– Генерал Морозов. Доложите.
Я вошёл в приёмную Управления госбезопасности, пинком открыв дверь. Молоденький секретарь побелел, не зная, как поступить. Эти зелёные сотрудники, которых стали набирать пачками в разваливающееся, как Союз, когда-то элитное учреждение, явно прогуляли лекции по субординации.
– Полковник Морозов на месте?
– Так точно, – наконец, вытянулся в струнку зелёный.
– Так докладывай, чего вытаращился?
Эрвин встретил меня очень тепло. Конечно, он слышал мой громовый голос за дверью, но подумал, что это представление для секретаря и моё плохое настроение лично к нему никакого отношения не имеет.
– Что, не берёшь пример с сослуживцев? – я без приглашения уселся в его кресло.
– Ты о чём, Борис Иваныч? – пасынок округлил брови, увидев меня, бесцеремонного, на своём тёпленьком месте.
– О массовых увольнениях, о чём же ещё. Просвета не предвидится, я слышал. Впереди – исключительная тьма.
– Да ладно тебе. Год-два, и рельеф выровняется. Госбезопасность – самая живучая старуха. Так ещё Шиллер сказал, по-моему.
Он улыбнулся. Поразительно, что его так долго держат в Управлении. Вот уж, действительно, привычка важнее очевидности. Не спорю, именно я помог ему трудоустроиться сюда. И, конечно, его ум и талант разведчика встречались одни на полтысячи. Но когда Эрвин улыбался, он становился тем, кем, по сути, и был: немцем. И даже когда не улыбался, его худосочная фигура, арийские скулы, арийская белобрысость, резкие контуры губ и, наконец, имя – всё указывало на засланного казачка. Но к нему так привыкли, что давно перестали замечать чужеродные черты. А он ещё и до полковника дослужился. Чудеса. Головы бы им всем оторвать.
– Почему ты так тяжко на меня смотришь, Борис Иваныч?
Эрвин не дурак. Дальновидный, многогранный, полный вечной энергии, обаяния и притом очень жёсткий. Такие работники и – более того – такие руководители бесценны. Жаль будет потерять его как специалиста.
– Не люблю, когда меня водят за нос. И водят много лет.
– Ты о чём? – повторил пасынок.
– Всё время, пока мы с тобой общаемся – а это, я тебе напомню, возобновилось по твоей же инициативе четверть века назад, – я был убеждён, что ты и твоя мать неплохо ладите. Ты кормил меня прибаутками о её прекрасном здоровье и счастливой творческой жизни, но я не думал, что в этой её жизни тебя давно уже нет.
Я думал, этот лицемер станет защищаться, но он спокойно отодвинул один из жёстких стульев у своего длинного стола и, сложив руки на груди, закинув ногу на ногу, с вызовом на меня уставился. Он ждал, что будет дальше.
– За что ты её выгнал? – я расхотел разглагольствовать: этот щенок того не стоил. – Насколько мне известно, отчим оставил квартиру, где ты сейчас жируешь и милуешься с любовницами, отнюдь не тебе.
– Не твоё дело, почему я спровадил её, – сощурившись, смотрел он на меня.
Что ж, это верно.
– И отчим у меня официально только один. Ты.
Бог мой. Так вот как улыбались гестаповцы. Я съёжился, поймав себя на том, что не я пришёл с допросом, а сам сейчас ему подвергаюсь.
– А тот человек был – ни больше ни меньше – моим воспитателем. Иного статуса у него нет.
Я вскочил:
– Послушай, дружок, это всё, действительно, не моё дело. Но свой тупой запрет на выезд матери за границу ты снимешь. Сегодня же.
Эрвин изменился в лице, услышал приказной тон.
– Как ты со мной разговариваешь?!
– Как с младшим по званию. Но в большей мере – если ты, неровён час, забыл, – как с отпрыском фашиста.
Полковник побелел.
– Ты ведь не хочешь, чтобы в Управлении узнали о твоём прошлом?
Эрвин вставал медленно, от дикой ярости разрастаясь на глазах, как пресловутый дьявол.
– Ты им не скажешь. Ты не докажешь это.
– Как это – не докажу? Роман твоих родителей на моих глазах разворачивался. Преступный роман немецкого военнопленного и Героя Советского Союза. Каково, а? Как она из-за него топиться пошла, а он её из реки вытащил, из-под плывущих мартовских льдин достал. Как ему впервые за время плена дали целых два часа увольнительной, а он просидел за соседним сараем, всё драгоценное время пялясь на её тёмные маленькие окошки.
– Не думал, генерал, что ты способен произнести столь романтический бред. Который, впрочем, недоказуем. У меня нет отца, и я не знаю, кто он. И знать не хочу. Ты уж извини. И у меня, если ты забыл, твоё отчество.
– Может, у тебя и сестры нет?
– Нет, – улыбнулся патриот-казачок.
Кем же он был на самом деле? Патриотом, каковыми считали себя там, в рейхе? Или патриотом нашим, советским? Кто он? Потенциальный предатель или преданный делу человек?
Друзья, если вам нравится мой роман, ставьте лайк и подписывайтесь на канал!
Продолжение читайте здесь: https://dzen.ru/a/ZmF6jLUlA18hs4dP?share_to=link
А здесь - начало этой истории: https://dzen.ru/a/ZH-J488nY3oN7g4s?share_to=link