Прошедшей весной на широких экранах нашей страны вышел в прокат фильм «Блиндаж». От имени Ассоциации Режиссёров Монтажа представляем вашему вниманию интервью с режиссёром-постановщиком Марком Горобцом и режиссёром монтажа Кириллом Араслановым (АРМ).
После того, как я посмотрела кино, моя первая мысль, касающаяся монтажа, была примерно такая: какой колоссальный объём работы! Моё почтение и многократное «браво»!
Кирилл, тебе как режиссёру монтажа не страшно было браться за сакральную тему Великой Отечественной войны?
К. А. Во-первых, мы с режиссёром Марком Горобцом очень давно сотрудничаем, дружим, вместе сделали большое количество проектов. И он меня пригласил, а это дань нашей дружбе. Конечно, я не испугался и сразу согласился. Да, совершенно верно, это сакральная тема. Но я полагался на свою собственную шкалу, и меня в сценарии ничего не покоробило. По сути, там нет драматургии боя. Есть весьма условные вещи. А основной акцент смещён в сторону того, как герои воспринимают войну как явление, на которое они попали совершенно случайно. Мы пытаемся понять, как они себя чувствуют в этой ситуации.
Марк, Кирилл, для вас обоих это первый полнометражный фильм о войне, на котором вам довелось поработать, да ещё и сразу вместе. Как так получилось?
М. Г. Очень много лет мы работаем в невероятной творческой связке. Началось всё с сериальных историй много лет назад. И, конечно, когда я получил предложение снимать это кино, первая мысль моя была: я бы очень хотел, чтобы вместе со мной эту историю делал Кирилл, потому что никто не сделает это кино лучше, чем он, с большой выдумкой, с огромными душой и сердцем.
Здорово, когда режиссёр, приглашая режиссёра монтажа, уверен в его силах! Это своего рода проявление доверия, признания.
К. А. Да, верно. Очень круто, когда режиссёр доверяет тебе. Конечно, режиссёр-постановщик остаётся ответственным за картину. Но он тебе даёт какой-то диапазон, творческие задачи. И ты вкладываешь свои эмоции, своё художественное видение. Вот это прекрасно.
Я считаю, что самое правильное взаимодействие между режиссёром и режиссёром монтажа - это когда режиссёр ставит именно творческую задачу, если он сотрудничает с режиссёром монтажа, а не просто с человеком, который выполняет чисто технические задачи.
М. Г. Конечно, режиссёр монтажа и режиссёр-постановщик - это такой тандем, который, собственно, и делает кино, которое видит зритель. То есть всё, что было не снято, не додумано, не продумано, - всё это режиссёр доделывает вместе с режиссёром монтажа. В наших отношениях с Кириллом нет подводных камней. Мы всегда говорим, что думаем. Я говорю, что меня смущает. Кирилл говорит, почему он сделал так или иначе. И отношения здесь очень важны, чтобы обе стороны находились в постоянном контакте. С Кириллом это какие-то фантастические эмоции, потому что мы всегда очень чувствуем друг друга. Да, всегда есть творческий процесс, да, всегда есть нюансы, да, не всегда всё бывает с первого раза, но в огромной любви.
К. А. Понятно, что в определенной степени монтаж - это процесс поиска. Ты как режиссёр монтажа на свой страх и риск должен с чего-то начать, найти в этом хаосе какое-то решение. Оно первое, его нет ни в сценарии, ни у режиссёра, ни у кого. И вот ты что-то родил, а потом пришёл кто-то ещё и… победил! Как в нашем фильме: кто-то после наших героев пришёл в этот блиндаж. Так и мы: тоже так сидим, пилим-пилим, на нас давят, а мы понимаем, здесь проблема, но мы её решим. Иначе мы бы не выжили в этой проблеме.
Кстати, о проблемах. Наверняка в процессе работы над «Блиндажом» возникали какие-то трудности?
К. А. Не без этого. Были моменты, связанные с изменением последовательности. Некоторые вещи я сделал иначе, нежели они в сценарии написаны. К примеру, попадание в прошлое я сделал резким, чтобы произошёл слом, чтобы вот это всё внезапно навалилось на не готовых к такому повороту судьбы героев. Все мы знаем, что монтаж – такое тонкое дело, что чуть-чуть меняешь последовательность событий – и всё сразу становится совсем по-другому.
Ещё нашим великолепным оператором Андреем Гуркиным, очень опытным, особенно по части военного жанра, была снята сцена одним кадром: длинный проход по окопу. За счёт этого длинного кадра нас хотели погрузить в атмосферу войны, поскольку длинный кадр обычно подразумевает нечто документальное. Задумка классная, интересная, но конкретно в этом случае эмоционально она не дотягивала, немного «просаживала». И поэтому я её порезал. Конечно, оператора это не порадовало, но он понял, почему так пришлось сделать.
Также в фильме есть момент с «пробросами» – ускорения, замедления, - когда все выскакивают из окопов. Герои, для которых это происходит впервые, попадая в эти взрывы, не могут переварить, осознать ситуацию. Для них всё превращается в какую-то адскую картину, которая то замедляется, то ускоряется. Возможно, кому-то это покажется компьютерной игрой, но мы живём в современном мире и не можем чувствовать так же, как те, кто жил в 40-50-х годах. У нас другое восприятие, особенно это касается молодого поколения. Я не думаю, что это плохо, что эффектная картина как-то кого-то обижает. Это вполне нормально для современности, мы же всё-таки апеллируем образами.
В этом смысле мне очень нравится подход Тарковского, который говорил, что в его кино нет знаков и шифров. Есть образы. Он показывал именно образы. Это просто надо чувствовать, ощущать. Ощущения у современного человека совсем другие, чем у жившего 70 лет назад.
Значит, тебе не кажется, что есть какое-то противоречие между войной и эстетическим наслаждением эффектной картинкой?
К. А. Да, совершенно верно. Мы же занимаемся творчеством, искусством, грубо говоря, красотой. Я не боюсь того, что красота может быть ужасающей. Война – это плохо. Это убийство. Но, с другой стороны, смерть может быть прекрасна. Мы же говорим о героях. И их смерть может быть красивой. Взрывы могут быть красивыми... В конце концов, фильм должен нести определённую художественную нагрузку, быть в чем-то стильным, иметь с точки зрения визуала ценность. Иначе не надо картину снимать, а можно в театре поставить или по радио сыграть.
Самое трудное - это найти правильный баланс между эффектностью и достоверностью, чтобы это не уходило в комикс, что касается боёв.
Кирилл, хочется узнать твоё отношение к тому, что в историческое кино внедряется какой-то современный молодёжный хит. Что ты про это думаешь?
К. А. Я не знаю. Во-первых, я сам поставил эти треки. Я сомневался насчет сцены, когда они заправляют патроны. Трек в итоге поменяли, но стиль остался тот же. И я считаю, правильной находкой было поставить немецкий рэп, когда герой копает в блиндаже. Мне кажется, что это с точки зрения его персонажа нормально. Он так чувствует. Мне надо было показать персонажа.
Что касается музыки в целом, тут вот какое дело. У нашего композитора и музыкального продюсера Дениса Дубовика уже был какой-то задел по музыке, у него были готовы треки, которые можно было использовать, и они были удачные.
И ты их прям сразу брал в работу?
К. А. Да, и они там сохранились. Они были написаны специально, он разрабатывал музыкальные темы ещё во время съёмок.
Мне кажется, это очень круто, когда композитора подключают к работе чуть ли не до съёмок, чтобы на монтаже картинка уже жила с музыкой. В «Блиндаже» как раз музыка, звук и изображение живут все вместе, и у меня ни разу не возникло ощущение диссонанса.
М. Г. Я вам скажу так. При всём уважении к огромному количеству композиторов, Кирилл их всех заткнёт за пояс. Потому что с точки зрения подбора музыки и атмосфер для монтажа, он это делает покруче, чем если бы работало пять композиторов. И иногда после него очень сложно делать музыку. В «Блиндаже» это получилось, и музыка была достаточно точно написана. Если композитор может изначально обеспечить режиссёра монтажа музыкой, то да, это пушка.
Марк, что бы вы хотели пожелать режиссёрам монтажа, которые впервые принимаются за работу над военным фильмом?
М. Г. Военное кино – это кино, в котором не нужно бояться экспериментов, не нужно цепляться за то, что уже было сделано. Надо смело идти на какие-то ходы, приёмы, надо найти язык, которым ты будешь рассказывать. И скажу честно: на мой взгляд, всей творческой команде, которая работала над «Блиндажом», удалось действительно сделать новый, другой шаг и показать эту историю так, как до этого никто ещё не показывал. Мы делаем кино в первую очередь для зрителя, который уже по-другому мыслит и чувствует, в совершенно ином ритме находится, мы делаем кино для молодого зрителя.
Беседовала Екатерина Бересневич (АРМ)
