Тьма как-то особенно плотно сгустилась вокруг нашей избы. Фонарь у соседнего дома, света которого обычно хватало, чтобы наш палисадник и пространство у ворот хорошо просматривались, сейчас отчего-то не работал. Хотя, я хорошо это помнил, когда я шёл вечером к бабе Зине, с ним всё было в порядке. Ни в одном доме на улице не видно было хоть крохотного огонька. Дворы застыли чёрными постройками, отступившись, отодвинувшись от нашего, как от прокажённого, на безопасное расстояние. Не лаяли собаки. Мгла зимней ночи – густая и плотная - окутала дом, накрыла его чёрным покрывалом, как с а в а н о м. Вместе с ней пришла и полная тишина, нас будто изолировали от всего мира. Казалось, что и нет этого мира – только бесконечное пространство космоса и наша избушка, затерявшаяся в его глубинах, как маленькая одинокая планета. Баба Зина отпила два глотка из чашки и отставила её, заметно было, как слабы её руки, пальцы дрожали. От предложения помочь напоить её, она отказалась, помотав головой. Я уже допивал свой чай, погрузившись в думы, когда баба Зина внезапно нарушила тишину. От неожиданности я вздрогнул. Отчего-то мне сделалось страшно, как бывало раньше, в детстве, когда мы с друзьями собирались в потёмках на чьей-нибудь лавке у ворот и запугивали друг дружку до одури всяческими страшилками, так, что потом, расставшись, ты бежал до самого дома, не оглядываясь, и под каждым кустом мерещились корявые горбатые тени, тянущие тонкие жуткие лапы, готовые схватить тебя и уволочь в чащу. И лишь забежав на освещенное крыльцо – бабушка никогда не выключала лампу, дожидаясь меня с прогулки – и захлопнув дверь, ты выдыхал с облегчением. Успел. Не поймали. Сейчас у меня бегали те же мурашки в животе, страх щекотал нервы и сжимал нутро, с той лишь разницей, что теперь бежать мне было некуда, я уже находился дома и не ощущал себя под защитой. Глупо, пожалуй. Откуда взялся этот иррациональный животный страх у взрослого парня? Но я не мог в эти минуты логически мыслить. Сейчас я вновь был маленьким мальчиком, в мире которого существуют и оборотни, и вампиры, и ходячие п о к о й н и к и с по.гос.та, и ожившие мумии, и злобные тва.ри из потусторонней реальности. Резко возникло желание забраться под одеяло и прижаться к бабушке, взрослой и мудрой, которой не страшны никакие сущи, ведь они охотятся только за детьми. Я с трудом подавил в себе глупый порыв и посмотрел на бабу Зину.
- В тот год по.жа.ры бушевали, - начала она, словно до того прервалась на полуслове, и сейчас продолжала оставленный разговор, - До деревни, слава Богу, не доходили, мы окопались, рвы сделали вокруг околицы, но в лесу вспыхивало то и дело. Горели торфяники. Ты знаешь, тут кругом болота. Зверьё выходило к людям, ища спасения. С опалённой шерстью, обожжёнными носами и лапами – они не боялись человека, а шли к нему за помощью. Местный фельдшер приноровился их бинтовать, и ведь ни один зверь его не укусил, не обидел. Чуяло зверьё, что он друг, который их лечит, что он не враг. Мы ему тряпьё старое приносили, простыни, полотенца, рубахи какие ненужные, рвали на полосы, получались бинты. Забавно после было видеть, как бегают его па.ци.ен.ты за околицей, с повязками на мордах и лапах… Да…
Баба Зина усмехнулась, вспоминая.
- Дым стоял почти всё время. Смог висел в воздухе. Дышать было тяжело. Тогда-то всё и случилось. Папка твой пропал. Покуда мы с отцом на работе в колхозе были, он и ушёл из дома. Зачем уж его понесло на болота, я не знаю. Мы ему строго-настрого наказывали, чтобы за околицу ни ногой, ан нет. Вернулись мы с работы – а Вовки нет. Туда-сюда – нет нигде. А дым опять гуще пошёл, потянуло с болот. Во рту горько, сплёвываешь, а слюна жёлтая, тягучая. Пить всё время хочется. Жарко. Душно. А я тогда тяжёлая была вторым. Аккурат родить в сентябре, через два месяца. Знаю, знаю, сейчас скажешь, что твой папка один у нас. Да, так вышло. Ты всё узнаешь сегодня. Ничего не утаю. Так вот… Отец по хлевам пошёл искать. Я весь огород обежала, в баню заглянула, все кусты проглядела. Нет Вовки. Я в слёзы. У отца желваки заходили.
- Не переживай. Найдётся, - сказал он мне, за.ку.рил па.пи.рос.ку, - Небось, к пацанятам своим сбёг. Тут он где-то, рядом. Ты ступай в дом, а я пойду поищу.
Вернулся он мрачнее тучи. Нет Вовки в деревне. Все дома обошёл, всех соседей поднял, ни у кого Вовки нет в гостях. Только баба Груня, чья изба ближе всех к лесу стояла, сказала, что примерно в полдень видала, как Вовка у её двора крутился. Она вышла, велела ему домой идти, дымом уже тогда потянуло с новой силой. Вовка, с её слов, потопал к себе. Вот только, как оказалось, до дома он так и не дошёл. Мы поняли, что надо искать в лесу и на реке. Отец людей собрал. Меня ни в какую пускать не хотел, заругался, мол, куды с животом поп.рёшь.ся, да разве мать может усидеть на месте, когда с дитём бе.да. Ушли они на поиски, и я следом за ними выскользнула из дома. Повязала платок потуже, корзину зачем-то взяла, в неё бутыль молока и краюху хлеба положила, в уме держала мысль, мол, голодный Вовка-то, а я, как найду, так и накормлю его сразу. Эдак крепче верилось, что найдётся сынок. Будто и не потерялся вовсе, а просто погулять вышел, а я за ним сейчас иду.
Вышла со двора, огляделась, наши на берег пошли. Ну я и завернула в другую сторону – на болота. Иду, иду… Прилично уже от деревни отошла. Дым совсем всё кругом заволок. Там, у тропки родничок был, я знала про него. Спустилась, сняла с головы платок, намочила в воде и на лицо повязала. Глаза щиплет. Тошнит. А я дальше иду. Кричу, зову Вовку. Никто не отзывается. Мне бы назад повернуть. Ноги уже едва двигаются. А я всё иду вперёд, словно чутьё материнское меня ведёт по зову сердца. Дышать уже совсем невмоготу. И к горлу комок подступил. Остановилась я у какого-то дерева, рукой оперлась на него, чтобы отдышаться и тут меня выр.ва.ло. Уже и нечему выходить, а меня всё крутит, кажется наизнанку вывернусь. Одна тягучая горькая желчь идёт. От слёз ничего не вижу. Наконец, стало отпускать. Протёрла я лицо платком, он уже весь тёмный стал от гари, глаза-то подняла и обомлела… Всё изменилось кругом. Стою я на какой-то то ли просеке, то ли поляне. И дым куда-то исчез. Воздух чистый, свежий. Травами пахнет, цветами полевыми, близкой водой. А прямо передо мной дом стоит на поляне. Добротный, крепкий, новый совсем, даже капельки смолы душистой на жёлтых брёвнах не обсохли. Словно только вчера сруб ставили. Я дар речи потеряла. Не могу взять в толк – как я тут очутилась? Отродясь здесь никто не жил. Да и кто станет селиться в одиночку на болотах? Мысль шальная мелькнула – по.мер.ла я. Ну или на худой конец угорела, надышавшись дымом. Лежу сейчас, поди, под той ольхой, без сознания, и мерещится мне в у.га.ре и поляна эта, и изба. Покуда я так стояла, дверь в доме отворилась и на крыльце девчушка показалась, возрастом одинакова с нашим Вовкой, годочков семи. Косички светлые в стороны торчат, личико веснушчатое, сарафанчик на ней какой-то странный, таких и не носят уже давно, даже у нас в деревне. А на ногах лапоточки. Стоит она и глядит на меня внимательно так, и я тоже молчу.
- Тётенька, а вы за своим мальчиком пришли? – вдруг спрашивает она.
- За мальчиком! За ним! – так и подскочила я, была или нет, в один миг возле неё оказалась, - А ты его видела, выходит?
Та кивнула молча.
- Где же он? Куда пошёл? Скажи скорее, – я её за плечико схватила легонько, а оно будто каменное, твёрдое такое. И ледяное совсем. Я отпрянула даже, испугалась.
- Да тут он. Мы с ним поиграли немножко, покуда маменьки дома нет, - отвечает она и пальчиком меня за собой манит в избу.
Вошла я следом за ней. И вижу, сидит на лавке мой Вовка, палочки какие-то перебирает. Я от радости дар речи потеряла, подбежала к нему, обняла, и ругаю его одновременно и плачу от счастья, что нашёлся.
- Ты зачем ушёл, вся деревня тебя ищет! Вот я тебе всыплю дома, узнаешь ты у меня!
- Мам, ну чего ты ругаешься? Всё ведь хорошо. Мы с Ладушкой поиграли немного, я бы сам пришёл.
Не стала я продолжать с ним беседу, думаю – дома проведу воспитательные работы. А пока нужно людей успокоить, что нашёлся сорванец. Поблагодарила я девочку и Вовку к выходу потянула, а Ладушка эта меня за подол потянула и говорит так, насупившись:
- Тётенька, оставьте Вовку, мне одной скучно очень. Маменьки целый день дома нет. Я всё одна да одна. У меня ни братика, ни сестрички нет. Только вот кошка.
Гляжу, и правда, на печи кошка сидит – старая такая, облезлая вся.
- Не могу, - говорю я ей, - Ласточка ты моя, Вовку оставить, ему домой нужно.
- Ну пусть хоть поиграться ко мне приходит тогда, - стоит она на своём.
- И поиграться не могу отпустить, б.о.ль.но уж вы далёко живёте от деревни. Да и по.жа.ры вон бушуют.
- Да какие же по.жа.ры? Нет никаких по.жа.ров у нас.
- Ладно, Ладушка, пора нам. Прощай и спасибо тебе.
Вышли мы на крыльцо, девочка в избе осталась стоять у порога. И вдруг выбегает, ко мне подбежала, за живот обеими ладошками ухватилась и затараторила:
- Тогда маленького мне оставьте! Будет мне сестричка! Я её любить стану, играться с ней!
У меня аж похолодело всё внутри.
- Да как же я тебе её оставлю? Ведь лялечка в животе пока. Ей ещё родиться на свет нужно.
- Ничего-ничего. Это не страшно. Она и так может со мной остаться.
Вовсе я растерялась, думаю, бедный ребёнок, видимо, что-то с головой неладно у девчушки. Жаль её. А она мне в руки суёт куклёныша своего, из тряпья скрученную, сарафанчик, платочек на голове, лица нет – в старину таких мотанок матери делали своим ребятам.
- Возьми, тётя!
- Не надо мне твоей куклы, спасибо, Ладушка, она ведь твоя подружка, тебе без неё вовсе скучно станет.
- Бери, тётя, а мне свою лялю оставь. А кукла эта непростая, она тебе во всём помогать станет.
Мне смешно стало, вспомнилась сказка про Василису и её куколку.
- Спасибо, Ладушка, только мы пойдём.
- Возьмите! – она уже и ножкой притопнула и брови насупила, того гляди расплачется. Ну, думаю, лучше взять, иначе не отвязаться от девчонки. Явно не в порядке ребёнок.
Сунула я куклу в карман, попрощалась с Ладой и чуть ли не бегом поскакала прочь. Несколько шагов всего успели мы пройти, как всё снова дымом заволокло. Обернулась я – ни поляны, ни избы, ни девочки нет. Ох, и жуть меня взяла. Схватила я Вовку за руку покрепче и припустила к дому. Выбрались мы из леса, а в деревне уже и меня ищут, потеряли. Увидели нас – обрадовались. Отец Вовку всё ж таки отлупил. Да и что сказать – за дело. А в ту же ночь я родила девочку. Раньше срока. До села и доехать не успели бы. Всё быстро произошло. То ли я дымом надышалась сильно, то ли испуг сказался. Так я думала тогда. А позже поняла – это Ладушка мою дочку забрала.
Слушал я бабу Зину и волосы вставали дыбом. «Что она такое несёт? Бедная моя старушка. Плохо дело» - думал я. Тем временем, часы пробили час ночи.
(продолжение следует)
Иллюстрация художник Михаил Иваненко.
Истории, которых нет в общем доступе, можно прочитать, оформив подписку VK Donut в официальном сообществе автора.