Перестройка в Латвии, или третья Атмода (Пробуждение), воспринималась латышской частью населения прежде всего как восстановление исторической и национальной справедливости. После того, как Маврик Вульфсон с высокой трибуны открыто заявил, что события 1940 года есть не что иное, как начало советской оккупации, эта мысль всё глубже стала проникать в массовое сознание латышей, становясь непреложным историческим фактом. Всё чаще приходилось слышать в СМИ, да и просто в улично–транспортной среде
разговоры про мигрантов–оккупантов, которые заполонили латвийскую землю, нередко звучала фраза: «Мы кормим весь Союз!». На митингах я неоднократно наблюдал плакаты, на которых Латвия изображалась в образе дойной коровы с раздутым выменем, из которой выкачивает все финансовые и материальные ресурсы жадная, вечно голодная и нищая Россия…
В сознание людей закладывалась информация о засилье мигрантов, как правило, бескультурных и малограмотных, в поисках сладкой жизни понаехавших в Латвию. По милости этих «перекати поле» под угрозой
оказался латышский язык и само существование латышского народа и его культуры! Мигранты используются коммунистической властью для того, чтобы созданные в республике материальные ценности переправлять в имперскую
Россию. Невозможно вести нормальный диалог с этими низкими, бессовестными людьми!
На латвийском телевидении тогда без конца демонстрировали мультипликационный фильм «Добро пожаловать!» (1986), в котором простодушный лось приютил на своих рогах многочисленную компанию всякой нахальной живности. Вначале он соглашается подвезти на себе колорадского
жука, затем к тому присоединяются паук, птицы, семейство белок, рысь и даже медведь! Гости вольготно устраиваются и забывают о том, что рога эти им не принадлежат. Когда же лось хочет переправиться на другой берег реки, нахрапистые квартиранты не дозволяют ему сделать это… Они сообщают, что никогда его не покинут. И тут вдруг у лося сваливаются рога — пришло время их сбросить. Попадавшие на землю, ошарашенные «гости» смотрят вслед лосю,
который спокойно уходит восвояси… Такая вот наглядная аллюзия на сложившуюся в Латвии ситуацию.
Как известно, публичные интеллектуалы — архитекторы общественной мысли, нации, государства. Они сыграли немалую роль в истории Латвии, став нравственной опорой Атмоды в конце 80–х — начале 90–х годов. Трудно переоценить их значение и в наши дни. Не так давно доктор коммуникационных наук Ольга Процевская провела специальное научное исследование, посвящённое деятельности публичных интеллектуалов в эпоху Песенной революции. В 2015 г. в своём интервью Латвийскому радио О.Процевская отметила: «Доминирующей линией риторики публичных интеллектуалов в эпоху Перестройки и Атмоды в Латвии стало употребление обесчеловечивающих метафор, делящих жителей страны на „своих“ и „чужих“. Последствия подобной смысловой парадигмы проявляются и в сегодняшней расколотости общества».
Доктор О.Процевская утверждает:
«Самая популярная из метафор — определение Латвии как закрытого пространства, а именно — дома, который имеет свой микроклимат, хозяев и гостей. Микроклимат этого дома нарушен гостями, которые возомнили себя хозяевами».
Вторым по популярности зримым образом стала интерпретация миграции как ужасного потопа. Процевская говорит: «Это популярная модель в консервативных кругах почти всех времён и народов — восприятие мигрантов как разрушительной стихии или даже насекомых. Это дегуманизирующие метафоры, которые, бывает, приводят к страшным последствиям. До какого–то истребления в данном случае не дошло, но метафорическая картина по высказываниям интеллектуалов складывается в идею, что у нас был свой дом, потом на него напали чужаки, всё испортили, лишили нас покоя и отравили климат. И единственный способ восстановить это пространство и сделать его приятным для обитания — построить правила, при которых хозяин остаётся хозяином, а гость — гостем, зная своё место. При этом хозяин позволяет гостю жить, но лишь до тех пор, пока гость не начинает претендовать на равноправие или ставить под сомнение решения хозяина».
Помню, как в газете «Rīgas Balss» мне тогда попался на глаза текст, впечатавшийся в память навсегда: «Чужаки ворвались в наш дом, выпили кофе, который дымился в изящных порцелановых чашечках на столе и, не снимая сапог, завалились в наши постели, чтобы плодить себе подобных…» Без комментариев…
По мере развития Песенной революции отношения с нашими латышскими соседями по коммунальной квартире, где я жил, становились всё суше и холоднее. Одна из соседок вообще перестала отвечать на вежливый: «Labdien!».
С ледяным лицом проходя по коридору мимо меня, она надменно поджимала губы, и с брезгливым видом демонстративно отмахивалась ладошкой, давая понять, что мой телесный смрад ей просто непереносим… Муж этой достойной
женщины, Янис, здороваться со мною, однако, продолжал, но делал это тихо, и при этом опасливо косился на комнатную дверь, за которой поджидала его суровая супруга.
Однажды, выходя после уроков из родной 17–й школы, я обнаружил на улице двух отчаянно рыдающих девчушек из начальных классов. На вопрос, что стряслось, они, всхлипывая, поведали следующее: «Мы… мы стояли, а к нам… к нам подошла какая–то тётя и сказала, что мы русские свиньи… и что мы пьём кровь латышского народа… а мы ничего не пьём… мы — хороошииеее!!!»
Что я мог сказать этим двум горюющим малышам, не понимающим по своему малолетству, в чём и перед кем они, собственно, провинились… Обнял их, чмокнул в зарёванные щёчки: «Ах вы милые мои, родные поросятки! Ну, конечно, вы очень–очень хорошие! И забудьте, пожалуйста, те глупости, что сказала вам эта вздорная тётя…» Заулыбались девчонки, слёзки у них просохли, и побежали себе домой.
Долго глядел я им вслед, а на сердце было сумрачно…
Мой друг, журналист Валерий Мошев с горечью рассказывал мне про магнитофонную кассету, переданную ему одним из омоновцев, охранявших встречу тогда ещё опального Б.Ельцина с А.Горбуновым – бывшим секретарем ЦК КПЛ по идеологии, позднее ставшим Председателем Верховного Совета Латвии. Вот, что было записано на ней: «Пьяный голос Ельцина выделялся на фоне голосов его собеседников какой-то животной и безрассудной силой. Бархатный, хорошо поставленный голос Горбунова, уже ставшего из русского латышом и ”Горбуновсом”, с нарочитым акцентом спрашивал подпитого бывшего секретаря МГК КПСС о главном…
– Борис Николаевич, а что же мы с русскими будем делать? Ведь у нас русских – полреспублики живет! Как в таких условиях строить национальное государство?
– А гоните вы прочь это быдло! – взревел Ельцин в ответ».
Не все в Латвии тогда безоговорочно поддержали деятельность Народного фронта. В Риге 8 января 1989 года состоялся Учредительный съезд Латвийского интернационального фронта трудящихся. В дальнейшем, руководящий
центр этой новой общественной организации — Республиканский совет Интерфронта — размещался на 4—5 этажах дома на ул.Смилшу, 12…
В то время русскоязычное население в основном трудилось в промышленном производстве, на транспорте, в строительстве. Традиционно латышскими являлись управление, распределение ресурсов, культура, СМИ, сфера обслуживания и сельское хозяйство.
Народный фронт Латвии повёл деятельную работу по дискредитации Интерфронта, немедленно объявленного врагом латышского народа. Велась атака с опорой на средства массовой информации, контроль над которыми
НФЛ к тому времени уже осуществлял почти полностью.
Тема эта освещалась на многочисленных митингах и пикетах. Усилиями латышских публичных интеллектуалов появление Интерфронта представлялось как шаг к конфронтации, к насилию, как возврат к ненавистному коммунистическому прошлому, к сталинским репрессиям…
Интердвижение противопоставлялось светлой национальной идее коренной нации, олицетворяющей борьбу за свободу и независимость.
В медийном пространстве Балтии, контролируемом сторонниками народных фронтов, интерфронтовцев представляли как «пятую колонну» Москвы, основной задачей которых являлось сохранение советской власти в традициях великорусского имперского шовинизма.
Между тем, латвийская Песенная революция успешно двигалась вперёд. Прогрессивная общественность в Москве, Ленинграде, других крупных городах СССР регулярно проводила в поддержку балтийских республик многолюдные митинги и демонстрации, во время которых активисты собирали подписи в знак солидарности со свободолюбивыми прибалтами.
«История Латвии» (Рига, 2010. С.203): «Заметную радикализацию общества и поддержку идеи независимости по–своему доказала проведённая 23 августа акция „Балтийский путь“. Она была приурочена к 50–летию злополучного пакта Молотова–Риббентропа и напомнила мировому сообществу о трагической судьбе стран Балтии».
В тот день тысячи людей в Эстонии, Латвии и Литве, взявшись за руки, образовали живую цепь от Таллинна через Ригу до Вильнюса.
27 февраля 1990 года во время торжественной церемонии, проходившей у здания ВС ЛССР, академик Я.Страдыньш поднял красно–бело–красный флаг. Такие же флаги подняли над зданиями Совета министров и Рижского городского совета.
Важной вехой на пути к свободе и независимости стали выборы в Верховный совет Латвийской ССР, проводившиеся 18 марта 1990 года.
Разумеется, голос каждого избирателя был ценен и важен. Это понимали все. Вот что говорилось в широко распространяемых листовках НФЛ, напечатанных весной 1990 года и обращённых к русскоговорящей части населения Латвии:
«Наступила пора осмыслить то, что эта земля — наша Родина на веки вечные, что независимая Латвия будет страной, считающей первичными обязанности государства перед своим населением. Мы не намерены в этом независимом государстве отделять латышей от представителей других народов. Все будут иметь равные права. И не будет разных правд — правда будет одна. Решать будем сообща…»
«Народный фронт Латвии поддерживает право национальных меньшинств на получение всестороннего образования на своём родном языке, а также способствует созданию и развитию национальных школ в Латвии».
Вот цитата из заявления Думы НФЛ от 4 марта 1990 года:
«Народный фронт Латвии выступает против любых попыток выдвижения национальности в качестве критерия при установлении права на собственность, распределении доходов, определении прав занятия руководящих постови в других сферах. Народный фронт Латвии считает, что одновременно с восстановлением независимости необходимо проводить уравновешенную политику по отношению к СССР с тем, чтобы сохранить взаимно выгодные экономические и прочие связи».
Тогда на митингах и во время публичных выступлений активистов Народного фронта нередко звучало: «Русские братья, Латвия — наш общий дом!», или: «Все мы в одной лодке! Мы вместе сражаемся за вашу и нашу свободу». Много тогда говорилось красивых и правильных слов…
Помню, как–то по радио выступали представители латышской демократической общественности с обращением к русскоязычным. Запомнилось, что уговаривали они нас не внимать провокаторам с обеих сторон. Убеждали, что
дескать, сейчас народ возбуждён, и национал–радикалы по горячности позволяют себе лишнее. Но это всё пройдёт, стихнет по мере установления в независимой, свободной от советского тоталитаризма Латвии подлинно демократического толерантного общества, всё, безусловно, успокоится
и наладится… Латышский народ, восстановив утраченную независимость, построит государство, в котором будут соблюдаться права всех нацменьшинств, право на свой язык, на культуру, на образование на родном языке. Все радикальные порывы со временем утихнут, исчезнув без следа…
Да, Народный фронт отстаивает государственный суверенитет будущей свободой Латвии, но абсолютным бредом являются слова интерфронтовских провокаторов, нагло утверждающих, что это приведёт к полному разрыву экономических, культурных и родственных связей с дружественной нам демократической Россией.
«Посмотрите на Европу, — с ироничным смехом говорили нам, — на дворе конец XX века, все страны и народы объединяются. Границы условны и прозрачны, их безвизовое пересечение есть пустая формальность. Нелепо предполагать, что в случае восстановления независимости стран Балтии в отношениях с Россией будет как–то иначе! Не верьте подлым сталинистам–провокаторам, никаких сложностей и ограничений при пересечении границ не будет, ведь это так очевидно!»
Много ещё чего говорилось хорошего и правильного, во что так хотелось верить…
Улица Леона Паэгле, на которой я тогда проживал, выходила прямо в парк Кронвальда. Из больших окон моей комнаты был виден Дом политпросвещения, у которого постоянно проводились различные пикеты и митинги.
Тексты выступлений через динамики, как по трубе, звучно разносились по нашей улице, так что я мог участвовать в политических процессах, не сходя с любимого дивана.
Бывало, лежишь себе так комфортно и греешь уши разнообразными яркими речами…
Александр Гапоненко пишет: «Помню, как А.Горбунов добивался поддержки народных масс перед выборами в Верховный совет Латвийской ССР. Он обрядился в костюм курземского крестьянина конца XIX века, состоявший из белой рубахи, чёрных брюк, серого длиннополого сюртука и сапог.
На голову надел шляпу–канотье…<…> сел на запряжённую двумя лошадьми телегу и в таком виде разъезжал по центральным улицам Риги. Латышам–избирателям приём с переодеванием в народный костюм очень понравился,
они распевали народные песни и бросали в телегу кандидата в депутаты цветы. Анатолий Валерианович светился от радости от такой искренней народной любви.
Я представил себя на месте А.Горбунова, мобилизующим русских избирателей на выборах. Сижу в телеге, запряжённой тройкой лошадей, на мне красная рубаха–косоворотка, синие галифе и сапоги дудочкой. На голове шестиугольный картуз, а из–под него выбивается непослушный чуб. В руках гармошка, на которой я играю и пою частушки…»
На состоявшихся 18 марта выборах Народный фронт получил более 2/3 голосов избирателей (131 мандат из 201) и фактически взял на себя политическую власть в Латвии. Анатолия Горбунова повторно избрали главой Верховного Совета. Председателем Совета министров стал Ивар Годманис.
6 апреля 1990 года произошёл раскол Коммунистической партии Латвии, в результате которого выделилась Латвийская независимая компартия, позднее она была переименована в Латвийскую демократическую рабочую партию. Коммунистическая партия Латвии (рук. Альфред Рубикс) в результате этого раскола существенно уменьшила своё влияние на положение дел в республике, особенно в сельских районах. Потерпев поражение на выборах, она перестала быть правящей, превратившись в оппозиционную партию.
4 мая 1990 года новоизбранным Верховным советом ЛССР была принята Декларация о восстановлении суверенитета Латвийской республики.
ЗА проголосовало 138 депутатов, один воздержался…
15 мая на Домской площади прошёл совместный митинг Интерфронта и Объединённого совета трудовых коллективов, посвящённый протесту против принятия Верховным Советом декларации о независимости Латвии. Резолюцию
митинга собирались вручить непосредственно Анатолию Горбунову. Участники митинга, среди которых находилось немало офицеров и курсантов двух рижских военных училищ, двинулись к зданию парламента. В этот момент, во исполнение полученного приказа, в действие вступил взвод Рижского ОМОНа, дубинками и щитами отсекая первые ряды интерфронтовцев от входа в здание и затем разгоняя и рассеивая толпу…
В те дни омоновцами, самоотверженно отстоявшими Верховный Совет от «погромщиков–интерфронтовцев», восторгалась вся латышская пресса, их доблесть, как защитников независимости, превозносилась на радио и ТВ…
Летом 1990 года в Латвии сложилось фактическое двоевластие: с одной стороны, республика оставалась составной частью единого государства — СССР, в котором действовали общие законы и порядки. С другой стороны — Народный фронт Латвии сформировал правительство, которое начало проводить политику, определяемую приоритетностью республиканских законов перед союзными.
Руководителями министерств и ведомств назначались люди, на практике осуществлявшие политику отделения от СССР. Устанавливались границы, появились таможенные посты. Прерывались межрегиональные экономические
связи. Среди руководителей промышленных предприятий, как и во всём обществе, происходили идейные разногласия, политика существенным образом вмешивалась в экономические взаимоотношения. Союзные органы никак
не реагировали на эти процессы. Свою поддержку стремлениям Балтийских республик к обретению независимости прямо выражал председатель Верховного Совета РСФСР Борис Ельцин.
В республике действовали две прокуратуры: прежняя, советская, образованная в соответствии с Конституцией СССР, и прокуратура Латвийской республики, сформированная новым Советом Министров. После назначения нового министра внутренних дел Алоиза Вазниса разделилась и милиция. В этих условиях Рижский ОМОН заявил о том, что отряд подчиняется исключительно законам Советского Союза.
«История Латвии» (Рига, 2010. С.209): «В милиции произошёл окончательный раскол. Часть стражей порядка готова была служить Латвийской республике, остальные поддерживали противников независимости. Враждебным новой власти вооружённым подразделением оказался ОМОН — отряд милиции особого назначения. Комитет государственной безопасности Латвийской ССР и его глава, генерал Эдмунд Йохансон, в процессе восстановления Латвией независимости занял сравнительно благоприятную позицию. Йохансон даже вошёл в состав правительства И.Годманиса».
По просьбе первого секретаря ЦК Компартии Латвии А.П.Рубикса рижский ОМОН переподчинили 42–й Вильнюсской дивизии внутренних войск МВД СССР, что во многом изменило статус омоновцев. Кроме табельных пистолетов Макарова, бойцам на постоянное ношение выдали автоматы, гранаты, а отряду придали два новых БТР.
На всю жизнь запомнил я золотую осень 1990 года, когда вместе со своими учениками убирал граблями опавшую листву на берегу городского канала у Бастионной горки…
В то время было принято в рамках трудового воспитания выделять школьников в помощь по приведению в порядок городских парков. Собирая листья в кучи под деревьями, мог ли представить, что всего лишь через несколько месяцев на этом самом месте прольётся человеческая кровь…
Продолжение следует