«Шторм – вот школа смирения, вот где ты увидишь,
что бессилен, остается только уповать на Господа Бога»
Ф. Конюхов
Доклад старшего механика омрачил настроение капитана и безоблачную погоду острова Оаху в Гавайском архипелаге.
- До выхода в море справитесь? – капитан озадаченно посмотрел на часы.
- Нет, все очень серьезно. Поршень третьего цилиндра правого главного двигателя капут. Расколот на молекулы, и еще неясно, что с турбиной, возможно, осколки зацепили.
- Сколько потребуется времени на ремонт?
- Понятия не имею, - пожал плечами стармех. - Зависит от многих факторов, и хорошо, если стенки цилиндра не задрало.
- Мы не можем задерживаться в Гонолулу, в Токио нас ждет посол, и с одним двигателем мы просто не успеем вовремя, - капитан взглянул на предварительную прокладку. Расстояние даже по прямой в 3400 морских миль впечатляло, а учитывая маршрут, где с определенной вероятностью можно встретить благоприятные ветры и течения, приближалось к 4000.
Капитан задумался. На кону были серьезные мероприятия в Токио, где «Крузенштерн» должны были встречать высокие правительственные гости.
- Так, решение принято, мы выходим с одним двигателем, а ремонт второго будем производить на ходу! Пригласите ко мне 2-го механика! - капитан еще раз внимательно взглянул на план рейса с малоуспокаивающими цифрами.
Доклад 2-го механика подтвердил худшее, но были и хорошие новости, на борту оказался запасной поршень, который долго не могли найти. Однако ремонт предполагался нешуточный - работы с тяжелыми механизмами, к тому же в условиях океанской качки.
- Слава богу, что хоть погода спокойная, тропическая, - подумал капитан.
2 часа до выхода.
- Судно к походу приготовить! К 15:00 главный двигатель в постоянную готовность!
- Олег Константинович! Разрешите войти? У нас проблемы с факсимильным приемником, похоже, что карт погоды не будет! – 2-ой помощник зашел в каюту капитана с докладом.
- Да ладно, разберемся как-нибудь. У нас проблема с двигателем, вот это действительно проблема, а информацию по погоде можно и с навтекса получить.
- Так навигационный телекс в океане не работает, если дальше 500 миль от берега!
- Иди, занимайся своим делом, не мешай работать! - капитан отправил 2-го помощника подышать воздухом.
- Баковым на бак, ютовым на ют! По местам стоять, со швартовых сниматься!
Тяжелый «Крузенштерн» в сопровождении буксиров плавно отвалил от пассажирского терминала Гонолулу, и через два часа по корме осталась узкая полоска берега, пушистое облако и пронизывающая его насквозь гора Каала, едва различимая в дымке удаляющегося острова. Впереди ждали бесконечные горизонты, мысли о доме и переменчивое настроение Великого Древнего Ктулху.
Плавная спокойная зыбь привычно покачивала судно, жаркий тропический день сменился приятной ночью, а на утро появилась стайка дельфинов, заигрывающих с солнечными бликами на глянцевой поверхности океана. И этот, и следующие четыре дня океанского плавания прошли под контролем богини удовольствия и веселья Волупии, которая, однако, подзабыла про механиков. Судомеханическая служба продолжала испытывать только часть Волупии, то есть «удовольствие» без веселья, отдавшись оному в машинном отделении наиболее приемлемым для моряков методом получения удовольствия - это когда круглое легче тащить, а квадратное катить. Причем находиться в этом состоянии предполагалось до полного восстановления поврежденного двигателя. Изможденные бессонными ночами лица осунулись и почернели от копоти и машинного масла, усталые руки висели плетьми, почти касаясь палубы.
К вечеру 4-го дня плавания некогда луноликий старший механик доложил уставшим лицом коренного жителя Зимбабве о завершении работ с главным двигателем. Капитан с восхищением пожал руку стармеху, но посоветовал все же умыться. Серьезный ремонт, который, в нормальных условиях производится на судоверфях и требует большого количества времени и хороших специалистов, был завершен силами экипажа с использованием подручных средств, слов о маме и морской смекалки.
И тогда еще никто не знал, как же это было вовремя.
Зыбь к вечеру слегка усилилась, но в этом не просматривалось ничего тревожного. Обычное океанское волнение в середине Тихого океана.
Алый закат раскрасил полоски стратосферных облаков в сказочные цвета.
Ветер почти со штилевого перешел на легкий бриз с левого галса.
- Парусный аврал, парусный аврал, парусный аврал! Пошел все наверх! Постановка парусов!
- Фок готов!
- 1-ый грот готов
- 2-ой грот готов!
Доклады боцманов сыпались градом, приподнятое настроение витало над палубой, поддерживаемое мускулистыми руками пары сотен молодых парней.
Красота закатного вечера и восторженная тропическая динамика заполняли все пространство корабля. Молчаливого безмолвия придерживался лишь один. Это был факсимильный приемник карт погоды.
- Обе машины в работу! - капитан, походя, отдал приказ вахтенному помощнику, продолжая наблюдать за авралом.
- На шкоты и фалы кливера, мидель кливера, фор-стень-стакселя, грот-стень-стакселя первого, второго гротов, апселя!
- Косые паруса поднять!
- На шкоты нижних марселей!
- Нижние марсели ставить!
- На шкоты и фалы верхних марселей, шкоты нижних брамселей, шкоты и фалы верхних брамселей, бом-брамселей!
- Прямые паруса ставить!
55 километров веревок скользили через разношкивные блоки, набивались на барабаны фаловых лебедок, свисали дождем вдоль вант-трапов и фордунов и укладывались умелыми руками на нагеля кофель-нагельных планок.
- На румбе?
- 275!
- Руль право десять, на курс 285 !
- Есть право десять, на курс 285!
- Отбой парусному авралу!
- На румбе 285!
- Так держать!
Спокойный ветерок с левого галса легонько кренил судно на правый борт. Громада парусов алыми отблесками перешептывалась с небом.
Тропический закат перешел в гражданские сумерки, это когда солнце находится под горизонтом от 0 до минус 6 градусов, и высветил Арктур и Сириус - первые звездочки на послезакатном небе.
Скрип рангоута успокаивал. Через час мириады появившихся звезд колючим светом захватили наполненные в бакштаг паруса, линия горизонта растворилась в небытии, и наступила тихая астрономическая ночь.
Оглушающий грохот от срывающихся со штатных мест коек, зафиксированных намертво рундуков и полок, увеличивающийся крен и удары молотообразных волн в левый борт выплеснули экипаж и курсантов из-под одеял и перемешали их с обломками каютной фурнитуры и оборудования. Сорванные с фундаментов умывальники и столы носились по каютам.
- Какого беса!?
В яркой вспышке молнии взгляд выхватывает время на чудом сохранившихся на переборке судовых часах. 3 часа ночи.
Одновременно с ударом в борт звучит судовой сигнал громкого боя, и следом - объявление тревоги.
- Парусный аврал, парусный аврал, парусный аврал! Пошел все наверх!
Наверху безумие. Ветер даже не свистит и не шумит и даже не ревет. Если можно как-то представить зарождение вселенной в момент Большого взрыва, то это оно. Вопли триллиона чудовищ, пасти которых разрывают триллионы Самсонов.
На палубу сотнями сыплются обломки от блоков, шкивов, талрепов и прочих остатков некогда неубиваемо надежных снастей стоячего и бегучего такелажа. Паруса разодраны в клочья. Охрипшие боцмана мачт пытаются спасти остатки косых парусов, отдавая команды жестами. Слова тонут в пасти ураганного ветра. Молнии раздирают небо на части, рвут их, конкурируя с горизонтальным дождем и ветром. 2-ой радист пытается выйти на открытую палубу, чтобы перебежками добраться до радиорубки, но дверь наружного контура не поддается. Волны гуляют по палубе, как у себя дома, массой воды блокируют двери. 2-ой помощник хватает девушку за руку и, поймав секундное затишье, быстро перебегает с ней до радиорубки, в последний момент вталкивает радиста в дверь и через секунду попадает под тяжелый удар волны, но устояв на ногах бросается к центральной надстройке на мостик. Сушиться нет смысла, да и негде. Весь комсостав судна во главе с капитаном спускаются, если можно назвать скатывание по трапу разгоряченных тел командиров спуском, в штурманскую, где пока еще сухо.
В радиорубке, в кормовой надстройке, где больше всего качает, нескучно. 2-ой радист, уклоняясь от летающего оборудования, пытается организовать прямую связь с «Радио России», где ожидают ежедневной прямой трансляции от ведущего радиопередачи, который находится на борту. Упираясь всеми точками, чтобы не сопровождать летающие предметы по рубке, ведущий выходит на связь и заявляет на всю страну что-то навроде того, что это его последний репортаж, за бортом жестокий шторм, и что мы все умрем. В общем, все максимально жизнеутверждающе.
Получившего волшебную оплеуху океанской волной в кормовую часть худенькой фигуры курсанта заносит в радиорубку - еще совсем мальчика с бледным лицом.
- Ты что здесь делаешь? – девушка-радист с удивлением смотрит на парня.
- А можно радиограмму любимой девушке отправить?
- Время ты, конечно, выбрал не очень, - удивляется радист, - и я не уверена, что в такую погоду радиограмма улетит. Ну ладно, давай!
Дрожащими руками паренек протягивает пропитанный водой клочок бумажки со словами: «Не волнуйся, наверное, больше никогда не увидимся, люблю, адрес».
И это была последняя радиограмма, отправленная с «Крузенштерна». Связь с Большой Землей прервалась на 2 недели.
Получив радиограмму, любимая девушка нисколь не стала волноваться, а просто вошла в ступор. Выйдя, тут же позвонила родителям курсанта и дрожащим голосом зачитала жизнеутверждающий текст. Текст красиво совпал с радиопередачей о корабле, терпящем бедствие на противоположной стороне глобуса.
Родители тоже не стали волноваться и трясущимися нервами созвонились с остальными родителями, которые так же получили удовольствие от текста радиограммы и от прямого радиоэфира. Цепная реакция была запущена. Телефон судовладельца-ректора Академии раскалился от звонков. Но ни одна служба не могла дать вразумительного ответа. «Крузенштерн» был потерян и на связь не выходил. О спасательной операции не могло быть и речи. Во-первых, никто не знал местонахождение терпящего бедствие судна, а во-вторых, добраться до середины Тихого океана не способен ни один вертолет береговой охраны. Надежд на корабли в зоне урагана не было по причине их собственного бедственного положения, если они вообще там были.
Две недели ректор не выходил из своего кабинета. Несколько возбужденные родители курсантов устроили пикет у входа с целью получить хоть какую-то информацию о корабле.
На руле четыре курсанта и старший матрос рулевой. Волна бьет в борт, перехлестывает, накрывает штурвал и всех, кто на руле. Четверо с трудом удерживаются, один, захваченный волной, летит через всю палубу на правый борт, чудом запутывается у планширя в снастях бегучего такелажа и остается какое-то время лежать обездвиженным. Моряки помогают подняться. Парень, сопротивляясь крену и ветру, с трудом добирается до штурвала. Все получают страховочные пояса с карабинами и пристегиваются к обухам рулевой колонки (страховочный трос пояса выдерживает рывок до 700 килограммов и должен уберечь рулевых от смыва за борт).
Вовремя вспомнилась история, когда во время жестокого шторма при прохождении пролива Дрейка в 30-х годах на «Крузенштерне» волна захватила матроса с полубака в носовой части судна, а другая волна забросила относительно живое тело на корму. Моряку тогда здорово повезло, если это вообще можно считать везением, а не божьим провидением. Однако, почему-то эта жизнеутверждающая история не сильно успокоила курсантов.
Ураган, который и так уже превзошел все представления о безумстве, продолжает усиливаться. К ударам жестких волн добавилось океанское хаотичное волнение. «Крузенштерн» совершает орбитальные движения, достигая в бортовой качке критических углов крена в 45-50 градусов на оба борта. 64-метровые мачты описывают стремительные дуги, разрезая клотиками испещренное исполинскими молниями тяжелое ночное небо. Корабль стонет, превозмогая непосильные испытания. Разорванные в клочья паруса треплют такелаж, заставляют дрожать 50-ти тонный рангоут.
- Нужны добровольцы для подъёма на мачту и укатки остатков парусов, иначе мачты не выдержат такой нагрузки! Приказать не могу, знаю, что это непросто, - капитан внимательно и жестко пронзил взглядом каждого члена экипажа и курсанта. 19-ти летние мальчишки больше не казались детьми. В их мгновенно возмужавших лицах отражалось то, что можно было увидеть в лицах людей, принимающих свой последний бой.
Добровольцами оказались все.
Было выбрано 100 человек. Это были физически самые крепкие и выносливые парни из офицеров, палубной команды и курсантов.
Устоять под напором ураганного ветра на открытой палубе требует определенного мастерства и сноровки, но подняться на 64-ти метровые мачты (а это 25-этажный дом) ночью по вертикальным вант-трапам без страховки во время подъёма, да еще и во время стремительной качки, когда топы мачт описывают стометровые дуги, а ветер, горизонтальный дождь и молнии рвут пространство на части - это из разряда «миссия невыполнима». Однако это нужно выполнить. Цепляясь всеми конечностями и помогая удержаться на скользких веревочных вантах даже зубами, вгрызаясь в каждый метр вертикали, команда добиралась до бейфутов (поворотных механизмов, которыми крепятся реи к мачтам), где предстояло сделать шаг в бездну, то есть перешагнуть с вант на перты (веревки, которые закреплены вдоль реев от центра до ноков). Это сделать непросто даже в штилевую солнечную погоду, а провести такую операцию в условиях урагана ночью! Мало шагнуть на перты, нужно, цепляясь руками за леера реев, пройти по выскальзывающим из-под ног веревкам до ноков и попытаться утихомирить разъярённые остатки парусов, которые вместе с тяжелыми блоками и хлесткими шкотами, горденями и гитовыми стремятся посрезать головы всем, кто пытается их спасти.
Через полтора часа битвы с парусами ситуацию удалось удержать под контролем. Сбитые руки, оторванные ногти и поцарапанные лица были наградой за спасение рангоута.
Наступивший рассвет не принес добрых вестей. Теперь можно было воочию увидеть величие океанских монстров. Валы высотой до 23 метров неумолимо и тяжело шли навстречу кораблю и казалось, что такого безумия быть не может, что это сон и как-то хочется поскорее проснуться. В этот момент приходит понимание, что больше от тебя ничего не зависит. Все по воле Его. Животный страх проходит через пару минут, как будто бы душа договорилась с Небесами. Чему быть, того не миновать. Нужно делать свое дело, и делать его максимально профессионально. Страха больше нет, просто благодарность корабелам, построившим такой надежный корабль, который, несмотря на свой 70-ти летний возраст, не рассыпался на заклепки после первой же волны. Возникает, какой-то нечеловеческий азарт выжить, и неожиданно все это безумие начинает нравиться, как будто бросаешь вызов ее величеству непреодолимой силе. Монстроподобные валы накатывают с бушприта, а перед каждой волной возникает глубокий каньон, перед которым 114-метровый парусник кажется щепкой. Судно становится почти вертикально вниз с критическим углом дифферента на нос. Чтобы увидеть гребень волны, нужно задрать голову вверх, и это при том, что находишься в самой верхней части надстройки «Крузенштерна», на ходовом мостике.
Оба главных двигателя в работе на полный вперед. Задача одна - используя штормовую диаграмму, попытаться удержать судно носом на волну и на ветер. Тем не менее, неистовый ураган тащит парусник назад с приличной скоростью до 3-х узлов, учитывая, что судно при таких оборотах двигателей должно идти на чистой воде 11 узлов вперед. Если судно поставит лагом к волне, то оно опрокинется, и времени на это уйдет немного, всего лишь 6 секунд или полупериод бортовых колебаний. За это время невозможно спустить ни шлюпки, ни плоты, да и некому будет в такую погоду. Всех посечет рангоутом и такелажем. Недаром на британский флот набирали моряков, которые не умели плавать. Мучений было меньше перед гибелью.
Форштевень врезается в ложбину волны, бушприт полностью зарывается в пену, оголенные винты на корме ускоряют вращение, не встречая сопротивление воды, и бешеная вибрация от гребных валов с каждой волной все больше и больше разбивает дейдвудные подшипники. Вода поступает в машинное отделение, и стационарные насосы работают на полную мощность в попытке избежать затопления машинного отсека.
Ложбина проходит под корпусом, надвигающаяся волна задирает бушприт, и судно становится вертикально носом вверх, как будто из фильма о торпедированном корабле. Корма начинает уходить под воду. Ощущение на мостике такое, будто стоишь на крыше небоскреба и смотришь вертикально вниз на воду с высоты в 70 метров. Спустя несколько секунд корма всплывает, и судно на пару секунд принимает горизонтальное положение. Облегченный вздох на мостике. Все же молодцы кораблестроители, клепки корпуса не разлетелись, и обшивка не разверзлась под чудовищным давлением волны.
Ветер продолжает неистовствовать - режет лица, руки, срывает пену с гребней волн, которая абразивом проносится по кораблю, не щадя даже краску на фок мачте и леерах. Дышать трудно. Офицеры на открытом мостике пытаются защитить открытые части тела от соленых струй, но получается слабо. Кожа на лицах и руках сбита в кровь.
Очередная мощная волна пролетает через корабль, бьет рулевых, с треском рвется страховочный линь на поясе. Курсанта почти выбрасывает за борт. Ловят в последний момент. На животе и спине сплошные кровоподтеки с синевой от резкого рывка линя. Вроде жить будет, но неясно, что с пережатыми от ремня органами.
Смена курсантов на руле каждые 20 минут, а не 4 часа, как в обычных условиях плавания. Больше выдержать трудно. Команды право, лево на борт становятся нормой жизни, и проходят каждые 30 секунд. Работа рулевых в таких условиях соизмерима с работой штангиста, который поднимает снаряд непрерывно в течение 20 минут, да еще в условиях повышенной сложности и опасности.
И все это продолжалось 2-е суток. На третьи сутки океан слегка успокоился, и высота волны уменьшилась до 8 метров. После пережитых событий такое состояние океана показалось штилем.
Курсанты вышли на полубак, и сыграли в игру «море волнуется раз…». После фразы «море волнуется три, в фигуре идиота замри» играющие замирают, волна перехлестывает через бушприт, сбивает всех с ног, после чего двое отправляются в госпиталь, а остальные на камбуз отрабатывать наряды вне очереди, как победители в конкурсе фигур идиотов, которых поднявшийся на мостик капитан самым гневным образом поощрил за идиотизм.
Спустя 2 недели «Крузенштерн» достиг берегов страны восходящего солнца. Первое сообщение о том, что экипаж и курсанты живы и благополучно добрались до Японии, было передано через агента по УКВ-радиостанции на подходах к порту.
Не для всех родителей курсантов двухнедельное отсутствие связи с кораблем прошло бесследно.
Через неделю «Крузенштерн» ошвартовался на 33 причале порта Владивосток. Восемь опытных моряков подали рапорта на списание. Аргументировали, что так в море может повезти только один раз в жизни, больше такого шанса не будет. Посчитали, что не стоит теребить бога за бороду, и пора перейти к спокойной береговой жизни. На вопрос журналистов, как выглядел Ктулху, недоуменно пожали плечами и молча отправились праздновать свое спасение от морской службы в ближайшую мастерскую по производству алкоголя, а заодно и узнать кто такой этот Ктулху.
В этом плавании на борту находился знаменитый художник-маринист Андрей Красильщиков. По окончании рейса он написал картину про «Крузенштерн» во время урагана. Парусник на картине выглядел маленькой букашкой в окружении апокалиптических волн. Даже мельком взглянув на картину можно было оценить ураган минимум в 164 балла из 12 возможных.
- Но я так видел!!!
Кто ж будет с художником спорить…
