Оформив все нужные бумаги в похоронном спецтресте, мы с сиделкой пошли домой. Но сначала решили где-нибудь перекусить, потому что день клонился к вечеру, а мы только завтракали.
У меня весь этот день было какое-то пришибленно-ровное настроение. Я чётко осознавала, для чего, для кого все эти хлопоты, понимала, что готовлюсь проводить маму в последний путь, но мозг как-то рассеивал эти мысли и подавал скорбные хлопоты как обычные дела типа оформления льгот, оплаты за жильё.
Я методично делала одно дело за другим, сверялась со своим списком. Что-то заполняла, подписывала, оплачивала. Чувств не было, сил не было, я машинально передвигалась, что-то отвечала сиделке.
На автобусной остановке на кладбище, пока мы ждали такси, сиделка завела разговор о богатстве, которое мы копим-копим, а в итоге все уходят на тот свет пустыми и всё накопленное остаётся здесь.
Я вспомнила похожее обсуждение в соцсетях. Люди рассказывали, какие у них богатства, что они накопили за жизнь, что бы они взяли с собой, если б, к примеру, - землетрясение.
Я рассказала сиделке, что у меня богатства никакого нет, даже никакой золотой побрякушки нет. Самое ценное в моём доме - ноут, швейная машинка и оверлок. Их бы я и взяла с собой. Машинка нигде не даст умереть с голоду, на ней всегда можно заработать.
Женщина на автобусной остановке стала невольной слушательницей нашего разговора и долго добро смеялась над моими сокровищами - швейной машинкой и оверлоком. А мне, правда, до лампочки все богатства. Родители тоже такими были. Золото и бриллианты для меня просто камни и металл, я не понимаю, почему люди за камни платят такие деньги.
Что-то повествование у меня получается не только о последних дней мамы, но и о размышлениях по поводу.
Мы с сиделкой не торопясь пошли искать кафе, где можно перекусить. Шли как раз мимо здания администрации, где я когда-то давно оформляла опекунство над мамой. Вспомнила об этом - и сразу болью отдалось в сердце: сколько же у нас с мамочкой всего было, сколько мы с ней пережили... В администрации есть столовая, куда могут ходить не только работники, но и люди с улицы.
Я в столовой ни разу не была, но когда приходила по опекунским делам, чувствовала вкусные запахи. Столовая была самая простая, родом из советских времён, называлась именно "столовой", а не "арт-кафе", "пиццерия" и всякий там макдональдс. Блюда, судя по сытным запахам, там тоже были простые: борщ, суп, гуляш, котлеты, голубцы, компот, булочки.
Я очень такое люблю - простое, без наворотов, ясное, понятное - столовая, гуляш, компот.
Мы с сиделкой зашли в администрацию, направились на запах, но столовая оказалась закрыта. Она работает то ли до трёх, то ли до четырёх часов. Но нам повезло. На добрых людей. Две женщины из столовой вышли к нам, рассказали, что у них есть, принесли нам в коридор из кухни заказ, мы всё оплатили и пожелали, чтобы им встречались такие же люди, как они сами.
Сиделка взяла какой-то лёгкий перекус, а я отоварилась основательно, сытно - взяла гречку с котлетой и подливой, оладики с повидлом и чай. Умяли всё с сиделкой в фойе администрации. Мне периодами казалось, что ничего страшного не происходит, я просто хожу по делам, подкрепляюсь гречкой, котлетой - обычные будни.
Но будни были страшные. Сиделка поехала домой, а мне предстояло ещё два дела - договориться об отпевании и купить еду на поминки.
Папу отпевали дома. Платила я только священнику - сколько могла. Маму я решила отпеть в храме: мне казалось, что это будет, что ли, более полноценно. Но потом поняла, что то, что это отпевание - все они едины, считаются заочными, после них дают землю в пакетике, которую надо при захоронении рассыпать в гробе.
Я пошла в свой храм, куда 10 лет назад, до болезни мамы, ходила много лет, была активной прихожанкой и деятельной участницей приходской жизни. Несмотря на моё многолетнее отсутствие, меня там, как оказалось, все помнят. Когда работница храма звонила кому-то, чтобы завтра в часовне всё приготовили для отпевания, то сказала в трубку: "Это для нашей Ларисы. Помнишь? У неё мама умерла". Так грели эти слова - "для нашей Ларисы".
Лариса уже 10 лет как отпала, отошла, не появлялась в храме, но тем не менее - "для нашей Ларисы".
Обычно с похоронами люди стараются управиться в первой половине дня. Я же на кладбище записалась на довольно позднее время - 14.00 - 14.30, потому что мне надо было маму не только отпеть, но и попрощаться, побыть с ней наедине.
Морг начинал работать в 9. Пока маму привезут домой - десять. Чтобы успеть на кладбище к двум, надо отпеть маму где-то в первом часу. А до этого - моё самое драгоценное время, мои 2 - 2,5 часа, когда я буду дома с мамочкой наедине, без лишних глаз, ушей. Ради этого я и везла её из морга домой - чтобы попрощаться не наспех, не по пути в сутолоке, а наедине, в тишине, только мама и я, только мы вдвоём. Нам надо много важного сказать друг другу.
Чтобы напитаться мамочкой, наглядеться, не отвлекаться на разговоры, на людей, на дела. Чтобы поцеловать натруженные ручки, любимые глаза, обнять, прижаться. Чтобы попросить прощения - а мне есть, за что его просить. Чтобы сказать маме личное, сокровенное, только нам двоим понятное. Чтобы поплакать без утешений и подбадриваний.
Так же у меня было с папой. Правда, с папой я ещё была не опытная в похоронах, поэтому хоть он и был дома, но времени наедине у нас было мало - стали быстро прибывать гости. Но я успела, я успела сказать всё важное.
Отпевание я планировала примерно на 13.00. Мне сказали, что в 11 в часовне будет крещение, закончится оно в начале первого, поэтому важно нам не столкнуться. Договорились, что как только крещение закончится - мне позвонят, и мы будем выезжать с мамой.
Сестре и сиделке я сказала приходить к 12. То есть на прощание наедине у меня оставалось два часа, достаточно.
Договорившись в храме об отпевании, я пошла в часовню оплатить требу. Вышло накладно. Деньги таяли и таяли. Потом я подумала, что лучше бы отпела маму дома, но об отпевании в церкви я всё же не жалею.
Как я уже писала, при отпевании дома ты платишь только батюшке - сколько можешь. А при отпевании в церкви ты платишь в кассу и ещё - батюшке за труды. За труды - это не прямо тебя насильно заставляют, но так принято.
В кассу я отдала 2,5 тысячи и тысячу - батюшке.
В часовне работница тщательно изучила мамино заключение о смерти - причины кончины, убедилась, что мама не самоубийца, всё оформила.
У нас в часовне много лет читается Неусыпаемая Псалтирь. Правда, у нас не совсем Неусыпаемая - на ночь прерывается. А в светлое время суток люди в часовне сменяют друг друга на чтении, и молитва длится, длится, длится... Читают разные люди: работники храма, прихожане, люди из храмовой социальной службы, прочие.
Когда я заказывала отпевание, в часовне на чтении Псалтири стояла женщина, которая меня знала. Ну, как знала... Мы много раз на службах стояли рядом, здоровались, раскланивались, но не знали, как зовут друг друга, разговоров особых не водили.
...Потом, уже после похорон, в первый воскресный день после смерти мамы, когда я пришла на службу в храм, эта женщина подошла ко мне, спросила, правильно ли она услышала, что маму зовут Ольга, и сказала, что она теперь молится за маму при чтении Псалтири. Вот такие неисповедимые пути Господни.
После хлопот с отпеванием у меня осталась только еда, покупка еды.
Если честно, я не люблю поминки. Меня коробит, что в такие тяжёлые судьбоносные моменты, когда все мысли о самом важном, когда ты не в состоянии справиться с осознанием, что любимого человека нет и никогда не будет, ты вынуждена заниматься жратвой, покупать салаты, колбасы, прикидывать, всем ли всего хватит.
Да ещё на поминках по-настоящему горюют только несколько человек - самые-самые близкие, а остальные присутствуют по обычаю. И часто на поминках воспоминания о покойном быстро сходят на нет, люди начинают обсуждать свои насущные дела.
Я сначала хотела отказаться от поминок. Хотела похоронить маму и пойти бродить по лесу, по городу, идти куда глаза глядят, вспоминать. Или просто посидеть дома наедине с собой, поплакать. Но всё же мне было как-то не по себе: маму закопали - и все разошлись - как-то это нехорошо. И я решила поминки делать.
Возиться с готовкой, рубить салаты, жарить, парить и запекать я не собиралась: мне было вообще не до этого. Я купила в "Кулинарии" всë готовое. У нас в ТЦ очень хороший отдел готовых блюд, всё вкусное - от капустного салата до котлет с грибами.
На поминках нас ожидалось трое - я, сестра и сиделка. Поэтому с едой я не размахивалась. Взяла пару лотков оливье, несколько куриных котлет, два рыбных блюда и купила конфет "Киви". Плюс будут сиделкины блины и пирожки.
А ещё то ли в этот день, то ли в предыдущий я позвонила в СДУ, где официально числилась сиделкой у мамы, и сказала, что мамы больше нет, мой уход закончился.
Всё, хлопоты для мамы подошли к концу. Я приехала домой. Сделала кутью. Хорошо, что сиделка напомнила мне о ней. Перекатила мамину медицинскую кровать к окну, в сторону, на её место поставила стол, постелила на него покрывало - место для маминой домовины.
Всё было готово. Дом, в котором мама прожила 35 лет, ждал свою хозяйку. Я ждала свою маму. Завтра 18 мая я впервые после смерти увижу маму. Последний раз я видела маму вечером 15 мая, видела живой. И хоть я понимала, что завтра мама будет не живой, - я ждала этой встречи, я соскучилась - я два дня не видела маму. Я соскучилась по маминым глазам, щекам, рукам, по родному лицу, по моей милой маме, в которой мне памятка каждая морщинка.
Завтра предстоял тяжёлый день - похороны. Но для меня в нём было и утешение - я увижу мамочку.
