"Горькая ягода" 8
Вальяжный Барсо, гордо ступая своими немного косолапыми ногами в роскошных пушистых «штанах», удалился с независимым видом, подняв хвост трубой. «Обиделся» - подумала, сбросившая кота, Ира. Но уж больно тяжёл, безобразник. Да на груди ещё умостился. Что-то он в последнее время к хозяйке так и лезет, стоит только ей прилечь. Она от кого-то слышала, что некоторые коты чувствуют болезнь человека, и потому стараются прилечь рядом с больным его местом. Этот же так и норовит улечься рядом с головой или взгромоздиться на грудь – стоит только Ире лечь на спину.
Она спустила ноги с дивана, прислушалась. Из комнаты Танюшки не доносилось ни звука. Опять, наверное, залипла в ноутбуке, а чтобы мама не ругалась, сидит в наушниках, гоняя очередную брутальную героиню очередной игры, по каким-то развалинам и подвалам заброшки.
Она заглянула в приоткрытую дверь. Ну точно. Сидит, увлечённо терзая мышь, и два наушника по сторонам головы – как уши Чебурашки.
Она подошла, поцеловала дочь в макушку, а потом показала ей циферблат своих часов и, оттянув наушник, предупредила:
– Таня, десять минут. Потом выключу ноут и лишу тебя его на неделю, если не уложишься.
Дочка приподняла и опустила плечики. Чуть-чуть. Это не был жест безразличия – просто она так вздохнула. Она знала, что мама слов на ветер не бросает – иначе, что она тогда за руководитель у себя на работе? Огорчать же маму Танюшка не хотела. И не потому, что она её боялась. Просто любимых мам не огорчают, ведь правда?
На Ирину вновь накатила слабость. Господи, да что же это такое? Курс витаминов, что ли, проколоть? Но в любом случае нужно идти на поклон к медицинским светилам. В поликлинику. Послушаем, что скажут. А работа пока подождёт. У неё вон, чудо сидит в соседней комнате. Перед которой ответственность стократ большая, чем перед своей фирмой и ей сотрудниками.
У Ирины только недавно свалилась с плеч ещё одна её давняя забота – Костик. Единокровный братец. Нет, вырос парень на удивление здравомыслящим, спокойным, и более того – практически непьющим. С ней, с Ирой, вторую половину детства прожившей в угарной атмосфере того быта, что создавали её папаша и папашина сожительница Наталья, всё было объяснимо. Она потому не пошла по папиной стезе, что была здоровая основа, заложенная мамой Настей – та даже духу спиртного не переносила, передав это отвращение дочери. Костик же был сыном запойных Натальи и Петюни. Но вот поди ж ты. Даже пива на дух не терпел, так же, как его сестра по отцу. Наверное, сыграли роль два отвращающих от алкоголя фактора: живой пример родителей перед глазами и хоть нечастые, но регулярные визиты Ирины в ту берлогу, в которую мало-помалу превращалась квартира умершей давно мамы Насти. И не пропил это жильё Петя только потому, что Ирина до сих пор числилась в её совладелицах.
Десять лет разницы между ними – её и брата. Но какая пропасть их разделяет. У неё за плечами два высших образования, создание собственного дела, рождение дочери. У Костика в активе – индустриальный колледж. Благо, что учился прилежно (насколько это можно было среди оболтусов-школяров этого колледжа, ПТУ по-старому), и специальность имел вполне востребованную и по нынешним временам редкую – токарь. Рабочая аристократия в своём роде, которая теперь нарасхват, настолько редки специалисты этого профиля среди молодых.
Ира грустно усмехнулась, бросив взгляд на продолговатый футлярчик на прикроватной тумбочке. В нём лежали серебряные, с бирюзой, серьги и с такими же камнями ожерелье – подарок брата на её тридцатилетие. Подарок, сделанный с его первой зарплаты. Она могла гордиться парнем. Он, похоже, в жизни не пропадёт. В отличие от своих беспутных родителей.
И ожерелье, и серьги эти безумно любила Танюшка. Ушки у неё ещё не были проколоты, так что она часто, когда считала, что мама этого не видит, просто прикладывала висюльки к ушам, а ожерелье цепляла на свою тоненькую шейку. И самозабвенно крутилась у зеркала. Любуясь собой и камнями, которые очень подходили к её синим, как у мамы и покойной бабушки Насти, глазам.
Участковый терапевт Рогожина, гренадерского роста дама лет шестидесяти, долго хмурила свои, выщипанные по старинной моде, брови, шумно вздыхала, а потом посмотрела на Ирину каким-то беспомощным взглядом.
– Я вам, Ирина Петровна, направленьице выпишу. Только вы, пожалуйста, им не пренебрегайте. Сразу топайте туда, куда вас направляют. А то знаю я вас, решительных карьеристок. Не убежит ваша работа. Спихните её на кого-нибудь, хотя бы на пару месяцев. Есть у вас толковый зам?
Бланк был, как бланк. Если бы не адрес, по которому Ире нужно было явиться не позднее, чем «как можно быстрее». На листке - какая-то медицинская тарабарщина на мёртвой латыни. У Рогожиной почерк был не докторский, а вполне читаемый и различаемый. Ирина выхватила два слова, которые резанули, как ножом по сердцу: «онкодиспансер, онкомаркеры». Все поняла. Подумала: "В общем, пишите завещание, Ирина Петровна".