«Мы вышли не рано. После обеда и ещё ощутимо позже. Дневной жар спал и прохлада ближнего вечера разливалась по переулкам. День - выходной и скорее людный, нежели суетный - принёс разочарования и смятения. Но небольшие, не категоричного свойства. И мы решили погулять..
Июнь - со своей «Баркаролой» - всегда навевает мне печаль. Как можно такую неутешную мелодию посвятить месяцу полному дождей проливных и шквалистых, зноя неугасимого. Месяцу - первому в «поре отпусков». Зряшному на отдых - а только на труды на грядах. И к тому ж - пустому на дары в лесу и в садах. И безгранично опрометчивому на ожоги разных степеней и охватов - в декады ранних загаров. Как пришло в голову совместить грусть душевную и ранимость сердечную - и город в мареве, при +30.
В такую погоду хорошо носить лён. И я вообще его люблю, хоть он недешёв. А постельное бельё изо льна! - как спится на нём, в любые сезоны..
Она топала рядом и поглядывала по сторонам. Будто везучий гид-переводчик - собравший группу «из ничего», но платёжеспособную - сообщала свои мысли о всём, что происходило рядом. Её шаг - мельче моего, потому торопливее - стучал и отстукивал ритм нашей словесной толкотни. Я старалась вовремя дать ответ или кинуть реплику. Мне нравилось идти под стрёкот девичьей беседы - пусть и в «одно лицо».
Я тоже таращилась окрест - как могуч и отраден провинциальный городок во цвете зрелости своей летней! Какие пышные парки, клумбы, бульвары украшают его! Гуляли от "Звезды", мимо Городского сада. Витые ограждения отдаляли перспективы и уводили взгляды в тень столетних дерев. Увлекали в извивы прихотливые аллей, в "перекрестья" скамеек чинных, окружённых беломраморными статуями, на подобие Пафоса или Колизея..
Двигаясь по длинной набережной, созерцали, как переливается на - скоро уж закатном - солнышке мелкая волна волжская. Какие люди праздные и весёлые отправились на променад, в свободные от хлопот и тщет часы. Впрочем, люди как раз интересовали меньше меньшего.
Сумка била по бедру - благо лёгкая и пустая. Сандалики черпали сбитую, утрамбованную в рыхлые комки грязно-жёлтую пыльцу и вялые лепестки-тычинки всякого отцветшего. И ворошили неумолимый прах неумолимой городской жизнедеятельности. Пыль, гарь, чад - всё оседало на нарядном велюровом верхе. «И пусть.. Однова живём..» - сообщал социуму мой беззаботный вид.
Переходили Чешский мост. Я притулилась к старинным перилам и, свесившись головой и плечами, наблюдала за водой, спешащей под опоры. Она отбежала на метров несколько и, приседая слегка, приближаясь и отдаляясь, сфоткала меня - анфас и профиль. У неё - классное чутьё, супер-камера и «любящие глаза смотрящего». У неё я всегда получаюсь - на ять! Убрала аппарат, встала рядом..
«..«.. и когда мне будет 80 лет, и я буду сидеть в своем кресле-качалке, я буду читать …» Что же я буду читать?.. Не важно - буду! «И моя семья спросит меня: "После стольких лет?", и я отвечу: "Всегда"… Да, я так отвечу..» - говорю я хрипловато, сожалея о вечно не уловимом..
И «всегда» мы произнесём уже «хором» - нам обеим нравится Рикман..
Задранные на макушку солнцезащитные давили на лоб, но отодвигали с физиономии короткий «боб». Я смахивала остатки чёлки вбок и чертыхалась - слишком тёплому дню, заботам несвоевременным и всегда сующимся и прилипающим к блеску на губах волосам. Дочь чирикала о своём, о насущном. Я думала тихое и незамысловатое. «Вот тётка промелькнула. Сарафан занятный, ткань любопытная.. А вон мужик торопится куда-то, футбол, чемпионат.. Святое дело.. А эти дети побежали бедокурить.. и не спорь!»
Мысль текла одна за одной и на душе становилось спокойнее. Она и всегда так действует на меня - моя болтушка-дочь. Её немудрёные проблемки растворяют мои глобальные - и мы счастливо живём в тандеме!
С Волги, покачиваясь и завихряясь, тянулся бриз. Толпы на улицах поредели - ужин. Мы завернули в знакомую кафешку, купили на вынос. И приютившись на лавочке в крошечном сквере, схавали всю добычу. Мусор пристроили в урну и были тем довольны..
Неслуживый день заканчивался, разводя нас - итогом - по разным курсам.
Договорились на следующие выходные съездить на речку малую - Оршу или Тверцу, а может Тьмаку.. Покупаться, позагорать всласть..
И обцеловавшись, пожелали друг другу удач.
На «Титанике» все были «богаты и здоровы»…»
