классика Достоевского. Совершенно очевидно, что он следует путём усложнения этической коллизии, упрощая сюжетную конструкцию. Таким образом, отечественный классик Достоевский создаёт не собственно детективы, а особые литературные произведения. Содержащиеся в них детективные рудименты делают понятной и увлекательной авторскую дидактику. А она в свою очередь связывается со стремлением Достоевского постичь внутренние импульсы, психологические мотивы, по которым человек способен совершить преступление или, напротив, совершить нечто великое, отважиться на нравственный подвиг. (Весь Достоевский, как мы знаем, соткан из парадоксов).
Ветвистыми дорогами Достоевского следует и наша современница, которая занята не столько сюжетными интригами, сколько тайной человека. Именно она положена в основу детективной новеллы Зульфии Абишовой «Банка икры». Однако чувствуя своё родство с Достоевским, Абишова умело избегает эпигонства. Следуя упомянутому классику на уровне содержания, она отмежёвывается от Достоевского на уровне формы. Если творцу «Преступления и наказания», «Идиота» и других великих романов свойственна эстетически обаятельная корявость творческого почерка (яркий закат яркого, красного солнца, круглый стол овальной формы и т.п.), то наша современница избирает подчёркнуто правильный, отчётливо упорядоченный литературный язык. Однако, он, как мы увидим, существует не в самодовлеющем, а в служебном качестве. Он контрастно оттеняет прямую речь персонажей, которая подчас может быть намеренно «неправильной». Так, Абишова воспроизводит прямую речь следователя и его коллеги по трудной ответственной работе. Причём правильный литературный язык контрастно обрамляет житейские, риторически не приукрашенные истории следователя:
«За сорок с лишним лет службы у него их накопилось столько, что можно книжку писать. И каждый такой случай-бриллиант умел он вставить в подходящую оправу конкретной ситуации.
– Нашёл, из-за кого в дерьмо-то вляпаться! Девица твоя, Шалимов, во всех подробностях тебя сдала: и чем ты окошко разбил, и сколько шмотья ей повытаскивал, и как за манекеном поперся… Мало же просто украсть, надо ж ещё и выпендриться, да, Шалимов?».
Итак, правильная литературная речь у Зульфии Абишовой способствует своего рода обрамлению разговорной речи, содержащей и сленговые компоненты. Причём они контрастно оттеняют ту канцелярскую деятельность, которая подчас неотделима от будней следовательской работы:
«Рапорт мой застрял на слове «рапорт», мышь с клавиатурой не щёлкали, а сам я вздёрнулся, как охотник на летящую утку, хотя и не шелохнулся внешне никак», – сообщает читателю герой-повествователь. Рутинная составляющая следовательской работы контрастно оттеняет романтику, которая связывается в рассказе Абишовой с колоритными историями.
Таким образом, заимствуя у Достоевского некоторые приёмы психологического детектива и антропное содержание, в отношении формы как таковой наша современница воспроизводит сказовые приёмы Гоголя, о которых пишет, например Б.М. Эйхенбаум в своей хрестоматийной работе «Как сделана «Шинель»» (любое издание). Однако если у Гоголя – например, в «Шинели» используются и обыгрываются канцеляризмы, вообще колоритные словечки из профессиональной практики петербургских чиновников, то у нашей современницы актуализируется не столько колоритный язык персонажей, сколько яркие и впечатляющие «случаи из практики». Напрашивается ещё одна параллель с отечественной классикой. Как мы помним, путешественник-повествователь в «Герое нашего времени» Лермонтова стремится правдами и неправдами вытянуть из Максима Максимовича какую-нибудь историйку (как вполне дословно сообщается у Лермонтова).
И почти как у классика, у нашей современницы истории следователя равнозначны не столько юридическим прецедентам, сколько историям души человеческой. Автор исподволь отвечает на вопрос о том, какие душевные стимулы влекут за собою какие поступки, а уже их уголовно-правовая квалификация остаётся на втором месте. Что доводит человека до крайности? Вот каким нравственно-психологическим вопросом задаётся Абишова, умело играя различными регистрами речи (различными контекстами).
Рассказ Зульфии Абишовой и рецензия, подготовленная в рамках конкурса «Современный российский рассказ» от «Печорин.нет» и «Роман-газеты», уже на нашем портале!
⠀
Автор статьи: Василий Геронимус – критик, кандидат филологических наук, член Российского Союза профессиональных литераторов, член ЛИТО Московского Дома учёных, старший научный сотрудник Государственного историко-литературного музея-заповедника А.С. Пушкина.
